Форум литературного общества Fabulae

# 324 из цикла :  «1276 наивных историй о любви и счастье»

По уверению ныне все еще живущего классика  счастье современной женщины составляется из возможности достижения желаемого без большой затруднительности.  Внимательно присмотревшись к кулинарной рецептуре, можно найти весьма точное описание процесса получения счастья :  «Возьмите крупный корень жизни....» - где  эпитет «крупный» явственно указывает на  значимость-таки размера , вопреки стыдливо-ханжеским уверениям в  обратном, а под корнем жизни  вряд ли кто из читательниц в действительности подразумевает женьшень.

Хорошо известный и горячо любимый миллионами зрительниц  Вячеслав Тихонов в роли Штирлица оказался вопреки полному  отсутствию актерского мастерства и таланта и благодаря нежным чувствам к нему тогдашнего министра  культуры Екатерины Фурцевой. Как поговаривают.

Юлиану Семенову пришлось специально переписывать сценарий , что ленте пошло только  на  пользу. Тонкими швейцарскими маникюрными ножничками Татьяна  Лиознова самолично при монтаже удаляла  эпизоды с репликами Тихонова. Немногословный ариец смотрелся  бы  куда  выигрышнее вовсе  без реплик, но образ советского разведчика требовал  политически обоснованного раскрытия  образа и поэтому  все диалоги Штирлица более  всего напоминают  политинформацию среди алтайских животноводов.

Как ни странно , но  фильм даже  с Тихоновым и во многом  благодаря  Тихонову получился  хорошим. Это лишний  раз  подтверждает высокий  профессионализм и чувство вкуса Е.Фурцевой - при плохих министрах культуры хорошие фильмы снимать как-то не принято.

Кондитер буфета при пункте питания ЦК  Илона Владиславовна Фрейнгер  создавала шедевры.  Из карамели, пастилы, патоки , помады - из всего того , что составляет огромную сладкую мечту каждого из нас  в  детстве и большинства  из нас  в  куда более зрелом возрасте.

Заказанный  по случаю визита венгерской делегации набор утвердился на журнальном столике в  приемной , куда спустя  незначительное время  впустили и Тихонова . Верная принципам  современной  деловой  женщины  благородная  Фурцева  никак  не могла  отказать в милости  своему любимцу, пусть и бывшему.

Сказать , что Тихонов  боялся  Фурцевой - это сказать меньше  малого. Он трепетал ее. И нервически расхаживая по приемной  хватал все что попадалось под руку в  поисках опоры. Пришла  очередь набора. Облизав  неожиданно ставшие липкими  пальцы. актер совершенно  автоматически отщипнул кусочек , затем  еще  и  еще.

После дюжины  щипков В.Тихонов  очнулся и  в  ужасе принялся  рассматривать  результат непреднамеренного-таки , но умышленного  деяния  своих рук. Хуже этого могла  стать  только  беременность  Фурцевой;  Но   мы-то люди взрослые  и понимаем :  естественная  импрегнация и мануальная  - вещи различные, прежде  всего по технике  исполнения.

Бежать было поздно  и некуда .
Описать достоверно пережитое  потрясение можно только гипотетически, но лучше этого не делать , что  бы  приберечь чувства читателя для моментов  более  эротических, которых к  сожалению в  этой истории  более  не предвидится.

Однако, вышедшая  в  приемную министр выразила  , пусть официально, но вполне искреннюю радость визитеру  и презентовала  тот самый  роскошный  , но  визитером  же  траченый  набор.

Тихонов принял его со скорбным выражением  лица  , которое как  и все  уверенные в  себе  женщины Екатерина Фурцева  отнесла  на счет м-м-м  тоски ? печали? романтической  грусти? В общем  трактовала исключительно по собственному  усмотрению и в  выгодном  для  себя  свете. Ласково  потрепала  Штирлица  по  щеке  и удалилась.

Именно  с  тех самых пор В. Тихонов  к  сладкому относился со  сдержанным  отвращением и чай  в  гостях не пил потому  что  тот  как правило подавали  ему  с сахаром.

Имел хождение даже анекдотический цикл про Штирлица. В КГБ существовал специальный «отдел по работе  с  естественной  информацией» при Первом Главном Управлении, контролировавший и организовывавший производство , распространение и изъятие устных материалов (слухов, сплетен, анекдотов).

