Форум литературного общества Fabulae

Приглашаем литераторов и сочувствующих!

Вы не зашли.

#1 2008-01-27 20:28:02

Майкл Воротников
Участник
Зарегистрирован: 2008-01-26
Сообщений: 5

Псиса

Майкл Воро́тников.



Псиса.


(почти невыдуманные истории)

Псиса был павлином. Самым обыкновенным помоечным павлином. Помоечным он был, потому что жил на самой обычной портовой помойке, в грязном и вонючем индийском порту Каль-кутта. Это у нас на помойках живут ворóны и галки, а в примор-ских городах - ещё и чайки. А вот в Калькутте на помойках живут павлины. Самые обыкновенные павлины. Подумаешь, павлин! Это у нас павлин экзотика. А в Индии павлин – всего лишь помо-ечная птица. Это у нас, на Руси, павлинов только цари и ели. Царь Иоанн IV Васильевич, по прозвищу Грозный, особенно их любил. Говорят, что каждый день ему на обед павлина жарили! Где толь-ко их ему в таком количестве доставали? А в Калькутте павлинов едят только местные бомжи! Вот такие-то дела! Так и хочется процитировать товарища Сухова: - «Павлин, говоришь!» Вот блин!
Вот Псиса и был потомственным помоечным павлином в N-ом поколении. Жил себе, не тужил. Не голодал и не бедствовал. Тем более не мёрз, в Индии круглый год лето, а значит тепло.
Местных, тощих ворон он игнорировал, - не конкуренты. Ча-ек – презирал, от них рыбой воняет. К попугаям относился снис-ходительно, ребята они, всё-таки весёлые, хотя и достаточно на-глые и шумные. С грифами у него был нейтралитет. Во-первых, сам размером с грифа. Во-вторых, грифы падальщики, а не хищники. В-третьих, на помойке они не водились, предпочитая жить и гнездиться на верхушках пальм, растущих вдоль грязной, вонючей и заразной клоаки, под названием Великая Индийская река Ганг. А точнее, по берегам одного из рукавов гигантской дельты этой реки, под названием река Хугли, по обоим берегам которой и раскинулся столь же грязный, вонючий и заразный город Калькутта, родина дизентерии, холеры и чумы. Кошек и собак Псиса не боялся. Собаки не лазят по деревьям, а кошки сами его боялись!
Одна беда: - местные бомжи. Но бомжи были в состоянии ловить только старых и больных павлинов. А Псиса был молод, силён, подвижен и очень проворен. Разве, что ночью. Но спал Псиса в трёх метрах от земли, на ветке старого и толстого баньяна в окружении своего гарема из восьми пав. Да и темно было ночью на помойке, ни огонька, ни фонарики. Шею сломать можно.
Только всё-таки поймали Псису! Да ещё и среди бела дня.  Поймали его мои приятели Димка и Леха. Поймали к всеобщей зависти всех портовых бомжей. Вот тогда-то и стал он Псисой. А до этого не было у него имени. Павлин, да и павлин. Много их тут таких, павлинов.
Начну всё по-порядку. Было это в 1980 году. Как раз во вре-мя Московской Олимпиады. Учился я тогда в Одессе, в Высшем инженерном морском училище. Закончил третий курс. Летом, по-сле экзаменационной сессии, как полагается, производственная практика. Распределили нас по судам Черноморского морского пароходства. Я и ещё двое моих товарищей получили направление на теплоход «Капитан Иван Модестов ». И попали мы на нём в индийский порт Калькутта.
В те, не столь уж и стародавние, коммунистическо-помполитские времена, при стоянках в иностранных портах советский моряк не имел права свободного выхода на берег с борта судна. Даже в своё свободное от вахт и работ время! Увольняли только тройками. Тройки составлял помполит. Или, в простонародье «помпа». Была на наших судах в те времена такая категория «трудящихся». Помощник капитана по политической части. Короче, политический комиссар, соглядатай партийных органов и КГБ на судне. Нормальных людей, то есть не подлецов, среди них, как правило, не было. Умных тоже. Помпа, он и есть помпа.
Ходил про них по флоту такой анекдот: «Висит на дереве банан. Подошла к дереву человекообразная обезьяна. Увидела банан. Потрусила дерево. Банан не падает. Подумала она, подумала. Взяла палку. И сбила этой палкой себе банан. Взяла и съела. Подошёл к дереву помполит. Увидел банан. Начал трусить дерево. Долго трусил. Не падает банан. Начал помполит думать: - «Что делать?» Долго думал, часа три, может больше. Потом говорит сам себе: - «Что тут думать!? Трусить надо!»
Дело ещё и в том, что на увольнение давалось строго ограниченное количество времени. Причём, опоздание из увольнения считалось грубейшим нарушением строго секретных «Правил поведения советского моряка за границей»!
