Форум литературного общества Fabulae

Пыльца на крыльях

1
    Ходила сдавать пыльцу. Очереди не было, и я в одиночестве стояла у конвейера, краем глаза наблюдая, как золотисто-голубые потоки стекают с кончиков крыльев в прозрачную чашу. Пыльцы у меня сейчас много как никогда - результат последних недель работы с Аркадием. Творческим человеком он был всегда, но когда люди влюбляются, то творят настоящие чудеса.
    Даже после того, как я отдала норму, мои крылья ничуть не потускнели, и я сбросила с каждого еще по облачку. Пусть остаётся. Для всех. Чтобы было на что устроить праздник.
    Когда я собралась улетать, в купол под руку с Главной Распорядительницей вошел Син. Пыльцу ангелы-хранители не собирают, так что, очевидно, у него было дело к Главной. Интересно, какое? На меня внимания он не обратил. Как и всегда.
    Но Распорядительница повернула голову в мою сторону и произнесла:
–    Лира, нам нужно будет поговорить. - Вот уж не думала, что она помнит мое имя! – Выбери время как-нибудь.
    Я поспешно отвела взгляд. Все-таки Муза без крыльев – жалкое зрелище. Почему Распорядителями так часто становятся калеки?
–    Конечно, - ответила я, - когда скажете...
 
2
Пошел мелкий дождь. К вечеру обещали радугу. Мы с девочками собрались на гуляния и договорились, что они за мной залетят. 
Альханэ с Мусей явились вместе и принесли кувшин амброзии. Выглядели они обе превосходно: сияющие, лучистые глаза и сильные, упругие крылья. Мы расселись на ветвях - свой дом я устроила в кроне старой березы - и пустили кувшин по кругу.
–    Ну, за встречу! - провозгласила Муся, сделав первый глоток. Крылья у нее сегодня были молочно-голубыми, с перламутровыми чешуйками, и нимб вокруг головы - им в тон. Такой вариант я видела пару дней назад на показе мод у Центрального пыльцесборника. Муся большая модница. - Давненько не виделись. Рассказывайте, как дела. Все равно нужно дождаться, пока разгонят тучки.
–    У меня все отлично! - оптимистично, как всегда, заявила Альханэ. - Детишки скучать не дают. Иногда целый день возле кого-нибудь сидеть приходится, а столько идей рядом проносится, сколько фантазий! Каждый день что-нибудь новенькое. - Альханэ работает в основном с детьми, поэтому всегда занята, а пыльца на её крыльях - нежнейших и при этом ярчайших оттенков. Она и сама похожа на человеческого ребенка: миниатюрная, нежная, глаза большущие, а личико сердечком. А еще она плетёт посуду вроде сегодняшнего кувшина - из лепестков ромашки - и лечит бабочек. – Хотела попробовать заодно подключиться к родителям, - продолжала она меж тем, –  но с ними хуже. Для них творческий поиск - уже не потребность, а какое-то особенное состояние. Почему-то им слишком легко от него отказаться. Перекрыть "коридор". Растратить творческую силу - на бытовые дела, на вечеринку, на поход по магазинам…     
–    Вот и у меня то же самое! - подхватила Муся. -  У некоторых – ну ни капли ответственности! Как будто если он вызвал музу, это его ни к чему не обязывает. Прилетаешь к такому, а он  только знай повторяет “Эх, будь я чуть-чуть помоложе…” да “Ах, мне бы времени побольше…”, а сам и не чешется! - Отхлебнув еще амброзии, она отдала кувшин Альханэ. - Или уставится в одну точку и сидит жует, а то телевизор включит…
–    А ты разве не пытаешься его как-то потормошить? - заинтересовалась я. - Не ждешь, чтобы он пришел в себя, настроился? - Лично я часто так делаю - даю человеку еще один шанс.
К моему удивлению, Муся лишь отмахнулась. 
–    Еще чего! - заявила она презрительно. - Буду я возле каждого олуха по полдня витать! Так  и крылья отбросить можно! - Все-таки создание она вульгарное, даром что муза. - Ну а ты, Лира? По-прежнему вьёшься вокруг этого своего Аркадия? Он, кажется, теперь еще и влюблен?
–    Аркадий не просто влюблен, - сказала я. - Он вот-вот женится и очень счастлив. Счастье делает людей щедрыми. У нас сейчас работа так и кипит - самый благодатный период…
–    "У нас!" - передразнила Муся. - Лира! Ты рассуждаешь как наивная божья коровка! Нет никаких "вас". Есть ты и твой человек. Источник пыльцы. Таких, как он, много. Цветов всегда больше, чем пчёл.
    Вот всегда она так! Особенно после амброзии.
    Мне бы следовало промолчать, но я вспылила:
–    А я не могу относиться к людям так, как ты! Будто они что-то тебе должны! Будто ниже твоего достоинства им помочь! - Тут Альханэ подсунула мне кувшин, я машинально взяла его и тоже сделала глоток. Подруга явно успела подсыпать туда пыльцы: мне сразу стало легче. – Ты улетаешь сразу же, лишь чуть ослабеет связь, и бросаешь человека на произвол судьбы! А вдруг ему просто не хватает знаний? Может, он не понимает, что общение с музой требует сосредоточения, отказа от каких-то других вещей?
–    Ой, да всего им хватает! – фыркнула Муся, хотя и не так безапелляционно. – Еще наши бабки и прабабки позаботились, чтобы у людей была вся нужная информация! Да вот, например: "Служенье муз не терпит суеты..." Или: “Мы навсегда в ответе за тех, кого приручили…”
–    Ой! – Альханэ распахнула глаза. – Да это ведь не про муз!
–    А почему, собственно? – поинтересовалась Муся. И мы замолчали. Когда Муся говорит “А почему, собственно?” – дальнейший спор становится бесполезен.
    С другой стороны, как ни сложно это признать, в таких случаях она частенько оказывается права. Поэтому мы просто сидели и по очереди отхлебывали из кувшина, пока амброзия не закончилась.
      Вечер провели в парке. Купались в озоне и катались на радуге.
    Cина не видела.

