Форум литературного общества Fabulae

:working:

                ИЗРЕЧЕННАЯ  МЫСЛЬ


…День - ночь, зло - добро, черное – белое, тут я хоро-ший а тут я плохой… Такими строгими категориями мыслят не многие. А вроде бы удобно!.. Вроде бы так нужно и так правильно! Но не позволяет жизнь упростить себя и человека думающего, до критериев двух цветов. Встретив эту упро-щенность на своем пути, бежим мы без оглядки к нашим обы-денным, разноцветным сложностям. А почему? Не легко жить с природой в ладу, если попытаться строго упорядочить свое отношение к ней, слишком много оттенков в ней. И прожив в одиночестве много лет, измучившись в волнениях души и тер-заниях ума, решил жить и думать в соответствии с окружаю-щей средой. Хочу есть - беру ружье, и какое мне дело до пред-смертного крика пристреленного мною животного! Кто голо-ден и, к тому же, сильнее, тот и прав.
Эта первая безуспешная попытка жить законами приро-ды оказалась не последней. Упорядочить мое состояние по от-ношению к окружающей среде, поступательно  разделить на хорошее-плохое многообразие событий, явлений,  окончилось внутренней опустошенностью и… смирением!?  И  да, и опять же - нет! Проходит время, я начинаю вновь копание в много-образии конкретных  ощущений. Волнение души и  терзание ума…
Вспаханные поля, если их не засеять, зарастут бурьяном. Но время придет, о них вспомнят, их опять вспашут, засеют, соберут урожай, накормят голодных. Когда пишешь свои мысли на белый лист бумаги, вычитывая их по мере  заполне-ния строчек буковками, словами, фразами, возникает чувство бесполезности многого, в том числе и процесса мышления, и даже самой жизни. Вопрос-то прост: для чего? зачем? кому? Ответа достойного нет… и вообще никакого! Но так тошно писать то, что требует  этикет и не очень желает душа. А бес-смертная желает общения и понимания. Глупая…  Неземное – земному. Век технократического маразма…
Как я заметил, письмо или телефонные диалоги отлича-ются от личных контактов большей искренностью и добротой. Невидимый эфир, как фильтр, отсеивает ненужные эмоции окружающих, и наши проблемы и заботы, пропущенные через эфир уже не такими проблемными кажутся.
Не каждому человеку по плечу адаптироваться в среде социума, в среде живого общения. То ли дело – чистый лист бумаги: ты, твои мысли, чувства, и только от меня зависит, как я переосмыслю все, что накопил в прожитом, и как это уло-жится  в словах и фразах: проявится ли в них глубокая мысль и настоящее чувство, родится ли маленький шедевр… Крик души, вопль бренной оболочки…
За окном ветер, снег и дождь, - круговерть. Бакланы и черные вороны терзают вытаянные потроха забитых осенью оленей.  Река взбугрилась темной, набухшей, злой силой, вот-вот прорвет. Эта злая сила - вешняя вода, как темень; она вы-давилась сквозь лопнувшее рваными трещинами, мокрое, раз-дрябшее, с прозеленью, поле снега, еще недавно прикрывав-шего голубой лед чистой белой скатертью. Птицы яростно взмывают в серую мглу, уносясь во мрак с оторванными кус-ками падали. Другие, косо срезав дождливую морось, падают на снег, испятнанный копошащимися по грязным проталинам собратьями. Они галдят, дерутся, подпрыгивают в каких-то ста метрах от домика.
Сквозь оконную стылую капель мой взгляд привносит в душу  от этой унылой суеты чувство печали  и  одиночества. Это девятая весна на точке в оторванности от цивилизации. От маеты и ненужности прогресса меня отделяет, или разделяет, или укрывает природа.
Что такое единение человека с нерукотворным миром?.. Состояние мучительности и болезненности, в котором не день, не неделя – месяцы и годы соединения, слияния, про-никновения друг в друга. Как хочешь, но все эти процессы вы-зывают разлад и метание где-то в глубине души, тела, потом… потом мозг начинает по меркам совести и чести от кем-то, за-чем-то навязанных постулатов, лихорадочно бродить, метать-ся в поиске.
Я ищу… Ищу жданного умиротворения, насыщения от общения со средой – живой и вечной – своего внутреннего ду-ховного мира… Жду взлета вдохновения творческой мысли! Окрыления!
Нахожу, иногда… кроху! Но этого мало. Как алкоголь для запойного мужика: стопку - мало! Ещё!.. Вот растворюсь, окончательно сольюсь, пойму! Но чем объясню? Не словесное ведь это определение, не языковой штамп. Высшее психофи-зическое состояние – нравится вам?.. - и мука!
Огромный орлан черной тенью взметнул в воздух, насы-щенный влагой до сырой, давящей тяжести, стаю галдящих птиц. Разгневанная толпа, яростно теряя перья и достоинство, атаковала царя необъятных просторов.
