Форум литературного общества Fabulae

Минута до вдоха

Ситцевое платье и ветер. Лепестки колокольчиков съеживаются от холодного дыхания ветра, меняя узор на ситце. Я стою перед бездной, которая распласталась в ногах моего пути, и думаю. Думаю о том, что если сделаю шаг вперед, то бездна поглотит меня и я исчезну, если сделаю шаг вправо, то стану праведной, если влево - грешной. Что выбрать?… Минуты бегут, как вода через решето, а я стою перед выбором. Куда идти?…
Пузырьки, трубочки - и мой мирок чуть меньше, чем достаточно. Мне неудобно переворачиваться, а маме трудно дышать.  Откуда-то доносится звук скрипучего патефона и удары секундной стрелки. Я колочу ножками в унисон биения сердца, то ли моего то ли маминого, ведь  скоро мне пора сделать выбор и шагнуть. Быть может влево, быть может, вправо.
Выбор, он всегда стоит перед теми, кто должен сделать первый вдох самостоятельно. Какую выбрать жизнь? Ангелы посылают зеркала, в которых за минуту до вдоха слайдами проносится жизнь. Именно та, которая будет твоей, если ты сделаешь шаг.
Почему разные зеркала? Почему оно ни одно? И почему тебе надо сделать выбор? Ответ прост. Души шествуют по улочкам бесконечности и рассматривают витрины, за которыми копошатся те, которым осталась минута до вдоха.  Затем выбирают себе оболочку и предлагают себя отражениям в зеркалах. Души надевают наши тела, а мы надеваем панцири, что бы никто не увидел душу. Но это будет потом, а сейчас выбирают меня.
Передо мной два зеркала, в одном я, во втором тоже я, но совсем другая, нежели в первом. Я смотрю на себя и пытаюсь себя узнать. Уже с небес лучом первого солнца ангелы принесли мне одежки. Пора собираться, ведь мама ждет меня уже целых девять месяцев, а я все еще не выбрала свой путь.
Два зеркала – два шага, а выбрать можно только один. Но пока медсестры готовят для меня первую пеленку, я успею заглянуть в себя лет через тридцать.
Я беру первое зеркало, аккуратное и строгое. Черненое серебро на  тоненькой ножке с чуть меньшим, чем надо, оконцем, прильнуло к моим глазам…
Я смотрю на  мой мир, вернее сказать , на мир, который будет моим, если только я сделаю шаг вправо…

Душа-Добродетельница

Справа…
Справа от меня роятся люди в серых одеждах и с чистым взглядом. Среди них я…
Мне беззаботно и умиротворенно.   Я стою на коленях и поднимаю руки к небесам.  Еще чуть-чуть и блаженный голос будет ласкать мой слух, а  свет - кисти рук. Я ничего не прошу, а лишь благодарю. Благодарю за то, что мой сын растет здоровеньким, за то, что мой муж меня любит, за то, что  друзья делят со мной горести и радости, за то, что этот день так беззаботно улегся у моих ног и мурчит.
…Ровно шесть утра. Будильник зазвонил, как всегда, вовремя и настойчиво. Я соскользнула с кровати, надела халат и сунула ноги в тапочки. Струя холодной воды украла последние следы сна и влила в мое тело бодрость. Мой дом. Он настолько мне близок, что кажется, он все знает.  Знает, что я счастлива, тому, что сын так сладко сопит, зарывшись лицом в подушку в синих корабликах. Знает, что я счастлива тому, что на цыпочках крадусь на кухню, боясь случайно неловким движением или скрипом двери его не разбудить.
И вот кухня уже наполнилась запахом свежевыдавленного  апельсинового сока и овсяных хлопьев.  Часы отсчитывают минуты, еще немного - и пора бежать. Бежать туда, где ждут меня десятки детских глаз.
Ровный пробор, и жгут из волос обвивает затылок, серая юбка чуть ниже колен и вязаный свитер с плотной горловиной, лицо без косметики, а тело без бижутерии и украшений.
Я всегда выхожу из дома раньше, чтобы забежать по дороге на цветочный рынок и купить цветы, всегда недорогие, но такие трепетные. Сегодня это желтые хризантемы. Маленькие и круглолицые, на тоненьких стебельках и почти без зеленных листьев. Я бегу на работу, прижимая их к груди, и упиваюсь запахом скошенной травы, пою песенку про лето, а головки хризантем кивают мне в такт.