Короче, помполит составлял, так называемые, «тройки». Как правило, два рядовых члена экипажа, а третьим, старшим в группе увольняемых назначался кто-либо из офицеров. Состав группы, время начала и конца увольнения, а так же цель увольнения заносились в «Журнал увольнений». При сходе на берег увольняемые расписывались в этом журнале в том, что они, увольняемые, и особенно старший группы, были им, помполитом, проинструктированы, причём самым надлежащим образом, о порядке увольнения и правилах их, увольняемых, поведения во время пребывания на берегу. И самое главное: до них было доведено, к которому времени они должны быть на борту судна. «Бред!» - скажите вы. И будете правы. А для нас, советских моряков загранплавания этот бред был делом обыденным. Реалией, так сказать!
А если ещё ближе к теме, то пошли Димка и Лёха в увольнение. Старшим у них в группе был 4-й помощник Вовочка, сам только что закончивший нашу же мореходку. На судно они долж-ны были вернуться к 17.00 и не секундой позже. Не буду описы-вать, как они «посещали» город. То уже другая история. Просто, чтобы вернуться на судно вовремя, им пришлось идти напрямую через портовую помойку. Вот там то ребята и увидели Псису, то-гда ещё просто павлина. Псиса отдыхал, сидя на своей родной ветке. И казалось, что никто не может его там достать. Но его дос-тали, да и ещё и поймали.
Оба они, и Димка и Лёха были ростом за 190. Лёха повыше и похудее, Димка чуть пониже, но пошире в плечах. Сделали они всё элементарно просто. Подошли к дереву, как раз под то место, где сидел павлин. Димка присел на корточки. Лёха взобрался ему на плечи. После этого Димка резко встал, а Лёха, так же резко, схватил птицу за самое основание его огромного хвоста. Димка тут же опять сел, а Лёха засунул туловище птицы в большой полиэтиленовый мешок, который Вовочка нашёл здесь же и держал в руках. Всё произошло так быстро, что Псиса не успел даже каркнуть, а не то, что крылья расправить, тем более вырваться!
Из увольнения ребята вернулись в шестнадцать часов, сорок пять минут!
Смотреть на их добычу сбежался весь экипаж. Помпа, предварительно пошушукавшись со своими шестёрками парторгом, комсоргом и профоргом, вынес вердикт, что павлин должен стать общим, то есть собственностью судна! Судовым, так судовым. Ребята не возражали. Больше всех появлению на судне павлина почему-то обрадовался капитан. После ужина мастер (капитан) заперся со всеми троими у себя в каюте и, втихаря от помполита, распил с ребятами бутылку представительской водки «Kremlyevskaya», под пару банок представительских же крабов «Shatka». Потом поднялся на мостик. Вызвал по УКВ систершип  «Капитан Лоботрясов», стоящий на швартовных бочках посреди реки в ожидании причала. Попросил позвать к радиостанции капитана судна. И с гордостью поведал своему коллеге, что ЕГО ребята умудрились поймать и принести на судно живого павлина. И что у НЕГО, на ЕГО судне теперь есть павлин! Живой! А это вам не канарейка какая-нибудь! И даже не попугай!
Поселить павлина решили на палубе в районе кап (светового и вентиляционного люка) машинного отделения. Под навесом судового бассейна. Пока судно работает в тропиках, - павлин не замёрзнет. На лапу птице надели  плоский стальной хомутик, какой ставят на прохудившиеся водопроводные трубы, маленьким стальным карабинчиком соединили с тонкой, но очень длинной стальной цепочкой, второй конец которой закрепили за пиллерс навеса. Самым последним про павлина узнал судовой доктор Александр Никодимыч. Сразу же скажу, у Никодимыча был «фефект фикции», он шепелявил, но только на букву «С». Жизненным кредо нашего «эскулапа» был принцип: «Лучше я переем, чем недосплю!» Поэтому всё свободное от еды и питья время доктор спал. На завтрак, обед, вечерний чай и ужин док приходил самым последним, как правило, под самый конец. И часто сидел в кают-компании в гордом одиночестве, вызывая раздражение буфетчицы. Вот и в тот день он проснулся под самый конец вечернего чая. И прежде чем идти в кают-компанию, решил совершить небольшой променад по верхним палубам. Привлечённый шумом возле бассейна, он спустился по наружному трапу на палубу ниже и увидел павлина.
- «Во! Псиса! Гсе всяли!»
Так Псиса и стал Псисой! Почему бы и нет. Чем не имя для павлина. Бывает и похуже. Комсорг судна, заодно шестёрка и стукач помполита, 4-й механик Петя Барышников вообще предлагал назвать птицу Павликом! Не иначе как, в честь Павлика Морозова. Вот он поц, этот Петя!
