Форум литературного общества Fabulae

1. И. Масленков «Чугун метеорит» - 2313
2. Золотой Дракон «Один день из жизни табуретки» - 1864
3. Рыбка-Бананка «Имя им – Легион» - 1759
4.  сергей неупокоев «рассказ.txt» - 1076
5. Наталья Черёмина «Замландский волк» - 1039
6. Хвостик «Сказка – ложь да в ней намек» - 1034
7. Цинциннат Ц. «Еврейский ангел» – 1001

Как ты видишь, там чуть сверху доморощенный хит-парад сайта фабула.ру; циферки сбоку – это пожалуй то сколько раз читали Его Величество Текст (думаю нет времени спорить об объективности и прочем). Его существование было осуществлено (да, тавтология) мною неделю назад, я искала стоящие местные тексты (как видите нашла), душещипательнослезопускательные, глубокие и вязкие, неординарные доморощенной композицией и метким словом, такие чтоб об них мысль спотыкалась.  Из всех перечисленных достойнейших господ заинтересовал некто Цинциннат Ц. На фабуле есть всего один его текст (пожалуй, не лучший, но несколько характерно и блистательно исполненный).
Цинциннат Ц. родился в год романа Оруэлла, в год смерти Кортасара и Шолохова, в семье помещика и бывшей дочки куркуля… но речь не об этом.
Сей истинный сетепрозер и ловец словотропов стал для меня привычкой, почти такой же, как Питер Свирь, Лиза Холодная, Букет Гвоздей, Евгений Кротков, сумевших, кто вприпрыжку и с дебильной улыбкой, кто, разбивая коленки, оставляя ушибы и шрамы, взобраться на гиперреальный пьедестал сетепрозы, не смотря на минимальный читательский зуд любопытства. Во всей этой сетевой мясорубке, где больше пишущих, нежели читающих (что уже ставит под сомнение экзистенцию сетевого текста) выживают самые начитанные ремесленники, которые продолжают скучную, а порой и унизительную игру в классики, которые не катят сизифов камень, но устало тащат кирпич для будущего фундамента Великой Русской Прозы, для которой мы лишь зловонное удобрение. Сквозь тонны словесных штампов, клишированных недоразумений, «просто рассказчиков», надоедливых неумёх, нелицеприятных нарциссов и графоманов,  редко пробивается в муках, с болью Истинный Текст, который своим сиянием вдохновит тысячи бессонных пишущих, заставит мертвой хваткой схватить клавиатуру, и не отпускать пока не напишешь лучше.
Цинциннат - представитель нашего детсадовского постмодерна. При всей своей нелюбви к  неудобоваримому писателю для писателей Джойсу, сербскому постмодерну Павича (мне не приятна самая неинтересная книга в мире «Хазарский словарь»), пылкому зануде-модернисту Прусту, ибо нечеловечески СКУЧНО, я все равно полюбила неумеху, который лишь словесный и бездушный ксерокс. Но все подделки Цинцинната под чужой текст настолько филигранные, что выглядят как искусство фальшивомонетчества.
Один из самых сильных - в своей весовой категории - текстов Цинцинната Ц. - «Чуев»(proza.ru\lito.ru). Вещь написанная, подражающая стилю, штампам, клише романов Достоевского. Все эти его частые повторы, как то: упоминание одних и тех же словосочетаний, рассуждение о том, что человек находит некое сладострастие в боли, падучая болезнь главного героя, обязательная дуэль (старший брат Чуева, защищая честь младшего, вместо оного вызывает на дуэль князя Сирина), неминуемое самоубийство одного из героев (друг и сокурсник полуинтеллигент Брошкин застреливается в финале), - все это автор прочувствовал, вложил вместе с характерами в ужасно лаконичный текст, что уже сильно удивляет  (каким образом стилистику романиста Достоевского можно было уложить в такое ничтожно малое количество слов?). Главным героем есть Чуев, он студент, по словам автора, человек  характера подпольного. Он представляет собой по сути человека лишнего, этакого Рудина, интеллигентного и забитого, некоммуникабельного (возможно при большом желании можно отыскать черты чеховского Иванова). Чуев является компилятивным характером, в нем сразу угадываются робкие повадки князя Мышкина, надломленность Ипполита Терентьева, - черты коих наложены на характер главгероя Фединого «Подростка», сына Версилова. Брат Чуева представляет собой некую эклектическую комбинацию из Маслобоева, Свидригайлова и Ивана Карамазова, в чем-то даже Рогожина; его необузданность, безудерж, желание жить не могут не вызвать в читателе душевного отклика. Сирин - это комедийная травестия в хищного князя Волковского из «Униженных и оскорбленных». Застрелившийся социалист Брошкни (Крафт) исповедуется в письме к Чуеву. Само же письмо, – несомненно, характера философического, - напоминает об исповеди Терентьева в «Идиоте», и явно апеллирует к притче о Великом инквизиторе в «Братьях Карамазовых».  Удивительно, что на прописание характеров и  для того чтоб их развернуть, вскрыть у Достоевского уходят сотни страниц, у Цинцинната Ц. все делается каким-то обобщенными мазками, и их нельзя назвать грубыми, так как техника и манера языка Достоевского дотошно скопированы автором.