Туман накрыл город пуховым покрывалом, оставляя без завесы крыши домов, среди которых оранжевая шляпка школы. Ступеньки, немного ветхие, с облезлой краской и стоптанными краями, как всегда перенесли меня на руках к кабинету № 344.  А в классе лучики солнца пробиваются через запотевшие стекла и бегают по партам, наверное, смеются и кричат, но я этого не слышу. Жаль. Хризантемы стоят на столе в импровизированной вазе из пластиковой бутылки и ждут… И я жду… Когда послышится по коридору топот детских ножек. Когда детвора начнет забегать в класс и наперебой кричать:
– Драсте,  Настасья Федоровна…
Я учительница младших классов, и сегодня такой же день как и тысяча других…  Накрошенный мел и поролоновая губка, море белых бантов и портреты в рамках… За одним исключением – сегодня контрольная по математике. Разложенные листы на чистых партах,  хруст грызущихся ручек и шелест почесываемых затылков. Шпаргалки, как сказочные кораблики, кочуют по всему классу, порой натыкаясь на корабли противника (в виде меня, конечно), а порой приходят в пункт назначения незамеченными. Детишки, они такие забавные, думают, что ловко обвели меня сегодня вокруг пальца, и их кораблики действительно прошли незамеченными, тогда как я неимоверными усилиями делала вид, что их не замечаю…
Истекают последние минуты последнего урока и мне становится немного грустно, что приходит время говорить детворе «До завтра». Хотя завтра наступит очень скоро, и я опять с головой окунусь в детские переживания, порадуюсь вместе с ними за победы, помогу вынести урок с поражений и стану еще чуть-чуть ближе, а быть может и родней.
Дети разбрелись по домам, хотя где-то еще слышался детский топот, доносилась музыка из актового зала, а я с хризантемами  склонилась над контрольными работами.
- Настасья Федоровна, Вы не могли бы сегодня заменить учительницу продленного дня? Она взяла отгул, а детвора беснуется. Думают, что их отпустят. Но Вы же понимаете, что родители этим будут очень не довольны. Ведь, так?
- Да, конечно. А какой класс?
- 4Б.
- Хорошо, я тогда контрольные проверю дома.
- Ну, вот и договорились.
Ребятишки 4Б меня почти не знают, так иногда пробегая мимо, спохватятся и кивнут, а иногда и не заметят. Мне придется сегодня завладеть их вниманием, дать полезное и в то же время интересное для них занятие. В голове прокручивались сценарии проведения продленки.  Детям так  хочется быстрее познать мир, и я в этом им сегодня чуть-чуть помогу. Мы будем играть в шарады.
Я разделила класс на две команды. Написала пословицы и поговорки, а они поочередно стали изображать их смысл. Последняя пословица гласила – каждая река имеет два берега. Смеялись все, когда Левкин изображал текущую реку. Он ползком  передвигался по классу, а Света и Катя медленно шли по правую и левую руку Левкина. Я тоже смеялась и думала о том, что человек не рыба и в конце концов должен выйти на один из двух берегов. Но на какой? Наверное, на тот, который ближе. 
Конец рабочего дня и пора идти домой… На улице льет  дождь, а мой зонтик выгибает спину в разные стороны. Я иду, рядом проносятся автомобили, где-то играет патефон и ко мне под зонтик просачивается блюз. Я улыбаюсь. Улыбаюсь этому дню. Улыбаюсь дождю и прохожим… Вот идет мужчина, ссутулившись, пряча щеки под воротник, в вот  мальчуган, откусывая свежий хлеб, глазеет по сторонам. Вот бежит девушка в легком не по погоде одетом тигровом плаще. Она плачет… Мне хочется поделиться с ней теплом, отдать ей крупицу своего счастья, что бы она улыбалась, как я, но… Она села в машину, поцеловав какого-то мужчину, и уехала. А я укуталась посильней в шарф, которая мне вязала бабушка. Вы бы его видели, ему двенадцать лет, а выглядит он так, как будто его только что-то связали…
- Настасья Федоровна! Здравствуйте. Я так рад, что Вас встретил, - ко мне медленно плыл незнакомый мужчина. Хотя что-то знакомое в нем есть. Быть может, это новый учитель физкультуры или…
- Я папа Дашки. Даши Заречной, - и он протянул мне руку.
