Форум литературного общества Fabulae

Влюблённому, что медлил немо
И не дерзал служить мечте,
Она явилась, как поэма,
Во всей телесной красоте.

Сперва инфантою надменной
Предстала – тополя стройней,
И платья шлейф окровавленный
Влачился медленно за ней;

Как будто примою суровой
Она по сцене проплыла –
Ей вслед из ямы оркестровой
Неслась согласная хвала.

Затем легко, свободно, смело
Стряхнула алый бархат с плеч,
И, тонкий стан открыв, сумела
Глаза художника привлечь.

По бёдрам проскользил небрежно
Рубашки шёлковой поток,
И горлицею белоснежной
Сложил крыла у стройных ног.

То Апеллеса-Клеомена
Оживший мрамор, как во сне –
Венера Анадиомена
Нагая на морской волне!

На переливы жемчуг падок,
Атласна кожа и тонка –
Бегут по телу сотни радуг
Подобьем капель молока.

Исполнена тепла и света,
И откровенна, и чиста,
Строфой гимнической воспета
Божественная нагота!

Так волны под луною ясной
Не устают песок ласкать –
Неиссякаемо прекрасна
Её волнующая стать;

Но от недвижности античной
Заметно вскоре утомясь,
Она со смелостью привычной
Иную явит ипостась –

Супругу грозного султана,
Что поглядела в зеркала,
И, губы алые жеманно
Поджав, на ложе возлегла;

Грузинку в безмятежной лени,
В уюте, неге и тепле,
Что, томно подогнув колени,
Покуривает наргиле;

Предстанет одалиской милой:
Круглы холмы груди младой –
Назло порядочности хилой,
Назло стыдливости худой!

Лентяйка, прочь! Картина эта –
Шедевр, и ей не прекословь!
Алмаз в лучах дневного света,
Пресуществлённая любовь!

Склоняя голову в смущенье –
Дыханьем грудь распалена, –
Как в сбывшееся обольщенье,
В подушки падает она;

И бьются веки – крылья птицы,
Темнеет серебро белка,
И бесконечностью искрится,
Сжимаясь, радужка зрачка.

Британским ледяным туманом
Окутан свет её чела;
Она в земном восторге пьяном
Для сладострастья умерла!

Венок посмертный ей не нужен –
Пускай фиалок краше нет,
А слёзы проливнем жемчужин
Да оросят любви букет!

И над могилой прикровенной,
Укрытой снежной белизной,
Поэт коленопреклоненный
Помолится во тьме ночной!

LE POÈME DE LA FEMME

Un jour, au doux rêveur qui l’aime,
En train de montrer ses trésors,
Elle voulut lire un poème,
Le poème de son beau corps.

D’abord, superbe et triomphante,
Elle vint en grand apparat,
Traînant avec des airs d’infante
Un flot de velours nacarat:

Telle qu’au rebord de sa loge
Elle brille aux Italiens,
Écoutant passer son éloge
Dans les chants des musiciens.

Ensuite, en sa verve d’artiste,
Laissant tomber l’épais velours,
Dans un nuage de batiste
Elle ébaucha ses fiers contours.

Glissant de l’épaule à la hanche,
La chemise aux plis nonchalants,
Comme une tourterelle blanche
Vint s’abattre sur ses pieds blancs.

Pour Apelle ou pour Cléomène,
Elle semblait, marbre de chair,
En Vénus Anadyomène
Poser nue au bord de la mer.

De grosses perles de Venise
Roulaient au lieu de gouttes d’eau,
Grains laiteux qu’un rayon irise,
Sur le frais satin de sa peau.

Oh! quelles ravissantes choses,
Dans sa divine nudité,
Avec les strophes de ses poses,
Chantait cet hymne de beauté!

Comme les flots baisant le sable
Sous la lune aux tremblants rayons,
Sa grâce était intarissable
En molles ondulations.

Mais bientôt, lasse d’art antique,
De Phidias et de Vénus,
Dans une autre stance plastique
Elle groupe ses charmes nus:

Sur un tapis de Cachemire,
C’est la sultane du sérail,
Riant au miroir qui l’admire
Avec un rire de corail;

La Géorgienne indolente,
Avec son souple narghilé,
Étalant sa hanche opulente,
Un pied sous l’autre replié,

Et, comme l’odalisque d’Ingres,
De ses reins cambrant les rondeurs,
En dépit des vertus malingres,
En dépit des maigres pudeurs!

Paresseuse odalisque, arrière!
Voici le tableau dans son jour,
Le diamant dans sa lumière;
Voici la beauté dans l’amour!

Sa tête penche et se renverse
Haletante, dressant les seins,
Aux bras du rêve qui la berce,
Elle tombe sur ses coussins;

Ses paupières battent des ailes
Sur leurs globes d’argent bruni,
Et l’on voit monter ses prunelles
Dans la nacre de l’infini.

D’un linceul de point d’Angleterre
Que l’on recouvre sa beauté:
L’extase l’a prise à la terre;
Elle est morte de volupté!

Que les violettes de Parme,
Au lieu des tristes fleurs des morts
Où chaque perle est une larme,
Pleurent en bouquets sur son corps!

Et que mollement on la pose
Sur son lit, tombeau blanc et doux,
Où le poète, à la nuit close,
Ira prier à deux genoux!