3
Утром услышала привычный зов...
Буквально через несколько секунд была уже у Аркадия. Если муза связана с человеком достаточно долго, между их сознаниями  устанавливается некое подобие коридора.
В знакомой до мелочей комнате я расположилась под потолком на потоке воздуха, который люди называют сквозняком. Было очень забавно скользить на прохладных струях, лавируя меж подвесками люстры. В их хрустале плясали разноцветные солнечные зайчики - от сияния моих крыльев.
Аркадий поднял голову и посмотрел в мою сторону. Он всегда чувствует мое приближение. Я сделала вираж вокруг люстры – люблю смотреть, как в ней играет свет, - и спустилась ниже, посмотреть, как продвигаются наши дела.
Аркадий еще довольно молод, у него мягкие черты лица, чуть близорукий взгляд и сутулая осанка, а когда он  готов приступить к работе, то с силой ерошит волосы – пышные, пепельно-русые. Чем-то он мне напоминает Сина. Наверное, отсутствием напористости. И нежеланием кому-то что-то доказывать.
Он художник-иллюстратор и работает на дому. Раньше он брался за самые разные заказы, хотя всегда предпочитал детскую литературу, в последнее же время перешел на сказки.
Сейчас у него в работе целый цикл волшебных историй о принцессах, драконах и рыцарях, и он часами может сидеть, перелистывая страницы и вчитываясь в одни и те же строчки, чтобы уловить, чем портрет именно этой принцессы будет отличаться от прочих и как сделать так, чтобы по выражению морды дракона внимательный читатель мог догадаться, что у чудовища на уме…       
Ему частенько намекают, что это лишнее, что так давно никто не работает, что он задерживает весь процесс и нужно быть проще и практичнее. Но он сознательно усложняет себе задачу (так интереснее, в конце-то концов!), а мне тоже нравятся сказки, и вместе у нас хорошо получается... особенно с тех пор, как он встретил Аллу. Влюбленность окрыляет человека.
Я уселась на спинку кресла за его спиной и заглянула через плечо… 
Иногда достаточно одного моего присутствия. Иногда приходится подсказывать или направлять. Музы слышат лишь тех, кому действительно могут помочь. Я, например, вряд ли уловлю зов финансиста или инженера-конструктора: образ мыслей у нас наверняка не совпадёт. Я мыслю запахами, полутонами, звуками…
Аркадий заканчивал одну из иллюстраций: оставалось выбрать оттенок для бального платья принцессы – капризной, взбалмошной, но в душе очень доброй девушки. Вроде нашей Муcи. Светло-алый мог бы подчеркнуть её вспыльчивость, тогда как персиково-розовый – мягкость и доброту. Я улыбнулась и шепнула: “Лиловый”, - вспомнив, что больше других Муcя любит именно этот цвет. Аркадий замер… а потом схватился за кисть.   
Не успев завершить одну работу, он принялся за другую.

