Форум литературного общества Fabulae

Родители мои и милая сестрёнка,
Спешу – вот-вот отбой труба объявит звонко,
На личные дела нам отведён лишь час;
Родные, что ни день я думаю о вас
С печалью, с нежностью; надежды не питаю –
Не то чтоб умереть за Францию мечтаю,
Присягу дал, и долг я исполняю свой, –
Но думы по ночам влекут меня домой;
Накрыт к обеду стол: дымится посредине
Густой капустный суп, сидр пенится в кувшине,
А миски по бокам заманчиво полны
Бараньих отбивных и жирной ветчины;
Сестрёнка с матушкой, сложив ладони вместе,
Смиренно молятся; отец же, честь по чести
Краюху покрестив, слезинку оброня,
Грустит, что за столом недостаёт меня.
Быть может, я вернусь… А, ладно. К делу ближе.
Мы лагерем стоим, на север от Парижа,
У крепости – сюда нас командир привёл.
Пишу я при свече – мой ранец мне как стол, –
В палатке, под стеной могучей цитадели,
И пальцы на ветру слегка захолодели;
Бретонцы-моряки – я не встречал ребят
Сильней и здоровей, – у пушек крепко спят,
Что были с кораблей для обороны сняты, –
Храпят, закутаны в моряцкие бушлаты.
Меж них есть мой дружок – бретонец, наш земляк,
Сосед из Сен-Мало, просоленный моряк,
И мы на пару с ним недавно выпивали.
Мой батальон – и я, – в сраженье побывали,
Как раз под Рождество; парижский мальчуган,
Горнист, был ранен в грудь – и принял смерть от ран;
Он кровью истекал, кричал; не знаю толком –
То ль пулею его свалило, то ль осколком.
Глядишь – и страх берёт, душа тоской полна.
Сказал нам офицер: привыкнете – война.
Привыкнуть нелегко. Я шёл в цепи пехотной,
И наобум палил сквозь дым густой и плотный.
Приказ был – отойти. Потом немолодой
Наш командир, майор с козлиной бородой –
Он скуп на похвалы, – сказал: «Дери вас черти!
Сынки, вы молодцы, не испугались смерти!»,
И выругался всласть, хоть вовсе не был пьян –
Да так, что покраснел последний грубиян, –
Глазами нас пронзил и козырнул нам браво,
А мы ему в ответ орали: «Слава! Слава!»
Не правда ль, здорово? Дед – настоящий галл.
А те, кто угнетён и втайне духом пал,
Озлились на попа; в заботе непрестанной
Он трётся возле нас, шурша своей сутаной,
И, тризну по живым справляя наперёд,
Сулит блаженство тем, кто на войне умрёт;
И шутки мрачные гуляют по пехоте:
Спешите нас отпеть – мертвее не найдёте.
Мы шли через Париж, и я опять в тоске.
Столица замерла как будто в столбняке,
На улицах народ читает торопливо
Газеты – и шустрит укрыться от призыва.
Нас с другом привели в богатый знатный дом,
Где оказали нам почтительный приём,
Но у меня сперва скребли на сердце кошки –
Как в обращении не допустить оплошки.
Сидел растерянный, не голова – дыра;
По счастью, нам в друзья набилась детвора.
Просили мальчики дать поиграть винтовки;
Девчушки малые – ну, сущие чертовки! –
Смеялись напропад, и шум стоял таков,
Что было не слыхать скрип наших башмаков.
Хорошая семья – мы навестим их снова,
Как бошей разобьём. Ну вот, письмо готово,
Лишь адрес надпишу – и взводному отдам;
Не знаю, скоро ли письмо доставят вам,
Но хорошо и то, что сочинить словчился;
Доволен – знать, не зря я грамоте учился.
Да, я теперь капрал, нашиты галуны
На оба рукава – война даёт чины.
Родители мои, надеюсь, доведётся
Увидеть вас опять; а коли мне придётся
Погибнуть на войне – то знайте: ваш капрал
За родину и честь на поле брани пал.
Сестрёнка, я прошу: коль встретишься с Ивонной –
Скажи, что я в неё по-прежнему влюблённый,
Всё тот же, что и был, и верность ей храню,
И что в Париже ей ни с кем не изменю;
А на ушко шепни моей подружке милой:
Не надобно ей впредь любезничать с верзилой,
Который, как овцу, её на танцах пас –
Не то, глядишь, дойдёт до выплаканных глаз.
Прощайте. Через миг трубач подъём затрубит.
И подписуюсь: сын, что вас так нежно любит.