Приведенный  ниже  анекдот был  выпущен в 1973 (сразу по выходу т/ф), положил начало всему циклу  анекдотов  про Штирлица  и  был изъят как  идеологически неоправданный в 1977 , после  чего забыт буквально в  день изъятия. Сейчас конечно  его можно рассказывать без  особой  опаски, но лучше с  оглядкой. Те самые рыцари серых шинелей  все еще живы, вдруг попадется  какой  бдительный ? Начнет рассказывать про героическую молодость , мол времена  уже  не те - скучные  они  люди.

Штирлиц был на  грани  . Его не страшил провал , его страшила  Фурцева , из-за  которой  он не хотел возвращаться  на Родину. Вот почему  провала он и добивался всю свою нацистскую карьеру . Но немцы притворялись тупыми и мстительно издевались над Штирлицем , никак не желая предоставлять Советскому герою политическое убежище.

Как-то не в меру восторженная поклонница преподнесла Олегу Басилашвили в подарок нэцкэ старинной работы . Великий артист некоторое время внимательно рассматривал фигурку и затем сдержанно поблагодарив женщину , довольно небрежно засунул нэцкэ в карман. Оскорбленная почитательница воскликнула : Это копия любимого нэцкэ величайшего артиста Томисабуро Вакаямы! . Собравшийся было уходить О. Басилашвили , остановился , извлек нэцкэ и вежливо принялся повторно изучать миниатюрную скульптуру, по лицу его можно было угадать , что ни к нэцкэ , ни тем более к Томисабуро Вакаяме , о котором он , кстати , ничего не слышал доселе, никаких чувств актер не испытывает. Наконец , с видимым почтением все же определив злополучную фигурку в другой , нагрудный карман, артист со вкусом промолвил : Очень занятная вещица. Подумал и прибавил : высокохудожественно занятная вещица!

Нестихотворная  сказка # 5
Цикл "Мишаня и Машаня."

Жалейка.

За околицей, аккурат в  полуверсте  от  Мишаниной  пасеки , роща рябиновая. Вдоль дороги торной тянется  от переправы.

Как  рябина алым  нальется, приходит невесть откуда Емка немой с дудкой-жалейкой  и холщовой котомкой-торбой, через левое плечо. Котомку носит важно, как Пелагея, что через два двора от Машани, говорит : «по-енеральски».

Лет  ему сколь – не понять. Не  бос. В  поршнях изрядно ношеных, но справных. Портки мешковаты , да  в  заплатах на  верховом месте, однако же  шиты  из вытертой до бумазейной  мягкости  дерюжки и сносу  им не видать. Зенки  белы до  наивной  пронзительности,  лик – хоть икону с него  пиши,  но на человечьем языке слова молвить не знает. Лишь взмыкивает невнятно, за то Емкой и прозван.

Слышать – слышит  и вроде понятлив, на Емку  отзывается охотно. А коли  крикнешь : «Емка – дурак !» - не обижается, напротив улыбается  ртом  щербатым , мол  «Эва, каков шутник из тебя!»

Каженный  год  невесть откуда приходит и невесть  куда уходит по первому снегу. Издавна. Дед Осип  сказывал, что помнит как сам  мальцом  еще гвоздь  на глиняную свистульку  у  Емки выменивал.

Детвора Емку любит, за ним увивается, впрочем с  некоей опаской, ибо с  озорниками  тот на  затрещины  скор, но рука  не тяжелая  -  не увечит.

Нехитрые  игрушки мастерит, а  ребятня  ему  за то  кто  хлеба краюху, кто сала  кус, а  кто  яблоко и тем ему  пропитание  есть.  Ест  помногу , но  не жадно, а  как-то споро  да  ловко   и не  понять  куда в  такого-то  тощего  столько  снеди  входит.

Ночует  Емка в  хлевах со скотиной,  хозяева  же Емку  привечают, ибо повелось считать, что после того, коли порча  была какая  - сходит. Правда то , аль нет, однако  прошлый  год  у  Маланьи Емка  седьмицу в хлеву коротал и скотина по весне  в  поле вышла гладкая, да  глаза у  коров веселы, будто полыни нажрались, а молоко меж тем не горчит.

И потому  со двора  Емку  гнать – не гонит никто. А  к кому пойдет  на  это раз – про то  гадают  все лето  вечерами на  завалинке. Азарт и страсть. Прокопий об  заклад биться готов  , что селета к  Параскеве – горчичнице. Да  не в загад вышло, чему  Прокопий досадовал шибко , аж шапку  стоптал.