Нас обоих лихорадило. Образы, сцены, тени… Цепляясь друг за друга, они видоизменялись, обретали смысл и звучание…
Связь между нами укрепилась, соединяющий поток стал мощнее, “коридор” до предела расширился. Я уже видела, как должна выглядеть следующая картинка (изумрудные просторы, парящие орлы, всадники на вороных конях и замок на заднем плане), какие эмоции она должна вызывать; чувствовала, как идущие от Аркадия волны сгущаются и оседают на моих крыльях, окрашивая их во все цвета радуги…
Удар был настолько сильным, что я не сразу осознала, что произошло… Сквозь боль и  мутный туман внутри “коридора” пробилось пронзительное: “Долго еще ждать?! Ты же обещал закончить к шести! Всё остыло!”   
  Пришла в себя только дома. Отчаянно кружилась голова и дрожали крылья...

4
Впервые пожалела, что родилась не в мире людей. Ведь тогда у меня были бы родители, которые могли бы что-нибудь посоветовать... Музы рождаются взрослыми (хоть и неопытными) – в тех вихревых потоках, которые случаются от избытка творческой энергии.  И школ у нас нет, и учителей, и обществ… Каждая сама за себя.
Творцы одиноки. Во всех мирах. До сих пор мне это ужасно нравилось.   

    Всё еще ощущаю последствия травмы. Крылья потеряли блеск и слегка помялись – в таком виде даже подружкам показаться стыдно: выгляжу словно отпетая неудачница. 
    Боюсь пропустить следующий зов.

5
Зов услышала утром - слабенький, неуверенный. Не от Аркадия. На всякий случай решила слетать.
Человек средних лет, мужчина. Требуется помощь. Я опустилась на спинку стула за его спиной и огляделась: беспорядочный ворох глянцевых бумаг... Книжки с картинками: зазывно глядящие красотки и трагично небритые красавчики...  Поискала, не похож ли кто на Сина. Нет, такие, как он, здесь непопулярны. 
Человек за столом далеко не сразу понял, что я здесь: был слишком занят, сетуя на отсутствие Идей и Вдохновения. Я склонилась посмотреть, чем он занимается.
Он придумывал названия для серии книг. Названия должны были привлекать внимание и указывать на жанр. В голове у него вертелись странные образы, активно-безликие… драки, погони, пожары, смерть, кровь… Я поморщилась. Собственно, слов для составления целой кучи названий было предостаточно, но он никак не мог подобрать модель – увязать их воедино. “Когти смерти”, - вздохнув, подсказала я. – “В кругу смертей”…
После обычной секундной задержки он вскрикнул:
–    Да! – ударил кулаком по столу и принялся быстро-быстро черкать на первом попавшемся листке.
Я настроилась на долгую работу. При желании даже с таким материалом можно много чего придумать. Ввести элемент загадки… создать перекличку с каким-нибудь известным образом… Сыграть на контрасте...
Покосившись на свои крылья, я конце концов решила глянуть, что он уже написал.
“На обочине жизни”, “Пляска смерти”, “В потоке крови”… Кошмар!  “В омуте смерти”, “Водоворот смерти”, “Просторы смерти”... Салфетка была исписана вдоль и поперек.
На этом его поиск, вообще говоря, завершился. Я было попыталась подвести его к другим моделям, но вскоре почувствовала, что он начал досадливо от меня закрываться. Больше я здесь не нужна. Двух моделей ему более чем достаточно.
Неинтересно. Как тут не вспомнить Аркадия! Хотя, наверное, я просто привередничаю. Муся, например, работает со всеми подряд. Правда, и работает она по-другому: не слушаешь – до свиданья.
Пыльцы у меня прибавилось немного, и вся одного оттенка – кричаще-синего. Но хоть крылья полностью восстановлены и на поворотах уже не заносит. С утра чуть не столкнулась с галкой – эти нахалки, завидев ослабевшую музу, норовят поддеть ее крылом. Шуточки!
Сина не видела.