Я тоже протянула ему руку и улыбнулась. Мои пальцы скользнули в огромную кожаную перчатку и немного там задержались. Какие же они теплые и мягкие, эти перчатки! Скоро годовщина нашей свадьбы, и я мужу куплю точно такие же. Интересно, а сколько они стоят? Наверное, дорого. Надо  тайком собирать деньги…
- Настасья Федоровна, Ваш зонтик капризничает, как Дашка, года ее заставляют делать то, чего она не хочет. Идите под мой. Смотрите, какой он у меня большой.
Действительно большой, я шагнула под зонтик и огляделась. Да и дубленки нет у мужа, хотя до нового года еще два месяца, можно взять кредит. Как будет рад муж, а как буду рада я. Надо, надо откладывать деньги.
- Настасья Федоровна, сегодня такой замечательный вечер, может, зайдем в кафетерий и съедим по бисквиту и выпьем «Лавацца»? – донеслось до меня откуда-то совсем рядом. А я уже успела забыть, что я не одна.
- Нет, что Вы, я только утром напекла блинчиков, да и кофе я не люблю. Знаете, а вы мне очень помогли определиться с подарками. Спасибо.
Дашин папа, как-то неохотно отпустил меня, наверно боялся попросить за Дашку, ведь она съехала, а скоро придется закрывать четверть…
Шаг за шагом и я дома. Сынуля, как всегда, рассказал мне о своих победах в школе, а муж… Муж… Он пришел домой, уставший, как всегда. Я сижу на табуретке, поджав под себя ноги, и смотрю, как он ужинает. Его обветренные руки ломают черный хлеб, и вот уже на столе крошки танцуют полонез. Я смотрю на его руки и знаю, что совсем скоро они не будут зарываться в карманах старенького пальто, а будут одеты во вторую кожу, точно в такую же, как у Дашиного папы.
Постный борщ и горка блинов, аллюминевая ложка и чашка чая с лимоном. И где-то рядом я, подперев ладошками щеки, жду, пока он поест и расскажет о проведенном дне. Я жду, но понимаю, что он устал, ведь ему приходиться целыми днями колесить по разным уголкам нашего городка в чреве четырехколесного друга. Вот уже последние капли чая прикасаются к его потресканным губам, а я ревную. Ревную к минутам, которые были подарены не мне. Сухое «Спасибо», минута - и монолог телевизора…
Муж сегодня сильно устал, а тут еще я сижу и жду рассказов. Какая же я невнимательная…
Две выглаженные рубашки на плечиках - на завтра, две теплые пижамы - на ночь, одна сказка для сына, один массаж для мужа и стопка проверенных контрольных. А через неделю, когда сын уедет на каникулы к бабушке, мы сможем заняться любовью с мужем. У нас однокомнатная, но уютная  квартирка, поэтому приходится беречь силы для любви… И это будет уже совсем скоро…
Я лежу в полной темноте и тишине, слушаю сопение сына и булькающий храп мужа.  Я счастлива. И дело совсем не в том, что муж забыл про годовщину нашей свадьбы, сын не помнит даты моего рождения, ученики забыли поздравить меня с днем учителя… Ведь все это такие мелочи. Главное, то, что они у меня есть, и я знаю наверняка, что они меня любят… 
Все спят…Я на коленях благодарю небеса, за то, что мне был подарен этот день…

Минута до вдоха

Зеркало из черненного серебра и с тоненькой ножкой покоится на моих коленях. Там была я. Я? Нет. Там был  весь мир, но не было меня. А я хочу, что бы меня любили, но не так, как любят дети теплую пижаму на ночь, а так, как любят романтики звездное небо.
Я сбрасываю зеркало с подола ситцевого платья, закрываю лицо ладонями и плачу. Не хочу идти на право, это совсем не я.
- Прости, душа-благодетельница, но это было бы нечестно, ведь я человек, значит, имею право выбора. Я не хочу быть уютными тапочками на ногах, стаканом свежевыдавленного сока и ударами секундной стрелки. Хочу жизни. Жизни, бурной и  жадной до удовольствий.
Душа-благодетельница затянула жгут волос, и подперев ладонями щеки стала ждать. Она знала, что у меня будет еще второе зеркало, и заглянув в него я увижу себя другой и наверняка вернусь к ней. 
Я переворачиваюсь, толкаю ножками и задыхаюсь. Пуповина плотным кольцом обхватила мою шею…
- Подождите! Ангелы дайте второе зеркало…
Ангелы перевернули искривленную вазу, и вот уже песок начал отсчитывать другую минуту до вдоха. А где-то раздаются крики врачей и стоны мамы.
- Прости мамочка, я приду, только посмотрю во второе зеркало и наверняка увижу себя.
