Форум литературного общества Fabulae

АМПОЧКА
       
Кружевную занавеску качнуло ветерком, звякнуло стекло створки, и медовый закат просочился в комнату, овладев до этого садом и верандой. Где-то вдали мычали коровы, возвращаясь домой. Бренчали подойники. На пруду, гоняясь за мальками, кричали мальчишки. Совсем далеко пронеслась электричка, от ее дробного перестука деликатно дзынькнули ложечки в тонких стаканах с остатками чая. Женщины негромко смеялись в глубине комнаты, мужчины лениво переговаривались на веранде, на подоконнике безмятежно лизала лапу чёрная кошка.
-    Муша, брысь! Опять в мои фиалки блох напустишь! - голос был не сердитый и кошка, внимательно посмотрев на хозяйку, продолжила вечерний туалет.
-    Дамы, а что это вы сидите в темноте? - раздался весёлый мужской голос.
-    Нам хорошо! – рассмеялись в ответ.
-    Нет, таким красавицам в темноте сидеть – это не хорошо. Мы желаем вас ли-це-зреть! - неторопливые шаги пересекли комнату, и раздался щелчок выключателя.
Мягкий зелёный свет залил комнату, мгновенно заплясав крошечными искрами на бисерной кайме абажура. Женщины, обмахиваясь батистовыми платочками, посетовали на жару. Предложение выпить ещё чайку на веранде,  с возмущением было отвергнуто: - Там же комары!
На веранде кто-то принялся настраивать гитару, напевая приятным тенорком.
-    Вот так всегда! – возмущённо прошипела лампочка  под абажуром. – Щёлк! Щёлк! Щёлк! И опять занимаются своими делами! Несмотря на то, что я даю тепло и свет этим ничтожествам, меня обделяют вниманием! Ну, разве для такой жизни я создана?
Стаканы в изящных мельхиоровых подстаканниках  сочувственно звенькнули или просто вздрогнули от стука захлопнувшейся двери.
- Как я прекрасна! – продолжила лампочка, удостоверившись, что нашла почтительных слушателей, – Чего бы только могла достичь, жди меня иная судьба. Я достойна сверкать в хрустальном ожерелье театральной люстры и тысячи восхищенных зрителей смотрели бы на мой триумф под звуки величественной музыки…
-    Да! Да! – подтвердили стаканы. Один из них, со следами губной помады, даже позволил себе жеманно заметить: - А ведь и мы достойны…
-    Чего вы там можете быть достойны? – ворчливо перебила лампа. – Стаканы, они и есть стаканы, вечно заляпанные, засиженные мухами. Если один из вас разобьётся – никто и не заметит. Стакан, подумаешь! Сметут веником осколки - и на совок! Лампа - дело иное!  Вы слышите, как всё время говорят: - Осторожнее с лампой! Ах, берегите лампу! Вещь старинная, дорогая!
Стаканы стыдливо приумолкли.
- Нет, в театральной люстре, пожалуй, я бы гореть не хотела. Быть статисткой, одной из сотен? Фи! Вот уж увольте! Я хочу совершать подвиг! Например, гореть на маяке, в бурю. Корабли, выбивающиеся из последних сил, заметив ослепительный свет, поспешат на мой безмолвный зов, и будут спасены. Что вы смеётесь? Думаете, у меня не получится? Глупцы! Да я свечусь даже не вполсилы, а на тысячную, на миллионную долю  своих возможностей! Да я могла бы вознестись в небо и стать звездой! Даже жаль  астрономов, они с ума бы сошли, обнаружив меня там. Меня нарекли бы красивым именем и космические корабли обгоняя друг друга ринулись бы покорять космос, стремясь к невиданной дотоле звезде… Ах,  Вселенная! Как  она манит меня! Я гибну здесь, в этом старом доме, в этом дряхлом наряде, среди этих пустышек-людей, у которых нет ничего высокого в душе! Ну вот,  опять, чай пить…
Уносимые в кухню стаканы облегчённо вздохнули. Им стало не по себе от речей лампочки - они ведь такие примитивные, такие обычные, хотя и доводятся ей дальней роднёй!
Бледнокрылые бабочки, залетевшие из тёплых сумерек, восторженно заплясали вокруг старинной, с зелёным абажуром лампы на фарфоровой ножке. Лампочка так и вскрикнула от восторга и умиления: - О, милые, бесхитростные создания! Лишь вы, свободные в своих исканиях, вы, независимые от силы притяжения, способны понять мою возвышенную душу!
Один мотылёк нечаянно испачкал лампочку. Она брезгливо замигала. Женщины в комнате прервали беседу и посмотрели на лампочку, трясущуюся от негодования. Но принесли и водрузили на стол блестящий электрический самовар и все потянулись к нему.
- Вот так всегда! Никому до меня дела нет! Я, можно сказать, снисхожу до их нужд, освещаю эти несносные чаепития из потных стаканов, но никому в голову не приходит, просто посидеть и полюбоваться моим чудесным светом. Ну, я им всем покажу! Они меня ещё попомнят!
Старый буфет ворчливо проскрипел: - Угомонись, вертихвостка! Расшумелась, сил нет. Я - то, я - сё! Ты на своём месте работай так, как от тебя требуется - и цены тебе не будет. А то, ишь, в космос ей захотелось, а сама мигает…
-    Не твоё дело! Хочу и мигаю! Хочу и мигаю! Хочу  и… - с едва слышным звуком лопнула нить накала, в комнате стало темно. Кто-то из мужчин досадливо заметил: - Ну, надо же! В доме третья лампочка за неделю перегорает! Что-то  с напряжением, наверное.
Он подошёл к лампе, снял абажур и выкрутил лампочку, не дожидаясь, пока она остынет. Негодная лампочка полетела в ведро. А её место заняла новая, только что покинувшая своё гофрированное гнездышко. Она осветила комнату зелёным светом, и восторженно прошептала: - Как я прекрасна!..