6
Кажется, я теряю Аркадия! Была у него еще трижды, и все три раза еле спасала крылья.
Это превращается в норму. Жена врывается к нему в кабинет и требует, чтобы он немедленно доказал, что все еще любит её (“Ну почему я при живом муже всё одна да одна?!”)… чтобы помог по хозяйству (“Есть в доме мужчина, в конце концов, или нет?!”)… чтобы шел на прогулку (“Посмотри, какая погода!”) или обедать (“Не забывай о режиме дня!”)… – и это в тот самый момент, когда Творец в нем гордо расправляет плечи. Но, может, так и должно теперь быть? Я запуталась. Вид у него в последний раз был затравленный.
Сегодня весь день не нахожу себе места. Кружится голова. Ничего не слышу.
Неужели придется всё менять? Всё начинать заново? Искать других людей, зависеть от чьего-то случайного зова?  И Аркадий - он ведь тоже ко мне привык...

Вообще-то справиться с этим – его задача… Сказала бы Муся. Но я не она. И мне так не хочется опускать крылья… Должен, должен быть какой-то выход!

К утру успокоилась – помогла простая мысль: Аркадий перестал творить потому, что ему плохо. А плохо ему потому, что мешает Алла. Значит, нужно ее просто отвлечь.
И я смогу помочь ему в этом. Помочь снова стать счастливее. В конце концов, кто же еще о нем позаботится, если не его собственная Муза?

7
Аркадия дома не было. Я забралась на люстру, покачалась немного, пощекотала любимых солнечных зайчиков - и стала следить за Аллочкой. 
Она сидела на краешке дивана в комнате мужа и пустыми глазами смотрела по сторонам.
Алла – домохозяйка; она молода, энергична и любит заниматься собой: своей внешностью, своим здоровьем, своим домом, своим мужем… Вот. Последнее нам с ним и мешает! Я невольно вспомнила широко известный у нас афоризм: "Не заботься о другом так, как ты хотел бы, чтобы заботились о тебе: у вас наверняка разные вкусы".
Настроившись на волну Аллочки, я попыталась понять, о чем она думает. Настоящих мыслей я уловить не могу (ангелы-хранители и те чувствуют только намерения), но сильные эмоции, наиболее яркие образы - пожалуйста. Без этого я не смогла бы принять вызов.
Итак, она считает себя творческим человеком. Это дает мне возможность и право с ней поработать. Чего же ей не хватает, чтобы спокойно творить, не вмешиваясь в дела мужа?
И я установила между нами узенький "коридорчик". 
Она оглядела потёртый диван, паркет с щербинками, хромоножку-табуретку, заваленный всякой всячиной стол…
Я пустила по соединяющей нас волне немного пыльцы... для начала совсем чуть-чуть, и попроще. Алла слегка изменилась в лице.
–    Конечно, - произнесла она медленно, как в полусне. – Он думает, что дело во мне. А ему просто здесь не нравится. Тут нужно все переделать! Ремонт! Капитальный! Немедленно!
    Моментально преобразившись, словно внутри у нее натянулась струна, Аллочка буквально сорвалась с места и ураганом вылетела из квартиры, даже не подойдя к зеркалу... 
Я понаблюдала за её перемещениями еще часа два, чтобы не дать угаснуть творческому порыву, а потом засобиралась домой, решив напоследок прогуляться по такой знакомой улице – улице Аркадия; выбралась наружу… -  и налетела на Сина…
–    Лира, - сказал он радостно. Светло-голубые глаза смотрели прямо вглубь моих мыслей. Для Хранителей это редкость: взгляд у них обычно такой, будто они прислушиваются к чему-то бесконечно далёкому, а окружающее воспринимают как бы вскользь. По необходимости.  – Ты ведь здесь работаешь?
Я закивала, глядя на него снизу вверх. Он знает, где я работаю?..
–    Давно тебя не видел, - сказал он и одним взмахом крыльев опустился вровень со мной. - Ты торопишься?..