Цинциннат Ц. не дописал своего «Чуева»; вступив с ним в переписку я узнала, что очень тяжело писалась концовка, их было написано порядка пяти (одна из них была такова, что Чуев в конце в угаре сжигает дом своих родителей в Петербурге, - этим автор хотел, как бы сказать, что главный герой порывает со всем родным для него, ибо оно ему чуждо. Самого же Чуева от пожара спасает дворник. Заканчивается все ссылкой маргинального героя на каторгу. Следует прощание Чуева с богатой сестрой, Катериной Сосновой. Поезд черного цвета – символ неминуемости, и предзнаменование рока в судьбе героя, - шипя, покидает вокзал).
Цинциннат Ц. написал еще четыре текста. Неудачным, пожалуй, можно с уверенностью назвать «Защищенное общество»(proza.ru). Эту текстологическую подделку под Фуко читать неимоверно нудно, невыносимо, так как текст носит сам по себе научный характер. И не надо быть семи пядей во лбу, чтобы увидеть доморощенность психоаналитических изысков Цицинната Ц.
Хотелось бы особенно отметить рассказ «Преступник»(proza.ru), являющийся своеобразной компиляцией и интертекстуальной игрой знаменитых романов Кафки, Музиля и Канетти. Автору под силу угрюмый гротеск сих величайших романистов, включая социальную значимость контекста в их произведениях.
Самый первый рассказ «Еврейский ангел»(fabulae.ru)  автора не имеет ничего общего с остальными, так как интертекстуальная игра отсутствует. Рассказ мрачный и брутальный. В нем повествуется о том, как во время второй мировой войны немцы расстреливали евреев в Бабином яру. Главная героиня – это девушка, в которую пуля не попадает, и она живой падает в яму с мертвыми. Расстрел происходит ночью, вся палитра слов, тропов автора сводится к словам «черный», «темный», «неразборчивый», - ими он классифицирует всю ситуацию, как беспросветную и безнадежную. Сама сцена расстрела приобретает мистические оттенки: расстрелянные евреи падают на дно ямы, но ангелы успевают, подхватывая их души, унести их в Рай. Горькой, угрюмой иронией выглядит свет на поверхности ямы: девушка карабкается вверх, где мельтешит как в конце туннеля свет, но это всего лишь фонарик немца, который проверяет все ли мертвы. Девушке удается выбраться из туннеля, рядом с ямой она находит грязную книжицу «Фуга смерит» Пауля Целана (этот анахронизм, пожалуй, был лишним) и начинает плакать. Автор объясняет читателю, что слезы не по умершим, и не по себе, это слезы сокрушенной души о зле, которое не имеет границ и дна. Пока молодая еврейка рыдает, с тыльной стороны к ней, не спеша, идут два немца, один заряжает оружие. Девушку убивают: пуля проходит через нее и через сборник поэзии. Далее действие переносится в квартиру, где немец-убийца сидит и разговаривает с молодой украинкой, они влюблены. Часть диалога Цинциннат написал действительно на немецком, а часть - на украинском. По сути, не имеет значения о чем они говорят, важно то, что они находят общий язык, не смотря на языковые барьеры. Вот такой вот неоднозначный финал в рассказе. 
Нет желания дальше распространяться об литературных экзерсисах Цинцинната, скажу в завершение, что, являясь представителем сетепрозы в виде постмодернистских текстов, он (почти) никогда не бывает скучен, в отличие от настоящих Писателей. Почему? Потому, что все его художественные копии сделаны с текстов, которые прекрасно и живо читались. Цинцинат Ц. смог в своих произведениях не только продемонстрировать умение фальшивомонетчика художественных текстов, но также  продемонстрировал владение волшебством, при помощи которого он делает тексты читабельными, живыми, с собственным кровообращением и бьющимся сердцем.