В моих ладонях слоновая кость с узором из коктейля кровавых битв и сцен Камасутры с чуть больше, чем надо, оконцем.
Я смотрю на мой мир, вернее сказать, на мир, который будет моим, если  только я сделаю шаг влево…

Душа Мартовской Кошки

Слева…
Слева от меня кресла и лимузины. Люди, поочередно занимая их, исчезают бесследно. Никто ни о чем не жалеет. Только женщины жалеют о том, что бриллианты чрезмерно малы и давно пора делать подтяжку. А мужчины, - что компания Мерседес выпустила новую модель и теперь те автомобили, которые стоят в их гаражах, морально устарели. Эти люди яркие и уверенные в себе, эксцентричные и взбалмошные, порой экстравагантны, а порой смешны.  Среди них я…
У меня  часто головные боли. Я много курю и впадаю в депрессии. Иногда мне весело настолько, насколько бывает грустно. Я часто меняю цвет волос и губной помады, меняю стиль в одежде и в манере поведения. Я никогда ни о чем не прошу, а жду, когда мне все подарит судьба. А когда не дает  - иду и забираю…
…Сейчас около 9, а быть может около 10. Я не смотрю на время, потому, что для этого нужно открыть глаза и повернуться на другой бок, а у меня так сильно болит голова.  Я медленно спускаю ноги с кровати и пытаюсь нащупать тапочки. Они вечно куда-то уходят. Пеньюар. Надо найти пеньюар… Наверно, он где-то с тапочками. Может быть, я вчера их выкинула или кому-то подарила?  Нагишом так нагишом…  Скомканные покрывала напоминают мне о жаре ночи и я слышу еще запах страсти, которая кружилась в неистовом танце по нашим телам… Но это было ночью, а сейчас ванну покрывает толстым слоем пена, а мое тело -  ароматизированное масло. Запах молотого кофе крадется на цыпочках из кухни и соревнуется с запахом свежесрезанных красных роз. Все это смешалось и расползлось по многочисленным комнатам.
Мое утро… Муж уехал на работу, сына отвела нянечка в школу, а мне как всегда хочется выплеснуться за край бокала. Я вылила тонну  Zadora на кружевной бюстгальтер, застегнула единственную пуговицу на блузе, и встряхнув копну волос, выкрашенных в розово-синий цвет, сказала отражению в зеркале:
- Ну, что ж, пора!
Да, пора идти. Но куда? Я не работаю, да и друзей у меня нет. А унылые прилавки бутиков надоели до слез. 
Я иду, пока «вникуда», но знаю, наверняка, что «вникуда» скоро изменится конкретным адресом, и я откушу от жизни ее подрумяненный бочок.
Ветер играет со мной в игру, то почти разорвет на мне блузу, то стыдливо прикроет пупок, а я шпильками отбиваю чечетку по асфальту, не обращая на него никакого внимания. 
- Так, хочу кофе. И не просто кофе, а непременно горького и густого. Три  мраморные ступеньки  и антикварный старичок, придерживающий двери. Синие столики с авангардными рисунками, стулья с высокими спинками, слишком мало мужчин и чересчур много женщин. Я устало обвела взглядом все это. Скучно. Хотя кофе пахнет ничего. Кинула сумку на стол, стоящий возле окна, жестом подозвала официанта и села, кокетливо выставив обнаженную ногу. Пока несли кофе, к моему разочарованию, за мой столик принесла себя моя одноклассница.
А потом были две чашки кофе Лавацца, четыре сигареты и улюлюканье моей старой одноклассницы:
- Настька, как ты классно выглядишь. Ой! Это что? Какая прелесть… Сколько в нем карат?… Ничего себе… Это же целое состояние…
Потом было что-то еще, но я уже не помню… Да и зачем помнить лесть?  Надоело… Надо себя куда-то деть… Я кинула чаевые на стол, а однокласснице через плечо «пока» и выскользнула на улицу…
Осень. В ней нет ничего удивительного, просто ветер и просто дождь. Хотя, сейчас очень не кстати, капли пытаются облизать мои соски. Махнув рукой я остановила машину, плюхнулась на заднее сиденье и жадно закурила сигарету…
- Здесь курить нельзя!
- Мне почудилось или кто-то сказал, что мне чего-то нельзя?
- Я прошу вас, мэм, в машине не курить.
Я отодвинулась от заднего сиденья, оперлась грудью о сиденье водителя и на ухо ему прошипела:
- Дорогой водитель, не будете ли Вы так деликатны, что бы закрыть свой рот!