Он назначил мне свидание!

8
    Какая же я молодец! Теперь всё просто отлично - и даже лучше! Признаться, на такое я даже не смела рассчитывать.
    Работаю с ними одновременно. Это, кстати, оказалось нетрудно. Нужно только иногда вспоминать про Аллочку и вовремя  приходить ей на помощь. Если она начинает беспокоиться, я приостанавливаю Аркадия и переключаюсь на неё. Она погружается в собственный творческий поток, и все налаживается. Мы уже выбрали с ней обои для комнат и плитку для кухни, просчитали размеры мебели и ковров, продумали цветовую гамму занавесок, посуды и даже геля для душа…  Выходит очень миленько.
Аркадия я просто не узнаю. Расслабился и раскрылся, словно тюльпан. Наверное, это и есть вторая творческая молодость. Никогда мы не работали так быстро и не создавали таких оригинальных образов. Крылья бабочки за спиной дракона. Платье в радужный горошек для принцессы. Принц с добродушно-вероломным лицом…
Если бы музы у них были разные, возможны были бы конфликты. А так… Я полностью контролирую ситуацию.

9
Иллюстрации к сказкам закончены - в рекордный, надо сказать, срок. Работу Аркадий уже сдал и отзывы получил хорошие. (Ну еще бы!) Теперь ему нужно отдохнуть и найти следующий заказ.