И стал Псиса домашней птицей. Кормили его отменно. Разваренными крупами и мелконарезанными овощами. Специально для него матрос-артельщик Вася начал разводить мучных червей, а весь экипаж занялся ловлей живых тараканов. Откормился Пси-са. Стал вдвое толще прежнего. В качестве насеста выбрал он себе гриф штанги, закрепленной на специальных стойках. Вот и сидел Псиса целыми днями на этой своей «ветви баньяна», но ни разу не порадовал людей фантастическим зрелищем веера своего велико-лепного хвоста. Не хотел Псиса демонстрировать свой хвост, и баста!
Так продолжалось целый месяц. За это время судно полностью не выгрузились и опять полностью погрузилось в той самой Калькутте. По окончанию погрузки судно вышло в море, взяв курс на Северную Корею, на порт Хыннам.
По выходу в океан наполнили судовой бассейн свежей морской водой. И судовой «пляж» возобновил свою работу. А Псиса по-прежнему сидел на своём насесте, не обращая ни на кого никакого внимания. Пока в свой рабочий перерыв к бассейну не вышка наша кокша (повариха) Нина. Нина сняла халатик, оставшись в одном бикини, и, прежде чем выкупаться в бассейне, решила немножко проветриться.
Вот тут-то она и привлекла внимание Псисы. Псиса встрепенулся. Издал громкий крик, что-то среднее между карканьем вороны и каратистским «Кий-йя». Спрыгнул со своего насеста на палубу, Начал поклонообразно двигаться всем своим телом, постоянно приседая на своих коротких ножках, подгибая и прижимая их поочерёдно к своему, оказавшемуся неожиданно гибким туловищу. Потом ещё раз, ещё более громко крикнул и, расправив гигантским веером свой фантастический хвост, переливающийся на ярком тропическом солнце всеми мыслимыми и немыслимыми цветами как гигантское ожерелье из всех разновидностей существующих на Земле драгоценных камней, начал исполнять самый настоящий брачный танец! Псиса целых полчаса крутился волчком во все стороны, расправлял и снова складывал крылья, выписывал головой и ногами немыслимые па и коленца. А потом, направив перья хвоста почти прямо вперёд, бросился на остолбеневшую от всего этого Нинку, причём, явно с матримониальными намерениями!
Если бы не стальная цепочка, у бедной Нины был бы шанс разделить судьбу знаменитой царевны Леды , героини древнегре-ческого мифа. Но, видно  не судьба! Псисе не хватило каких-то десяти сантиметров, что бы повторить подвиг Олимпийского бога Зевса!
Упавшую в обморок Нинку отнесли в лазарет к Никодимычу. В шоке она оставалась ещё часа два. И снять её стресс доктору удалось лишь, влив в неё около полулитра различных настоек лекарственных трав на спирту. Но ещё трое суток она провела, за-першись в своей каюте, не пуская к себе никого, кроме своего утешителя – матроса-артельщика Василия.
Весь теплоход гудел, как римский Колизей во время гладиаторских боёв. Очевидцы, на бис, пересказывали увиденное ими представление. Помполит, на всякий случай «уединился» у себя в каюте со своими прихлебателями, и они долго о чём-то совещались. А за ужином капитан, весело смеясь, интересовался у деда (старшего механика), кому, по его мнению, не повезло больше: Псисе или Нинке!
Но страсти очень быстро утихли. И уже на следующий день все, кроме поварихи, представительницы женской «половины» нашего экипажа, всё своё свободное время щекотали себе нервы, провоцируя бедного Псису, к вящему удовольствию зрителей, на действия, которые судовой врач классифицировал как «ксенофилию и сексуальную агрессию».
Через три дня нашему чифу (старшему помощнику капитана) Митрофану Игнатьевичу надоело терпеть издевательства над «бедной животиной», а ещё больше надоели павлиньи крики, которые явно не имели ничего общего с соловьиной трелью. С утра, сменившись в вахты, он зашёл к деду (старшему механику). После чего, они оба пошли к капитану посовещаться. Совещание растянулось на три часа и бутылку представительской водки, под пред-ставительские же деликатесы. После этого в каюту к капитану на дальнейшее совещание был вызван помполит со всем судовым ак-тивом: парторгом, комсоргом и профоргом. Для всех семерых бу-фетчица накрыла обед в каюте капитана. Совещание растянулось ещё на два часа и две бутылки водки. После этого актив, во главе с помполитом получил добро покинуть каюту капитана. На даль-нейшее заседание были вызваны Димка