Клубы дыма понеслись по салону, выводя абстрактные рисунки в воздухе. Водитель ничего больше не говорил, но и я тоже молчала…
Куда-то под уклон катился город, мелькали людишки, как дворовые собаки и уличные кошки… Через открытое окно я выкинула недокуренную сигарету...стала закрывать окно, но на мою ладонь упали слезы неба и я… заплакала… так неудержимо… так искренне, что казалась маленькой и съеженной старушкой, оплакивающей свою молодость… Невыносимо… Я стала всхлипывать и с того же неба мне в руки упал носовой платок.
- Возьмите и прекратите реветь.
Я оторвала взгляд от своих колен и посмотрела вперед…
- Вы кто?
- Забавно. Сначала она останавливает мою машину, затем курит, а затем и вовсе удивляется, что кто-то еще здесь есть.
- Отвезите меня в парк. Пожалуйста, я не буду больше курить в машине. Я не буду больше грубить… Пожалуйста, отвезите меня…
Машина несла меня в парк… Мне стало холодно… И очень одиноко. Я не помню, когда говорила с мужем по душам, я не помню, когда сын рассказывал мне о своих мечтах и желаниях. Я не помню, когда я делала подтяжку!
- Остановите! Я хочу выйти! Только подождите меня, я обязательно вернусь.
Я выбежала на проезжую часть. Капли, как назойливые мухи стали жужжать, отталкиваться ото лба и скатываться с носа, а на мне легенький тигровый плащик и осенние туфельки. Да еще эти людишки, им не понять мою тоску… Жуткая старость… голодное детство и страшненькая молодость в старее старости вязанном шарфе… Старик, ребенок и девица… Я плакала и бежала… Бежала… Остановилась… И вернулась… Я подбежала к автомобилю, открыла переднюю дверцу и прильнула к водителю… Жадно, обветренными губами я целовала его потрескавшиеся губы и казалось, что больше мне ничего и ненадо… Жадная, до последней капли пила с его губ страсть… С горечью, со сластью я кусала губы и перебирала пряди его непослушных волос.  Хочу… Хочу всего… Хочу здесь… Не останавливаясь… Забыться… Забыться… Забыться….
Вернулась домой. Как всегда болит голова и как всегда где-то делись тапочки… Муж еще на работе, а сын на тренировке… Я достала пиццу и засунула ее в микроволновку, сварила кофе и открыла оливки… Почему я не поела в бистро?… Наверное, давно готовила сама… Не люблю готовить… Не люблю то, что мне готовят… Я закатила глаза и стала предаваться  воспоминаниям о том, как чьи-то губы пили влагу с моих губ еще совсем недавно… Блаженство… Но все же жизнь обязана продлить мне это воровское счастье, ведь завтра я пойду по дорогам и буду искать его… а может быть другого… У страсти нет лица, нет имени и нет возраста … и это я знаю наверняка…
Вернулся сын и заперся у себя в комнате, у него всегда свои дела. И вот уже Рамштайн просачивается чрез замочную скважину и вступает в единоборство с воплями телевизора. 
Я сижу возле окна и смотрю за толщу стекла, где-то там беснуется жизнь, разрезая острым ножом пирог с черникой. Я не жду и не слежу за тем, что бы самый аппетитный кусочек лег на мое блюдце. Я это знаю наверняка.
Два поворота ключа в замочной скважине. Шелест оберточной бумаги и запах Дюпонтаэ.  Вернулся муж, как всегда с лучезарной улыбкой и подарком для меня. Пеньюар шелковыми пальчиками скользит по моему телу, а муж ревнует к нему, как новобрачный к родственникам жены.   
Я сижу возле окна подперев кулаком висок и молчу.
– Любимая. Я принес тебе желтые хризантемы. Они такие же трепетные, как и ты.
Я устало оглянулась, этот желтый веник явно не будет смотреться в вазе Феберже, но все же «благодарно» кивнула. Взяла сигарету, подкурила и жадно затянулась.
- Расскажи мне, что ты сегодня делала, как твое настроение, как ты себя чувствуешь?…
Вопросы, как водопад, никогда не останавливаются. От них можно только уйти. И я ушла, укутавшись в фиолетовые лилии пеньюара. Оглянулась, а мой воздушный поцелуй, как выстрел лег на воротничке белой рубашки.
- Все замечательно, просто сильно болит голова.