Емка  к рябой  Устинье  направился, Пелагея же, сама  чаявшая  Емку задучить и тем поправить дело – корова  у  ней одна, да молока  почитай и не  дает  почти, хоть  дебелая и отелая, а  детей  - прорва, в  расстройстве чувств, как  по воду пошла новое  ведро  к  срубу  и приложи, да  так  что то на клепки  рассыпься  -  урон  опять же. Оно, конечно, ведро  -  не шибкое  и разоренье, а  хошь  не хошь  Федьке-бочару  алтын  отдай.

Хозяйство же у  рябой  Устиньи небогатое, да вполне  справное и без Емки, ну да  в  крестьянском  хозяйстве рази ж  излишки на серебро меркой  меряют? Эва,  семеро по лавкам, а добытчиками да  кормильцами  старшие , двое , Петр да Игнат. Потому  Емкину явленью  вроде и рады,  признак  неплох, да лишний рот все одно  в  тягость.

А Емка – тот к  хозяйству не приставляем, знай  себе забавы  незатейливые мастерить, да вот на жалейке  играть. Ан  на  жалейке  как  заиграет нечто дикое , да непонятное  и тем печальное, что любая  баба  рядом оказавшись, вмиг  прослезится. А  веселых музык  Емка не играет. Все  бы ему душу рвать. И рвет ведь, подлец, иной раз и Осип, поблизости  случившись, уж на  что  дедок сугубо вредный, а  и  то   стоит, понимаешь,  и вдаль  куда-то  смотрит глазами поблекшими, но спохватится  тотчас  и  заспешит себе прочь, по делам неотложным, якобы.

Среди детворы всякий  раз избираем Емкою  один, коему  подает  Емка  знак  особого внимания своего и делает  счастливым.

Сей раз  Лизанька ,меньшая  Устиньина, семи  лет от  роду, да  такая же рябая, белобрысая настолько, что ни  бровей  не ресниц  не видать – кошмар  , не девка. И  оттого ль, что на Устинью ликом похожа , аль по какой другой  причине, но с Лизанькой домашние ласковы не шибко. С Устиньей-то не забалуешь –вмиг  окорот утворит, да зато на Лизаньке  неудачу выместить – сие  как бы и не зазорно. Изводить – изводят, но  не очень зло, все  ж своя, ан  слова  доброго  никто  не скажет и  приголубить  некому  выходит. Не  любят Лизаньку.

А Емка Лизаньку отмечает среди прочих, но  как-то заметно  то одной  лишь Лизаньке, иначе из зависти  непременно бы  пакость  какую аль каверзу учинили. А  так знаки внимания  деликатны, но хорошо вдруг делается Лизаньке от взгляда Емкиного, да ладонь  у  Емки теплая  и мягкая,  не  побрезговал , приласкал- погладил  по головенке. Счастлива Лизанька, до слез горючих ей  сладко сделалось.

Убежала Лизанька, заплакала горько, но  слеза – утешение. А  тут  жалейка, да жалостливо так. Ах, светло  стало.

Дудка-жалейка  у  Емки  на  вид стара  и  вытерта-отполирована пальцами у дырочек  до светло-соломенного,  вид простецкий , а  у  створа  мундштука – скол маленький. Во все глаза на жалейку  Лизанька – рассматривает.

Поутру  выбегает во двор : снег лежит и  след со  двора  прочь – ушел  Емка.

Верит Лизанька :  на будущий год непременно придет…на жалейке  сыграет , да вновь руку  на  макушку  соломенную  простоволосую  положит ласково…. Хорошо Лизаньке ждать.

На  дорогу с  лета  что ни  день бегает  глянуть – красна  ль рябинушка? Коль рябина  красна – знать и Емка  случится  вскорости.

Тепло  Лизаньке и с первым снегом : «Красна  рябина – не ходи , Емка, мимо!»

А  и через год Лизанька ждет и через  другой.

Седы  уж волосы у Лизаньки , да  редки. Не скачет уж  боле вприпрыжку. О  трех ногах ковыляет к  роще, да  на  рябину  , подслеповато  щурясь, глядит : «Уж не красна  ль рябина , внучек?»

С  тем и усопла  на  девятом десятке. Родова  у  Елизаветы  большая. Могилка  ухожена, а  на ней  то-о-о-оненькая веточка бузины – из  бузины-то лучшие жалейки выходят.