Форум литературного общества Fabulae

Больше всего я боялся остаться один.
Когда я оставался наедине с собой, всякие уродливые мысли буравили мой дырявый мозг. Дырявый он был из-за постоянных сумасшедших идей, навязчивых и надоедливых, как слепни, слетающиеся летом на мокрое тело. Мне казалось, что я вот-вот возьму в руки огромный кухонный нож и совершу что-то... Непоправимое... Страшное... После чего меня будет ждать либо петля, либо дурдом.
Я сидел в своей душной комнате, сил не было даже на то, чтобы открыть форточку и впустить хоть немного свежего воздуха. Сидел, а в моем мозгу крутились больные образы, хитросплетения из мертвых тел, красивых женских лиц, уродливых рож неизвестного происхождения. Кладбища, пляжи. Морги, торговые центры. Я слышал музыку. Сначала это была прекрасная соната, исполняемая невидимым пиано, затем она перерастала в какой-то бешенный шум, дранный, истязающий уши... Выворачивающий душу.
Я был один. Я лежал на кровати, тек слюной и какой-то другой жидкостью, источаемой мозгом. Был весь взмокший от ожидания чего-то, что всегда ломилось в мою комнатушку в такие минуты.
Ночью я умирал. Каждую ночь меня ломало, и я взывал к людям. Придите. Будьте рядом со мной. Бейте меня, режьте мое тело, насилуйте меня, унижайте. Только будьте рядом!!
В тот раз открылась дверь, медленно, скрипя. Я так был поглощен болью и мольбами, что сразу не заметил, как кто-то вошел в комнату. Только через минут 10 я краем глаза заметил, как кто-то встал у моей кровати. Я утих. Завывания застряли в моем горле, когда я посмотрел в глаза существу, посетившему меня.
Такие глубокие голубые глаза. Широкие и глубокие. Человеком назвать это существо было бы пошлым и обидным жестом: человеческий мир не мог породить такую красоту.
Прекрасная нимфа.
Я думал, что окончательно свихнулся. Я не мог пошевелиться и отвести глаз.
Девушка стояла в каком-то белом одеянии (саване, наверное), ее черные наглухо волосы спадали на плечи, рот был украшен полуулыбкой.
Нет, я окончательно рехнулся. Или заснул.
Девушка стала приближаться, я зажмурился. В тот момент я одновременно боялся, что она пропадет, как пропадает красивый сон, когда ты просыпаешься, с другой стороны, я хотел, чтобы это оказалось сном, иначе я рисковал снова быть покинутым...
Я почувствовал касание губами моей щеки. Я дернулся, вжался в съерзаную постель и открыл глаза. Я чуть не ослеп. Ее бледное лицо яркой вспышкой полоснуло мне по зрению. Ее лицо было рядом со мной.
О, Боже...
Она целовала мое лицо.
Ее волосы щекотали меня.
Она легла поверх меня. Ее саван исчез, оставив ее обнаженной...
В моих ушах снова заиграл невидимый рояль, которому уступили место дьявольские шумовые зарисовки.
Утро разбудило меня, и я нехотя раскрыл свои глаза. Странный прекрасный сон снился мне этой ночью.
Лицо ночной посетительницы стояло у меня пред глазами.
Утром одиночество не так ощутимо, как ночью. Я употребил кусок хлеба, запил его затхлой водой из банки, оделся в свое рванье и выполз на улицу.
Город, сгусток техногенных шумов и людских испражнений. Он не очень радужно встретил меня. Погода была серой и пасмурной. Весь мир был выдержан Создателем в густых серых красках. По крайней мере, сегодня.
Я медленно прошел несколько метров, опустился на скамейку. Легкие мои поглощали несвежий воздух, а легкий осенний ветерок продувал мне ноги через дыры в кроссовках. Я пошарил рукой по карману и нашел несколько пятирублевых монет.
День однозначно начинался не так дерьмово, как его предшественники.
Доковыляв до ларька на автобусной остановке, я обменял четыре пятака на бутылку дешевого пива и, проигнорировав несколько копеек сдачи, ретировался.
К ларьку прилегала скамейка, на которую я и положил свою задницу.
Трясущимися руками я открыл бутылку, впоспользовавшись уже покоцанной зажигалкой. Всосал несколько капель ячменного напитка и вздохнул.