Окна соседних домов перегорают, как дешевые лампочки, а прохожие исчезают, так же внезапно, как исчезает детство. Я задернула шторы, включила ночник, скинула шелк с плеч и бросилась в пуховое одеяло. Еще мгновение и муж обнимет мои осиротевшие плечи и оставит на них вкус своих влажных губ. А потом, еще немного, и все уснут, а я подниму взор к небесам и прикажу им завтра мне подарить воровское счастье…

Минута до вдоха

Я держала зеркало в руках. Оно впивалось в мои ладони и грызло вены. Нет! Это не я! Я хочу любить!
- Почему? Почему, только два зеркала? Ангелы дайте мне третье…
Я разжала пальцы и зеркало из слоновой кости выскользнуло с рук.
Душа мартовской кошки, подперев кулаком висок,  уселась возле окна и стала нетерпеливо ждать, когда же я соизволю выбрать ее. Я оглянулась. Рядом с ней душа-добродетельница умоляюще взирала на меня, терпеливо подперев ладонью щеку.
Время бежало, как будто его кто-то гнал в спину, а я стояла незамеченная вселенной. Ветер уже давно разгрыз ситец и принялся за мои плечи, вырисовывая узор безысходности.
Выбор. Что может быть сложнее выбора из двух, когда третьего не дано? Правильно - выбрать третье. И я выбрала. Напоследок  оглянулась. Минута до вдоха уже покоится песком на дне изогнутой вазы, и где-то далеко от меня две отвергнутые мной души, идут разглядывая витрины.
Шагнула вперед и  тем самым подписала свою жизненную черту неизвестностью. Ведь для того, чтобы шагнуть вправо я слишком эксцентрична, а для того, что бы влево – слишком ранима, поэтому я решила слиться воедино с бездной. Я летела «вникуда» и размышляла. Размышляла о том, что жизнь во вселенной течет несмотря ни на что и ни на кого. Течет размеренно и в определенном направлении, не замечая людей, которые вцепились в ее полоть и бояться потерять свое течение. Боятся, что  вдруг река жизни остановится, вдруг наступит полный штиль, и надо будет выбирать свой курс, грести руками и отталкиваться ногами, только для того, что бы побыть еще хотя бы чуть-чуть на плаву.  И мне нужно было плыть. Плыть по левой стороне  либо по правой, в зависимости от того, куда бы повернуло мое течение. Но куда, зачем, и какая ждала бы меня конечная остановка? Быть может последние лет десять пенсии, тихий и неуклюжий домик, грядки помидор и огурцов, россыпь чернобрывцев и внуки на летних каникулах. А быть может пьяные истерики, словно всплески в бокале от брошенного льда, затем шаги по карнизу, расставленные руки и белые блики ночной сорочки вперемешку со звездной и придорожной пылью. И предупредит ли меня об этом судьба заблаговременно или просто откроется дверь и меня выкинут из поезда?
Я лечу и размышляю о том, что жизнь наверняка не заметит, что что-то поменялась в ее конфетнице, ведь в этом мире ничего не меняется по сути лишь меняются фантики и на смену мне уже наверняка какой-то фантик  наполнили сутью… Я выбрала третье… Пусть даже это пустота, зато мой выбор и моя пустота…
Быть может, пустота замечательный собеседник и друг, заботливая мать и требовательный отец. Быть может… но узнать мне этого не было дано…
…Яркий свет, крик мамы и передвижение врачей. Вот они куда-то помчались, затем взяли меня… Какие-то удары… Мне больно! Остановитесь. НЕ надо! … А-аааааааа!!!
- Здравствуй мама!
- Привет мир – мой третий шаг. Бокал неиспитого яда, который  буду пить маленькими глотками, пока живу…

ТРЕТИЙ ШАГ

…Ровно 7 утра. Зазвонил будильник, как всегда, назойливо и решительно. Я повалялась еще минут пять, размышляя над миром, в котором я жила в промежутке между явью. Затем встала, приняла теплый душ и выпила свежевыдавленный сок.
Халатик с розовыми слониками согревал мое тело, пока я караулила турку с медленно поднимающимся кофе.  Аромат стал медленно расползаться по кухне, заполняя мое тело предвкушением. Кофе. Я люблю его за горечь и сладость одновременно. За то, что он  порой густой, тягучий и слабый, порой почти прозрачный, черный и крепкий. Да, я просто люблю кофе. Когда он каждой капелькой медленно проникает в мои уста оставляя вкус жженного сахара с горечью кофейных зерен, мне кажется, что он тоже любит меня…
Я сижу за косолапым столиком и рассматриваю свое отражение в окне.