    Устроили выходной.
    На любимой лужайке Альханэ только-только распустились колокольчики, и мы полетели слушать песни цветов.
    Солнце светило сквозь травы зелёным золотом.  Мы с Альханэ устроили целый концерт: по очереди касались цветков, чтобы они зазвенели. Колокольчики мерно покачивались, и их лепестки переливались, постепенно меняя цвет с лилового на бледно-золотистый. Цвет звенящих колокольчиков - надо подсказать Аркадию.
    Муся выписывала изящные пируэты вокруг бабочек, хохоча над их неуклюжестью. Одну из них, жёлто-багряную, она сбила - бабочка затрепетала и беспомощно опустилась прямо на подставленную ладонь Альханэ. Осмотрев её повреждённое крылышко, Альханэ стряхнула на него крошечное облачко собственной пыльцы. Когда-то давным-давно она рассказывала мне, что у бабочек на крыльях тоже есть пыльца, и если обращаться с ними неосторожно, её можно стереть. И тогда бабочка наверняка погибнет.
–    А правда, что бабочками становятся музы, которые развоплощаются? - вспомнила я поверье.
–    Не  знаю, - откликнулась Альханэ, выпуская повеселевшую летунью, – может быть. Я еще слышала, что узоры на крыльях бабочек – это их истории. В каждом пятнышке, в каждой линии - в каждом фрагменте прячется много-много событий. Только очень долго нужно учиться их читать. Говорят, где-то есть целый музей, в котором хранятся такие сказания. Когда-нибудь, когда я заработаю достаточно пыльцы, чтобы мне разрешили заняться чем-нибудь еще, я тоже хочу там поработать - в архиве…   
–    Сказки, - отмахнулась Муся. – Кому это нужно - месяцами разбирать узоры на крыльях мертвых бабочек?
–    Не скажи, - возразила Альханэ. – Наша Распорядительница, по слухам, как раз из таких. Жаль, не могу ее об этом прямо спросить, сколько ни собираюсь: как гляну на ее спину – аж передёргивает! - И, словно в доказательство своих слов, передёрнула бирюзовыми крыльями. - Ужасно!
    Муся, наблюдавшая за хороводом бабочек, среди которых была и только что исцелённая, содрогнулась:
–    Нет, самое ужасное - это развоплощение. Лучше уж быть бескрылой, как наша Главная, чем… чем… 
–    Ты думаешь? – Я прислушалась к себе и поняла, что не знаю, как лучше. – А что происходит с музой, когда бабочка умирает? Их век так короток…
–    Для нас. Для них это – целая жизнь, - возразила Альханэ. – Я слышала, что из бабочки муза может возродиться снова.
–    А что для этого нужно? – Сама не понимаю, почему меня так заинтересовал этот вопрос.
–    А ты у Сина спроси, - посоветовала Муся. – Он тебе теперь небось многое рассказывает?
    Я почувствовала, как задрожали кончики крыльев. Нет, что ни говори, а Муся ужасно вредная! Вот очень надо было ей об этом заявить во всеуслышанье, да еще так громко! Если бы я была человеком, то обязательно покраснела бы. Альханэ, правда, и так все видит... Да оно и неудивительно.
    Мне всегда нравился Син. Мне нравилось, что он никого не буравит взглядом, как это любят иные Хранители, словно подозревают в чем-то весь мир; нравилось, как горят в полёте его ярко-белые крылья - потому что он не старается в угоду моде сделать их прозрачными; нравилось, как почтительно он поддерживает нашу Главную Распорядительницу.
    Я заулыбалась, вспомнив, как вчера сначала он учил меня уворачиваться от этих ужасных галок (ведь Хранители лучше держаться в воздухе: сила и подвижность их крыльев не зависит от количества пыльцы), а потом мы с ним играли в прятки с солнечными зайчиками… в кронах берёз... И смеялись, смеялись…
    Муся хихикнула:
–    Ой, Лира, видела бы ты сейчас свое лицо!.. А я ведь давно предлагала: заговори с ним сама, он стесняется! - Кстати, она оказалась права.
    Альханэ тоже засмеялась, но тут же сказала:
–    Пойдемте танцевать! – и первой взвилась над бабочками.
    Муся вспорхнула за ней, все еще хихикая. Стряхнув с себя мечтательность, я последовала за ними…
    Совсем отяжелели крылья. Завтра пойду сдавать пыльцу.