Что за дивный напиток!
Мерно посасывая пивко, я размышлял о сне, что мне приснился сегодня. Оле Лукойе явно надо мной издевается, посылая мне ночью грезы о том, что я счастлив. Что у меня кто-то есть.
Я едва не подавился очередным глотком, когда рядом кто-то сказал:
- Вы так похожи на одинокого человека...
Сказали очень грустно. Это мне?
- Это я вам.
Я нехотя повернул голову влево.
Чудом бутылка не выскользнула из моей ладони.
Девушка была целиком затянута в черную кожу, а на ногах были массивные ботинки с обилием каких-то металлических херовин.
- Мы все так одиноки. Кто-то явно, а кто-то нет.
Я нервно кивнул, уставившись на ее лицо. Черные волосы. Бледная физиономия. Черные губы...
- Черт, вы мне снились, - не веря сам себе сказал я.
Девушка засмеялась. И протянула руку.
- В таком случае будем знакомы. Я - Алина.
- А я Вова, - соврал я без особой мотивировки. Пожал ей маленькую чудную кисть руки.
Мне было смешно. Этого не может быть. Раз - приснилась, два - уже сидит рядом. Да и читатель, очевидно, будет ругать меня за сумбурность повествования.
- Ты со мной не шути. Я ведь и убить могу, если ты меня бросишь сейчас вот здесь, на скамейке. Зачем ты пришла, чтобы опять меня бросить? А?! Отвечай. Это сказано не было.
Лицо Алины окаменело. Потом она усмехнулась. После этого еще более плотно придвинулась ко мне.
Холод пробежался по моей спине.
Алина придвинулась ко мне, вцепилась в мою руку.
- Мертвец мертвецу друг и товарищ. Будем друзьями.
- Будем. Почему бы и нет? Гнить вместе, вместе разлагаться. Да, черт возбми, почему бы и нет, в самом деле?
Страшно было вести ее домой. Слишком уж все легко все начало меняться. За один день, даже меньше.
Признаться, я никогда и не верил в то, что может человек присниться, которого ты не знаешь, и потом встретить его. Потом вы понимаете, что созданы друг для друга, любовь-морковь, свадьба, дети, хэппи-энд, титры под счастливую музыку. Не, люди, я в это не верю.
Вот и сейчас я был наготове. Я насторожился, ведь нужно быть готовым, если судьба опять, по своему обыкновению, решит плюнуть желчью мне в морду. Алина шла впереди, голова ее была приопущена, как будто она разглядывала что-то под своими ногами. Но там не было ничего, кроме глупого асфальта. Листья еще, желтые, скукоженные, беззащитные. Жертвы осени. Они напоминали мне людей. Да, именно, такие же мелкие, беззащитные и усохшие. Сплошное жалкое недоразумение.
Алина наступала на них своими массивными шузами, которые, очевидно, весили не одну тонну. Мне она больше нравилась в саване... Подумав об этом, я испугался собственным мыслям. Ее кожаная тужурка обтягивала ее туловище, кожаные штаны были точно штаны из латекса. Они тоже сильно обтягивали. Крашенные черным лаком ногти были ужасающе остры, как будто заточены... Как лезвия. Ногти-заточки.
- Ты же здесь живешь? - вопросила она, остановившись точно напротив моей парадной и указав на нее рукой. По идее, я должен был бы удивиться. Но я был отвлечен от всего неземного и необъяснимого тупой прозой жизни. Хочу ли терять свое одиночество?
В ушах играл невидимый пианист. Хороший знак.
Поднялись на мой этаж, я открыл дверь и впустил случайную знакомую в свою вонючую обитель. Случайна ли была она? Моя ночная посетительница.
- Знаешь, ведь я тоже когда-то видела тебя во сне.
Алина развалилась на моем кресле. По-моему в очень неудобной позе.
- Серьезно? - абсолютно без интереса уточнил я, также без интереса разыскивая, чем бы угостить гостью.
- А может, мне это только кажется. Во-всяком случае твое лицо мне знакомо.
- Твое небритое, обрюзгшее лицо дегенерата, - уточнила она, правда в моем воображении.
- Ты же говоришь это для поддержания разговора? И только? - я был непреклонен в своем скептицизме.
Она призадумалась, виновато улыбнулась.