- Пора изменить масть. Корни, как сытые партизаны, вывалились на лужайку и греют пузики. Пора их завербовать в какой-то новый цвет. Но это будет не сегодня. Возможно, завтра или послезавтра, но обязательно.
Я не так часто меняю цвет волос, чтобы за мной не успевали фотографии. Но довольно часто, чтобы кто-то сказал:
- Бог мой, ты же еще два года назад была блондинкой!
Сегодня я каштановая, впрочем, как и многие другие. Только я не другая, я все та же девочка в пестром сарафане, собирающая желтые листья. Быть может. Хотя наверняка изменилась. Просто стала старше.
Проснулся сын, почистил зубы, натянул школьную форму, выклянчил гривну на баловство и стал ждать когда же наконец я соизволю отвести его в школу.
Да, пора бежать. Меня ждут великие дела (для клерка в банке). Я кинула взгляд в отражение оконного стекла. Серая блуза с расстегнутой верхней пуговицей, волосы в хаотическом порядке спускаются на затылок и укладываются в конский хвост, глаза, еще недавно как у серой моли, превратились в глаза, по крайней мере, летучей мыши. Губы обрели контур и наполнились бриллиантовым блеском.
Пора. Пора бежать. Ах, да, и вот уже на груди расползлась дыра от еще одной расстегнутой пуговицы.
Ключи. Сумка. Шпильки… Нет, сегодня платформы, предстоит много пешеходных прогулок по городу. Тигровый плащ… Пожалуй все. Ах, да, бабушкин шарф…
Я обутая влетела в спальню, прижалась к небритой щеке мужа  и оставила отпечаток вишневой помады. Он еще спит, хотя я знаю наверняка, что только делает вид. Пусть будет так, ведь это часть игры. Когда хлопнет за мной входная дверь, он еще долго будет лежать в постели, вспоминая отрывки сна, будет блаженно вспоминать о поцелуе и ноздрями ловить  аромат моих духов. Кстати, какие они у меня сейчас? А впрочем…
Я иду по городу, держа сына за руку и любуясь желтыми цветами, так несуразно гнездящихся в ведрах уныло стоящих  бабушек:
- По гривночке. Девочки по гривночке. Покупаем.
Я люблю желтые хризантемы, впрочем,  как и все остальные цветы. Только покупаю редко. Порой хочется купить себе маленький букетик ландышей зарыться лицом в белые колокольчики и глубоко вдохнуть. Но, к сожалению, часто, пока я об этом только размышляю, ноги уже меня уносят очень далеко от цветочниц.  Машины, машины, машины… Серпантин дорог и мы с сыном, опаздывающие по своим рабочим местам, впрочем, как всегда.
Ступеньки, подлежащие давно ремонту, увели моего сына в класс за двойками. Он за ними, конечно же не ходит, да вот, только они почему то ходят за ним по пятам, затем прыгают на поля дневника и едут домой.  А дома… Впрочем, расскажу об этом потом.
Примчалась на работу, влетев в последнюю секунду в кабинет, плюхнулась за свой стол и побежала по имитированному колесу.  Работа лилась, как из рога изобилия, но почему-то из него так же настойчиво не лились деньги, обретая форму новой дубленки или новых сапог.
Федька, ой простите, Федор Семенович, мой босс,  уже проел в моем декольте дыру и принялся обгладывать чулки в области колен и выше. Почему мужчины такие забавные? Им кажется, что они умные, а на самом деле глупы, как мыши. Им кажется, что лакомый кусочек сыра (в виде меня, конечно), вот-вот ляжет на их терпкие язычки и растает в желудке. И верно, откуда им ведать, что кошка (в виде меня, конечно), уже давно выгнула спинку и готовится к прыжку. 
- Федор Семенович, Вам сварить кофе?
- Что, что, простите, я не расслышал.
И верно, как он мог услышать слово, мной сказанное, если он ловил каждое движение, мной сделанное? Я знала, что он будет смотреть, только тогда, когда ему будет казаться, что я этого не вижу. Поэтому я подошла к окну, оперла руки о подоконник и игриво выставила на его обозрение линию своего бедра.
Мой рабочий стол, заваленный бумагами и чашками недопитого кофе, пару ручек без пасты и огрызки карандашей. Когда я научусь убирать на столе? Вопрос риторической, на который у меня всегда готов ответ: «Зато я великолепно готовлю плюшки с творогом».
