Форум литературного общества Fabulae

Чезаре Павезе
БЕСТИЯ
(из «Диалогов с Левкó»)

Мы уверены, что любовная связь Артемиды и Эндимиона не была плотской. Разумеется, это вовсе не исключает того, что менее энергичный из них желал пролить кровь. Скорее, наоборот. Суровый нрав девственной богини — владычицы зверей, явившейся на свет из чащи, где обитали непостижимые божественные матери чудовищного Средиземноморья, — хорошо известен. Столь же известно и то, что страдающий от бессонницы жаждет сна и входит в историю как вечный сновидец.

(Разговаривают Эндимион и странник.)

ЭНДИМИОН   Послушай, странник. Ты не здешний, так что я могу тебе обо всём рассказать. Не пугайся моих безумных глаз. Лохмотья, которыми обмотаны твои ноги, так же безобразны, как мои глаза, но ты, я вижу, человек достойный и можешь, когда захочешь, выбрать себе страну, остаться там, найти приют, работу, домашний очаг. Если же ты продолжаешь скитаться, то наверняка лишь потому, что у тебя нет ничего, кроме собственной судьбы. И вот, чуть свет ты уже в пути — стало быть, тебе нравится бодрствовать в час, когда все вещи едва проступают из мрака и ещё никем не тронуты. Видишь вон ту гору? Это Латмос. Я столько раз поднимался на него ночью, в самую темень, и там, в зарослях буков, встречал зарю. А мне всё кажется, будто я никогда его не касался.
СТРАННИК   Разве кто-то может сказать, что касался того, мимо чего прошёл?
ЭНДИМИОН   Иногда я думаю, что мы так же неосязаемы, как ветер. Или как сны, которые видит спящий. Скажи, странник, ты любишь спать днём?
СТРАННИК   Я сплю в любой час, коли меня сморит.
ЭНДИМИОН   А случается ли тебе, исходившему столько дорог, во сне слышать порывы ветра, пение птиц, плеск затонов, ропот, голос воды? Не кажется ли тебе, что, уснув, ты никогда не остаёшься один?
СТРАННИК   Не знаю, друг мой. Я всегда жил один.
ЭНДИМИОН   О странник, я больше не нахожу во сне покоя. Как будто сплю постоянно, хоть и знаю, что это не так.
СТРАННИК   Ты выглядишь здоровым и крепким.
ЭНДИМИОН   Да, странник, я такой и есть. Мне знаком и сон после вина, и тот, тяжёлый, которым засыпаешь рядом с женщиной, но от всего этого мне нет проку. Лёжа в постели, я напрягаю слух и в любой момент готов вскочить на ноги, а эти мои глаза, эти глаза словно принадлежат тому, кто вечно вглядывается во мрак. Кажется, будто я всегда так жил.
СТРАННИК   Тебе кого-то недостаёт?
ЭНДИМИОН   Кого-то? О странник, скажи, по-твоему, мы смертны?
СТРАННИК   У тебя кто-то умер?
ЭНДИМИОН   Это не кто-то, странник. Когда я поднимаюсь на Латмос, я больше не смертный. Не обращай внимания на мои глаза. Я знаю, что это не сон, ибо не сплю уже очень давно. Видишь пятна этих буков там, на вершине? Минувшей ночью я был там и ждал.
СТРАННИК   Кто же должен был прийти?
ЭНДИМИОН   Не нужно произносить имя. Не нужно. У этого нет имени. Или, скорее, много имён. Знаком ли тебе, брат мой человек, тот ужас, который испытываешь, когда в ночном лесу перед тобой вдруг открывается поляна? О нет! Когда ночью вспоминаешь поляну, по которой шёл днём, и там — цветок или, может, ягода, её чуть колеблет ветер, и вот, эта ягода, этот цветок — нечто дикое, недосягаемое, смертное, среди всей этой дикой чащи. Понимаешь меня? Цветок, похожий на дикого зверя. Друг мой, взирал ли ты когда-нибудь со страхом и вожделением на естество волчицы, или лани, или змеи?
СТРАННИК   Ты имеешь в виду пол живого зверя?
ЭНДИМИОН   Да, но это ещё не всё. Приходилось ли тебе встречать кого-то, кто воплощал бы собой великое множество вещей, носил их в себе, так чтобы в каждом его движении, в каждой твоей мысли о нём таилась вся бесконечность твоей земли и твоего неба, все слова, все воспоминания, и прошлое, которого ты больше не увидишь, и будущее, и вечные истины, и другая земля, другое небо, которыми тебе не дано обладать?
СТРАННИК   Я слыхал о таком.
ЭНДИМИОН   О странник, а что если это зверь, дикая бестия, неприкасаемое естество, у которого нет имени?
СТРАННИК   Ты говоришь нечто ужасное.
ЭНДИМИОН   И это ещё не всё. Ты должен выслушать до конца. Если ты странствуешь по свету, то знаешь, что вся земля полна божественного и ужасного. И если я говорю с тобой, это потому, что и мы, скитальцы и чужаки, в чём-то божественны.
СТРАННИК   Я и вправду многое повидал. И ужасное тоже. Но к чему далеко ходить? Скажу, коли тебе от этого станет легче, что бессмертные лазят и по дымоходу.
ЭНДИМИОН   Стало быть, ты понимаешь и сможешь мне поверить. Как-то вечером на Латмосе я заснул; было уже темно, я слишком долго бродил – и вот, сел и заснул, привалившись к дереву. Проснулся я при свете луны – во сне меня охватила дрожь при мысли о том, что я там, на той поляне, – и увидел её. Я увидел, как она смотрит на меня своими чуть косящими глазами, застывшими, прозрачными, огромными внутри. Тогда я ещё не знал, как не знал и на следующий день, что уже принадлежал ей, что пойман в магический круг её взгляда, её пространства, этой поляны, этой горы. Она едва заметно улыбнулась мне; я вымолвил: "Госпожа", – и она нахмурила брови, точно какая-нибудь диковатая девчонка, точно вдруг поняла, как я изумился, даже испугался, назвав её госпожой. Это моё смятение так навсегда и осталось меж нами.