Мысли мои прикованы взглядом к впечатляющей карти-не. Орлан, величаво расправив крылья, презрительно взмыл к серым тучам. Ему хорошо! Зачем тебе, гордому и сильному, делить падаль с мерзкой толпой. Мог бы закусить любой из этих, так злобно тебя атаковавших за несчастный кусочек гни-лья. Бакланы, чайки, вороны суматошной, деловитой тёмной кучей посыпались вниз. Пусть это некрасиво. Но ведь природа - гармонично и целесообразно. Зло – добро. Противно…
И уже не хочется слияния и единения, если оно происхо-дит так мучительно больно для живого существа.  Сжимаю виски ладонями до боли: осознаю в сознании, и всё это покры-то разумом… И открывающаяся бездна в понимании чего-то великого, доселе необъяснимого и вообще не воображаемо-го!..  уже не страшит. Кажется, за неизмеримой, не понимае-мой, в странной противоречивости, болью наступит покой, свет, успокоение. Но брошенный вскользь взгляд в серую, ветреную мглу, за окно, отрывает меня от предчувствия далё-кого, конечного света. И там чуется теперь тьма – тьма без-донная, неизведанная. Она кишит невидимыми мыслями, но недосягаемыми мной, и не понимаемыми. Но все же, мои мыс-ли – шаг из бесконечного количества шагов слияния и едине-ния… Мне бы так хотелось.
За годы, проведенные в мире нерукотворного, естествен-ного, я наполнился одиночеством и тревогой. Наверное,  мы не едины - природа и человек, и одним никогда не были. Но почему тогда вот этот пасмурный, ветреный, слякотный мир так остро режет мыслью мои устоявшиеся, плотские человече-ские понятия! Почему, вскидывая ружьё, ещё не выстрелив, не нажав курок, обливаюсь кровью, осязаемо и липко, от ужаса ещё не содеянного?
Вот она – дичь, у моих ног! Бездыханный кусочек плоти. Мне в тысячу раз больнее, чем, если б я отгрыз себе палец или руку. Мне так больно… там, далеко! Там, где мы с этим ко-мочком плоти, наверное, в едином?.. А как страшно от вида беспомощно трепещущего, серебристого тела рыбы. Её безгу-бый рот – мне так кажется – раскрыт в немом крике: «Что ж ты, брат!?»
Единение с природой - невероятное состояние. И трудно объяснимое в мерках земного бытия. Движение… не только в поиске успокоения и обретения душевного равновесия. У не-го, у этого огромного состояния нас окружающего мира не только другой временной уровень. У него другой нравствен-ный ритм жизни. Природа нравственна во всех своих проявле-ниях, даже в жестокости. Не дай Бог, человеку последовать этому примеру. А мы следуем. И я следовал… Уродская, вкривь отпочковавшаяся ветвь… Но она ведь  ищет, она в по-иске!
Духовные муки нравственности, через которые происхо-дит слияние, колючи. Ну, хоть взять меня. Вот я вступил на своеобразное минное поле, называемое жизнью. Иду… Ко-нечно, я пройду всё, что мне предписано судьбой. Но в каком состоянии? Может, и не в состоянии. Встретят или не встретят на том краю? И вопрос: «Что ж ты, брат, плохо освещал?» Мне видится укор в глазах встречающего: «Тебе природы…» Я смущаюсь… Какой? Нравственной или не очень? Я пока здоров, силен. Но во мне уже сейчас происходит венчание и развенчивание высшего существа, гегемона. Очищение души в муках искушений…
Точит мысль, немощная, не по плоти и желаниям, я ее обращаю к себе: «Ну что ж ты, друг и брат? Ведь ты живой? С болючей душой и с простыми потребностями. К чему вери-ги?» Свобода выбора – великодушие божеское, дарованное человеку. Мы свободны в выборе поступков и желаний. Но ох, как тяжек крест, возложенный нам в дар, за понимание. На-верное, когда много, это нехорошо. Предостаточно одиноче-ства, предостаточно!.. Один на один с природой – сложно, му-чительно!
Но сегодня наши душевные муки такие, а завтра душа, может, запоёт, может, застонет, а вдруг, замолчит навсегда? Но она, ведь, бессмертна!?
Мой мозг предпринимает жалкие попытки связно и по-нятно передать языком терзания, желания души. Хотя, слово ли изначально дано нам? Или мы даны, созданы словом? Если слово – поэзия, то да! Следуя желаниям поэта, или чего-то, или кого-то, можно заглянуть в запредельность, прикоснуться к космосу и закосмосу, ощутить смрадное дыхание преиспод-ней и почуять на губах вкус райских яблок.
Можно и за картинами Дали видеть невидимое. Но мазок краски слишком осязаем, это уже дело, это вторично. И я не считаю, что изреченная мысль – ложь. Поэзия даёт возмож-ность услышать каждому по своему духовному мироощуще-нию откровения высшего порядка.
Кому что дано: имеющий уши, душу и разум, услышит не только слова, дух окрепнет не только смыслом… но и от-кровением.
Вот бы и проза… на едином вздохе, взлёте духа, трепете души, остроте мысли, точности слова.