Lettre d’un mobile breton

Maman, et toi, vieux père, et toi, ma sœur mignonne,
Ce soir, en attendant que le couvre-feu sonne,
Je mets la plume en main pour vous dire comment
Je pense tous les jours à vous très-tendrement,
Très-tristement aussi, malgré toute espérance;
Car, bien qu’ayant juré de mourir pour la France
Et certain d’accomplir jusqu’au bout mon devoir,
Je ne puis las songer au pays sans revoir
La maison, le buffet et ses vaisselles peintes,
La table, le poiré qui mousse dans les pintes,
La soupière de choux qui fume et qui sent bon
Entre les vastes plats de noix* et de jambon,
La sœur et la maman priant, les deux mains jointes,
Avec leurs bonnets blancs et leurs fichus à pointes,
Et papa qui, pensant que je manque au souper,
Fait sa croix sur le pain avant de le couper.
Laissons cela. D’ailleurs je reviendrai peut-être.
Donc nous sommes campés sous le fort de Bicêtre
Avec Monsieur le Comte et tous ceux de chez nous.
Je vous écris ceci, mon sac sur les genoux,
Sous la tente, et le vent fait trembler ma chandelle.
Bicêtre est une sombre et forte citadelle,
Où des Bretons marins, de rudes compagnons,
Dorment dans le caban auprès de leurs canons,
Tout comme sur un brick à l’ancre dans la rade.
Aussi j’ai trouvé là plus d’un bon camarade
Parti depuis longtemps entre le ciel et l’eau,
Car Saint-Servan n’est pas bien loin de Saint-Malo,
Et nous avons vidé quelquefois un plein verre.
Mon bataillon était de la dernière affaire,
A preuve que Noël, le cadet du sonneur,
Comme on dit à Paris, est mort au champ d’honneur.
Il avait un éclat de bombe dans la cuisse.
Il saignait, il criait. Je ne crois pas qu’on puisse
Voir cela sans horreur, et chacun étouffait;
Mais nos vieux officiers prétendent qu’on s’y fait.
On nous a portés tous à l’ordre de l’armée.
Moi, j’ai tiré des coups de feu dans la fumée
Et j’ai marché toujours en avant, sans rien voir.
Enfin on a sonné la retraite, et, le soir,
Un vieux, au képi d’or, qui tordait sa barbiche*
Et qui de compliments paraît être assez chiche*,
Nous a dit: «Nom de nom!* mes enfants, c’est très-bien!»
Et quoiqu’il blasphémât, c’est vrai, comme un païen,
Et qu’il lançât sur nous un regard diabolique,
Nous avons tous crié: «Vive la République!»
Ce mot-là, c’est toujours du français, n’est-ce pas?
Quelques-uns d’entre nous se plaignent bien tout bas
Et sont, avec raison, mécontents qu’on ricane
De notre vieil abbé qui trousse sa soutane,
Marche à côté de nous droit au-devant du feu
Et parle à nos blessés du pays et de Dieu;
Mais aux mauvais railleurs nous faisons la promesse
De bien montrer comment on meurt, après la messe.
Nous avons traversé Paris. Il m’a fait peur.
Puis nous l’avons trouvé dans la grande stupeur,
Sombre et lisant tout haut des journaux dans les rues.
Huit jours les habitants logèrent les recrues.
Nous étions, Pierre et moi, chez des bourgeois cossus,
Où nous fûmes assez honnêtement reçus.
Pourtant j’étais d’abord chez eux mal à mon aise*
Et je restais assis sur le bord de ma chaise,
Confus de l’embarras où nous les avions mis.
Mais leurs petits enfants devinrent nos amis;
Ils riaient avec nous, jouaient avec nos armes
Et couvraient, les démons! de leurs joyeux vacarmes
Le bruit que nous faisions avec nos gros souliers,
Bref, nous sommes partis bien réconciliés
Et, les jours de congé, nous leur faisons visite.
Allons! il faut finir cette lettre au plus vite,
Car le clairon au loin jette ses sons cuivrés.
Je ne sais pas encor si vous la recevrez,
Mais je suis bien content d’avoir suivi l’école:
Grâce au savoir, qu’on raille au pays agricole,
Me voilà caporal avec un beau galon,
Et puis je vous écris ces mots par le ballon.
Maintenant, au revoir, chers parents, je l’espère.
Si je ne reviens pas, ô ma mère et mon père,
Songez que votre fils est mort en défenseur
De notre pauvre France; et toi, mignonne sœur,
Quand tu rencontreras Yvonne à la fontaine,
Dis-lui bien que je l’aime et qu’elle soit certaine
Que dans ce grand Paris, effrayant et moqueur,
Je suis toujours le sien et lui garde mon cœur.
Baise ses cheveux blonds, fais-lui la confidence
Que j’ai peur du grand gars qui lui parle à la danse;
Dis-lui qu’elle soit calme et garde le logis
Et que je ne veux pas trouver ses yeux rougis.
Adieu. Voici pour vous ma tendresse suprême
Et je signe, en pleurant, votre enfant qui vous aime.
______________________________________________

Оригинал имитирует солдатское письмо - сумбурное, торопливое, перескакивающее с предмета на предмет, местами не очень грамотное. Для передачи стиля в переводе использованы форма глагола со старинным ударением ("затрубит"), просторечные формы "словчился" и "подписуюсь".

*Noix -  в данном случае не "орехи", а мясо с бедренной части туши.
*Mal à mon aise - "не по себе", "на душе неспокойно".
*Barbiche - узкая длинная бородка, в России известная под названием "редькин хвост".
*Chiche - "скуповатый", "прижимистый".
*Nom de nom - "чёрт побери", "чёрт подери", "чёрт возьми".