и Лёха. Заседание растя-нулось ещё на пару бутылок водки, и до самого вечернего чая. На чаепитие для консультаций был вызван доктор, как единственный человек на судне с биологическим образованием. Консультации растянулись до самого ужина ещё на целую бутылку английского джина. После чего Димка с Лёхой были отпущены, а помполит снова был вызван, но уже без актива. Ужин для всех четверых так же был накрыт в каюте капитана. За ужином совещание шло уже под бутылку шотландского виски. После ужина дед сослался на срочные дела в машинном отделении и ушёл спать к себе в каюту. Помпа пожаловался на усталость и отъехал прямо в кресле. Бу-фетчица, пришедшая убрать оставшуюся после ужина посуду, бы-ла оставлена для дальнейшего совещания, в качестве «председате-ля женсовета» судна. Четвёртого помощника предупредили, что ему сегодня ночью придётся стоять вахту вместо старпома.
Совещались под, ныне всеми забытый, египетский бальзам «Abu-Simbel ». Совещание затянулось далеко за полночь….
На утро, похмелившись датским пивом, и проведя индивидуальные консультации с каждым участником вчерашних совещаний, капитан издал следующий вердикт, устно, без занесения в книгу приказов: «Отныне и да искончания веков, прекрасной половине экипажа, равно как и человечества, категорически, под страхом списания с судна и прикрытия визы, запрещалось появляться не только возле бассейна, но и в поле явной и возможной видимости Псисы!» А зрение у павлинов, как известно, очень хорошее…
Время шло дальше, своим чередом. Судно шло на Северную Корею, вотчину Великого вождя корейского народа товарища Ким Ир Сена. Псиса успокоился. Целыми днями он почти неподвижно сидел на своём насесте, оживая только тогда, когда ему приносили еду. Он ещё больше поправился, и телосложением стал походить на большого и жирного домашнего индюка. И, вообще, стал обыкновенным судовым имуществом, живым экспонатом судового музея сувениров и памятных подарков. Так продолжалось поч-ти до самого прихода в Корею.
По выходу из Сингапура, куда судно заходило на бункеровку, а мы на отоварку, нас практикантов забрали от боцмана с палубы и поставили на хоровые вахты матросами на мостик. Я стоял вахту с чифом с четырёх часов ночи  до восьми часов утра.
Это случилось за три дня до прихода в Хыннам. Сменившись с вахты, я спускался вниз по наружным трапам. Спустившись на палубу бассейна, я не увидел Псису. Его не было. Оставался лишь его загаженный насест, и возле пиллерса сиротливо лежала на палубе стальная цепочка. Я бегом спустился в нашу каюту, простор-ную, как железнодорожный вагон, практикантскую шестиместку. Каюта была пуста. Не было даже Лёхи, обычно отдыхавшего в это время после ночной «собачьей» вахты с полуночи до 4 часов утра. Бегом я поднялся на палубу выше, ворвался в столовую команды. В столовой было пусто, а на переборке был прикреплен гигантский веер Псисиного хвоста! Учуяв со стороны камбуза запах жареного мяса, я ворвался туда.
- Где Псиса? – заорал я, увидев хлопочущую у плиты Нинку, - что вы с ним сделали? Куда вы его дели?
- Не ори, - ответила Нинка, - Димка его уже забрал, и твой завтрак то же. Иди к себе в каюту. А то тебя уже спрашивали.
Я опять побежал в каюту.
Влетев в каюту, я остолбенел. Кроме Димки и Лёхи в каюте сидели: 4-й помощник Вовочка, старпом Митрофан Игнатьевич, доктор Никодимыч и второй радист Валера. На столе стояло шесть бутылок тропического сухаря. А посередине стола, на огромном парадном подносе, одолженном у буфетчицы, лежал зажаренный Псиса!
- Заходи скорей, закрывай дверь на замок! – сказал мне Дим-ка, где ты ходишь? Завтрак твой мы сюда забрали. А кроме зав-трака, а!
- Пойми, старик, - объяснял мне Димка, предварительно усадив на диван, - другого выхода у нас не было. Через три дня Хыннам. В Корее порядки дурные, а в Хыннаме карантинные власти просто людоеды. Вот Валера был там, в прошлом году, так даже аквариумных рыбок позабирали. Голод у них там. Всё по карточкам. Люди месяцами мяса в глаза не видят. Всё равно бы его забрали и съели. Так уж лучше мы сами. Мастер мне сам сказал: - «Давайте сегодня. А то помпа со своими «адъютантами» его на завтра «оприходовать» собирались».
К слову сказать, теперь я знаю, почему царь Иван Грозный так любил жареных павлинов!




23-24 декабря 2003 года.
г. Мариуполь.

Неактивен

 

Board footer

Powered by PunBB
© Copyright 2002–2005 Rickard Andersson