Конечно, я, может, и не хотел бы, но вот случилось. Вольный пахарь: душа требовала работы - работал! Сейчас писать она хочет. Ан, нет! Нужно это сделать, нужно то. А время уходит, уходит… И много ушло впустую, и мало его осталось. И требовать себе особенных условий не могу... А ко-гда что-то бродит в закоулках души… но… но потом так жал-ко, что побродило, постучало и не вышло, не показалось. Ведь интересно, что там таинственно и робко просилось в мир? Уже не просится… Может быть, стукнет другое? А это кому, в заб-венье?..
Кланяюсь всему: лету, солнцу, ветру, дождю, и обяза-тельно грозе, и мрачной, тёмной туче. Привет из далекого, пугливого детства ослепительному, трескучему сверканию молний; и все это должно сопровождаться страшным гулким грохотом, рокотаньем с содроганием земли, воздуха и домов. Посыплется штукатурка с потолка. Пыль поднимется из щелей белёного подоконника и досок старого пола. Потом всё стих-нет… тревожно и глухо… И вдруг, зашумит, зашелестит за окном ливень. Побыстрее распахнуть створки окна и, обяза-тельно вздохнув, задохнуться от налетевших запахов: мокрый, задышливый – от вмиг сбитой в грязь пыли; горький, вяжу-щий, острый – от омытой до глянца зелени, от чистого, про-зрачного да синевы воздуха, от вида умытых домов, лесов, от всего, что видно и слышно в нашем мире. Я не завидую, хо-рошо, что все это есть!..

Норильск, 1999 год