Документы, люди, чьи-то слезы, а чьи-то улыбки слились в один ком, который к концу дня подступил к горлу. Так, пора домой. Я встала, запарковала компьютер и обернулась обвести взглядом место сегодняшнего рабочего боя. Все в порядке, бардак на столе, задернутые жалюзи и… желтые хризантемы, кем-то принесенные вчера…   
Иду домой, грызу свежевыпеченный батон и размышляю. Размышляю о том, что все-таки мир удивителен и как замечательно, что мне досталась именно такая жизнь. Наверное, там где-то в небесной канцелярии я приглянулась какому-то канцелярскому ангелу. 
Я забежала в магазин, купила кофе в зернах и сетку апельсин. Набрала всяких других вкуснятин для своих мужичков и побежала домой. А дома их ждет вкусный обед, правда, из полуфабрикатов, но от души.
Я бегу по выложенной галькой дорожке и кутаюсь в бабушкин шарф: почему-то стало зябко. И неудивительно, ведь небо уже разорвалось, словно блуза, когда две ее плотные ячейки покинули пуговицы. И из этой дыры покатились мокрые и холодные горошины. Дождь. Я подставляю  свои ладони и набираю в них капли, подставляю лицо и глотаю самые вкусные из них. Замечательно. Мне кажется, что когда дождь касается людей, то смывает с их сердец темные пятна, разглаживает морщины и наполняет души возрождением. Эпоха ренессанса никогда не закончится, если вы любите дождь.
Машины подпрыгивают, пищат и отталкивая от себя грязные пятна, мчатся, каждая в своем определенном направлении. Впрочем, не все. Одна из них уставилась на меня своими большими  глазищами и поплелась за мной. Мне стало смешно: как будто ее кто-то потерял и она, как собака, прибилась к чужим ногам. Она подползла ближе, и я увидела знакомую холку.
- Настька! Почему ты без зонтика? Прыгай скорей в машину.
Я бухнулась на заднее сиденье, сбросила с себя ношу из вкуснятин и обхватила плечи мужа.
- Привет. Я так рада, что могу с тобой поделиться этим дождем.
- Да уж, спасибо. А можно со мной поделиться не дождем, а, например вот этим… - Муж стал нащупывать  что-то в пакете и пытаться это что-то подтащить к своему рту-колодцу.
- Не трогай, это на ужин, тем более это что-то  надо вначале  разогреть на сливочном масле, притрусить зеленью…
- Настька перестань меня дразнить. Я голоден, как пес Сирко. Помнишь эту сказку?
- Конечно, помню, хотя ты более симпатичный.
- Ну что, Сирко, сегодня мне выдали некий хлястик до зарплаты, давай его прокутим.
И мы его прокутили.
Два человечка с сытыми брюшками катились домой, где их ждал вожак стаи с пустым желудком.
Два щелчка ключа, две пары тапочек, четыре довольных и два недовольных глаза.
- Ну, и…? Где моя еда? Вы меня зачем родили? Что бы я был голодным? – Разглагольствовало наше чадо, разбирая сумки.
- Ну ничего себе… Это мне? Хотя даже если не мне, все равно я съем, так как родители все лучшее должны отдавать детям, - с этими словами маленький, но очень кровожадный вожак потащил добычу к себе в логово…
Я сижу на полу и перебираю старые фотографии. В них столько энергии, что кажется,  они обожгут руки. Сынуля, удовлетворенный, заснул, а муж стоит в коридоре, облокотившись о косяк стены, как продажная женщина:
- Ну, и…? Где моя жена. Вы меня зачем на себе женили? Что бы я был голодным?
- Это кто еще на себе женил? Не забыли ли Вы, ваше превосходительство, как часами стояли под моими окнами в надежде хотя бы мельком меня увидеть?
- Кто? Я? Стоял? Да я Петьку ждал! Хотя ладно, ладно. Ну, стоял, ну, ждал, ну так я и сейчас стою и жду.
- И будешь стоять и ждать всю жизнь. Не перечь, это аксиома.
Со словами «За аксиому!» муж подхватил и понес меня в свое логово (думает, что он вожак)  в красно-желтых разводах.
Все спят, а я лежу с открытыми глазами и пытаюсь заглянуть через потолок в небесную канцелярию, что бы сказать спасибо, тому, кто Там так сильно постарался…

Отредактировано Наталья Лигун (2006-09-06 12:26:39)