Я сел на свою грязную кровать. Мы молча сидели минут десять. Мне было как то неловко. Алина нарушила молчание.
- Ты живешь как мертвец.
Я смотрел на ее удивительно глубокие глаза цвета океана, который я никогда не увижу.
- Грязная квартира словно склеп.
Я виновато улыбнулся.
- Постель воняет...
- Давно не стирал.
- Все мертвы, но мы с тобой больше всех.
Она встала и медленно подошла ко мне, села на мои ноги лицом ко мне, прижалась к моему телу всем своим существом.
Ее грудь прижалась к моей. В области паха я почувствовал тепло.
- Ты холодный.
Она стянула с меня футболку.
- От тебя пахнет.
Она поцеловала мою шею. Облизнула ее языком.
В моих ушах слышалось мерное тиканье метронома. Мое сердце? Ее сердце?
- Она избавилась от своей черной жилетки, оставшись в каком-то черном бадлоне.
Вся в черном. Траур. Почти как вся моя жизнь.
Я стянул с нее бадлон, чтобы увидеть белизну ее тела. С меня хватит всей этой черноты. Слишком уж много ее. Чересчур.
Бюстгальтер был белый, он не скрывал от моих глаз все... Ее тело было белым, как и ее лицо. Я расстегнул петельки бюстгальтера, и он упал мне на ноги. Алина сидела, уткнувшись лицом мне в шею и молчала. Мыло очень тихо. Как в склепе.
Ее живот был не плоским, как у всех этих мертвенно худых модниц. Он был естественным. То, что остальные брезгливо называют складками жира, было для меня ценностью. Я поцеловал ее в щеку. Почувствовал шеей, как она улыбнулась.
Что я сейчас чувствовал? Что-то такое, что было мне незнакомо. Когда тебе нужен тот, кому нужен ты. Волшебное, изумительное чувство.
Я положил ее на кровать. Уже ничто не закрывало ее белизну. Груди ее безмятежно вздымались от учащенного дыхания хозяйки.
Я просто тупо стоял и смотрел на нее. Она дышала, глаза были закрыты.
Она будто бы сошла с небес. Земля такое не может родить. Я подошел к ней, опустился над ней, уперевшись в кровать руками и ногами. Алина прижала меня к себе, я почувствовал, как она дышит мне в ухо. Мне стало щекотно. Дрожь сотрясла меня в какой-то момент.
Пережив дрожь проникновения, я оказался в каком-то удивительном месте. Сквозь пелену сладко пахнущего тумана я слышал наши с ней стоны и шепот. Музыка рояля оглушала, достигнув апогея. Я увидел издали, в темноте этого пианиста. Редкие волосы покрывали его голову, дряхлый, пыльный смокинг лежал на полу, музыкант неистово сотрясал клавиатуру инструмента. Я приближался к нему, пока не увидел его лицо с зашитыми веками и ртом. Он был очень похож на человека, который постоянно взирал на меня из моего треснувшего зеркала. В тот момент, когда пианист начал бешенно стучать по клавишам, когда музыка утратила свои мелодические очертания, мое тело пробила ужасная судорога, смешанная с дрожью, из меня начала выходить вся моя печаль и тоска, которая теплой жидкостью растекалась по моим ногам.
Музыка затихла, а пианист рассыпался в прах.
Алина лежала рядом. Тихо и мирно, вытянув руки вдоль туловища. Ее глаза были закрыты, а дыхания уже не было слышно. Она ничего не говорила, просто лежала. Бела и ослепительная.
Я вывалился из реальности куда-то вниз.
Проснувшись уже ночью, я не ничего не почувствовал. Было тихо спокойно. Рядом со мной осталась только вмятина на постели, очень теплая.
Я едва заметил, как из моей комнаты выходит фигура в белом саване и закрывает за собой дверь.
С тех пор мне ничего не снится.
Ничего меня не беспокоит, я уповаюсь своим одиночеством и считаю его даром свыше. И иногда, когда грусть накатывает на меня неожиданной волной, я вспоминаю об Алине и успокаиваюсь. Когда-нибудь она снова придет.
Когда-нибудь она придет.
В любом случае, мы с ней увидемся там, очень далеко, по ту сторону гробовой доски. Мертвец найдет мертвеца. Это только вопрос времени. Я уже это понял. И мне спокойно.