О странник, она назвала меня по имени, приблизилась – туника едва достигала ей до колен – и, протянув руку, коснулась моих волос. Коснулась почти нерешительно, и на её лице вновь появилась улыбка, невероятная, смертная. Я хотел пасть пред нею ниц, вспоминая все её имена, но она удержала меня, как удерживают ребёнка, за подбородок. Ты видишь, какой я сильный и рослый, а она была словно зверёк, только и было в ней что эти глаза, – худенькая лесная дикарка, – но я почувствовал себя ребёнком. "Никогда больше не  просыпайся, – сказала она. – Оставайся здесь. Я приду к тебе снова". И ушла прочь по поляне.
В ту ночь я блуждал по Латмосу до рассвета. Я гнался за луной по всем оврагам, зарослям, обрывам. Я напрягал слух, и без того уже заполненный, словно морской водой, этим голосом, хрипловатым, холодным, материнским. Каждый шорох, каждая тень заставляли меня насторожиться. Но вокруг только лесные звери разбегались от моих шагов. Когда забрезжил рассвет, слегка синеватый и бледный, я увидел с высоты долину, эту дорогу, по которой мы с тобой идём, странник, и понял, что никогда уже не смогу жить среди людей. Я больше не был одним из них. Я ждал ночи.
СТРАННИК   Твоему рассказу трудно поверить, Эндимион. И вот почему: ты ведь после того, без сомнения, не раз возвращался на гору и, однако же, всё ещё жив, а лесная госпожа, обладательница множества имён, так и не завладела тобой.
ЭНДИМИОН   Я принадлежу ей, странник.
СТРАННИК   Я хочу сказать... Слыхал ли ты о бесстыднике-пастухе, которого растерзали псы, о человеке-олене?
ЭНДИМИОН   О странник, мне всё о ней известно. Ибо мы с нею говорим, говорим, и я притворяюсь спящим, всегда, каждую ночь, и не касаюсь её руки, как не касаются львицы, или зелёной воды в пруду, или чего-то самого близкого, что мы носим в сердце. Послушай. Вот она стоит передо мной, худенькая девушка, и без улыбки смотрит на меня. И эти огромные, прозрачные глаза видели иное. Они до сих пор это видят. Они сами — это иное. В этих глазах — дикая ягода и дикий зверь, в них вой, смерть, безжалостное превращение в камень. Я постигаю пролитую кровь, разодранную плоть, всепожирающую землю, одиночество. Для неё дикая чаща это одиночество. Для неё звериная природа это одиночество. Её ласка — та, с которой гладят собаку или ствол дерева. Но она смотрит на меня, о странник, смотрит, и под этой короткой туникой она — худенькая девушка, каких, верно, много в твоём краю.
СТРАННИК   А говорили ли вы, Эндимион, о твоей человеческой жизни?
ЭНДИМИОН   Странник, разве ты, видевший столько ужасного, не знаешь, что зверь и бог перечёркивают человека?
СТРАННИК    Когда ты поднимаешься на Латмос, ты больше не смертный, это я понимаю. Но бессмертные умеют оставаться одни. А ты не желаешь одиночества. Ты вожделеешь естество бестии. Ты притворяешься спящим, когда она рядом. Чего же просил ты у неё?
ЭНДИМИОН   Чтобы она ещё раз улыбнулась. И в этот раз стать кровью, пролитой к её ногам, стать плотью в пасти её пса.
СТРАННИК   И что она тебе отвечала?
ЭНДИМИОН   Ничего. Она просто смотрит. И покидает меня на рассвете. И я ищу её в буковых зарослях. Дневной свет ранит мне глаза. "Никогда больше не просыпайся", – сказала она.
СТРАННИК    О смертный, когда ты проснёшься по-настоящему, то поймёшь, почему она пощадила тебя и не улыбнулась.
ЭНДИМИОН   Я понял это уже сейчас, о странник, говорящий как бог.
СТРАННИК   Божественное и ужасное носятся всюду по земле, а мы ходим по этим дорогам. Ты сам так сказал.
ЭНДИМИОН   О странствующий бог, её нежность подобна заре, она открывает небо и землю. Она божественна. Но для всего другого — для неживых вещей и зверей — у неё есть краткий смех, приказ, который уничтожает. И никто никогда не касался её колен.
СТРАННИК   Эндимион, смири своё смертное сердце. Её не касался ни бог, ни человек. Всё, что может дать тебе лесная госпожа, это свой хриплый, материнский голос.
ЭНДИМИОН   И всё же...
СТРАННИК   И всё же?
ЭНДИМИОН   Пока существует эта гора, не будет мне покоя во сне.
СТРАННИК   Каждому свой сон, Эндимион. Твой сон бесконечен, в нём голоса и крики, и земля, и небо, и череда дней. Смотри же его мужественно, ибо нет у вас ничего лучшего. Одиночество леса — твоё. Люби его, как любит она. А теперь, Эндимион, я оставлю тебя. Ты увидишь её сегодня ночью.
ЭНДИМИОН   Благодарю тебя, о странствующий бог.
СТРАННИК   Прощай. Но помни: никогда больше не просыпайся.

____
Перевод выполнен по изданию: Pavese, Cesare. Dialoghi con Leucò. Torino: Einaudi, 2019. P. 37-43.

Отредактировано olkomkov (2020-11-12 21:31:21)