10
Принимала собственноручно Главная. Бережно держа две полные чаши, она внимательно оглядела их, - пыльцу пронизывали радужные искорки, - и поставила на ленту, бегущую к общему Чану.
–    Дела у тебя идут в гору, да, Лира? - сказала она, когда, пройдя по конвейеру, моя пыльца сине-золотым облаком опрокинулась в Чан.  - Не далее как вчера я поставила тебя в пример двум начинающим неумёхам.
Я улыбнулась:
–    Все такими были... - И вспомнила, как трудно мне было научиться слышать людей.
–    Ты последняя на сегодня. Проводи-ка меня до выхода.
    Я подала ей руку – совсем как это делал Син…
На сей раз никто её не сопровождал, и передвигалась она с помощью воробьев. Музы, у которых покалечены крылья, часто используют маленьких птиц. Обычно это воробьи: вороны слишком громогласны, трясогузки бестолковы, голуби неповоротливы, а синички - любопытны. Воробьи же добродушны и терпеливы и всегда готовы помочь.
Упряжка ждала на земле рядом с куполом пыльцесборника. Весело почирикивая - я улавливала отдельные реплики: "Музочка! Совсем молоденькая! Глупышка!" - птахи косились на меня снизу вверх, смешно вывернув головки. В другое время я обязательно поиграла бы с ними, но сейчас лишь сурово сдвинула брови - отчего шалуны застрекотали еще веселее – и повернулась к Распорядительнице.
–    Вы хотели со мной о чем-то поговорить, - напомнила я и предложила: - Хотите, сделаем круг над куполом? – И украдкой показала воробьям язык. Те в восторге запрыгали и залопотали с удвоенной силой.
    Главная согласилась – мне показалось, с радостью. Как, должно быть, тяжело быть отрезанной от неба! И зависеть от чужих крыльев.
–    Видишь ли, Лира… - начала она, когда мы набрали высоту. - Сейчас тебе, наверное, кажется, что нет ничего невозможного. Сейчас ты на взлёте. Но именно поэтому ты должна быть очень осторожна. Когда на крыльях избыток пыльцы, муза может переоценить свои силы.
–    Я не склонна себя переоценивать, - улыбнулась я.
    Распорядительница кивнула. Она опиралась на мою руку, но веса её я почти не чувствовала. Вес музы – это её крылья. Точнее, пыльца на них.
–    Давно хочу тебя предупредить, - перешла она наконец к делу, - но не знаю, поймёшь ли. Судя по цвету твоей пыльцы, ты совсем не думаешь о собственной безопасности. Во время работы нужно ставить защиту – такую прозрачную стеночку между собой и человеком.
    Я слегка растерялась.
–    Но я не умею… не умею ставить защиту…
–    Это совсем не сложно. Достаточно вспомнить, что вы из разных миров, или подумать “Мне не нужно чужого”. Вот у Муси это хорошо получается, хоть и неосознанно.
    Круг мы завершили в молчании: моя спутница смотрела по сторонам, а я обдумывала то, что она сказала. Защищаться? От Аркадия?
    Нет, смысла в этом я не видела совершенно:
–    Возможно, Муся и ставит такую стенку. Зато и пыльца  у неё - яркая, конечно, но… но…
–    Однообразная, - подсказала Распорядительница. – Без полутонов. Да. Но речь сейчас не об этом.  Пусть твоя пыльца будет чуть-чуть победнее, пусть её станет немножко меньше – главное, чтобы сама ты была в безопасности.
    По ее знаку мы опустились рядом с упряжкой, и она, наклонившись,  взялась за паутинки. Воробьи притихли, но по-прежнему косились на меня озорными глазенками.
–    Это действительно необходимо? - спросила я жалобно. - Не думаю, что защиту ставят все. Альханэ вот явно не защищается, и я не слышала, чтобы она об этом жалела… Правда, у неё в основном дети, а все говорят, что с ними легче...
–    Кстати, насчет детей… - Главная легонько потянула за вожжи, подавая вожаку птичек знак. – Иные из них обрывают крылышки бабочкам, чтобы посмотреть, что получится.
    Хорошо, что я не успела взлететь.   
–    ?..
–    Не со зла, - пояснила она, уже отрываясь от земли. – Они просто не понимают, что бабочкам больно. Помни об этом, ладно?
Воробьи, забыв о подскоках и стрекотании, вытянулись в две параллельные линии и сосредоточенно заработали крылышками. В лапках каждый держал по паутинке...
В полёте, слегка откинувшись назад (обрубки крыльев мне были сейчас не видны), Главная Распорядительница смотрелась почти величественно.
Даже шок от её последних фраз начал проходить. Обрывать крылья бабочкам… Немыслимо. Но… они ведь не понимают! И не знают, что бабочка может оказаться бывшей музой. Кстати, Син сказал, что это правда. И что из бабочки муза может переродиться вновь - если кто-то будет очень, очень сильно её ждать… Как давно я не видела Сина! Весёлого, ясноглазого Сина, мудрого и красивого - как принцы, которых рисует Аркадий…
Собравшись взлететь, я подняла взгляд и вдруг заметила, как в небе, светлом и безоблачном, вспыхнула розовая звездочка. Где-то только что родилась муза. Какой хороший знак! Я взметнулась в воздух и засмеялась. Кажется, пришла пора поговорить с Сином. Если он согласится работать в паре со мной - то есть с одним и тем же человеком, - от нашего союза может родиться еще одна муза… Если человека выберу я. Или ангел-хранитель – если выберет он. И неважно, что мы никогда даже не увидим наших детей. Просто знать, что они где-то есть, а значит, оба мира стали чуточку лучше – это ли не счастье?   
Заложив - просто от избытка сил - крутой вираж, я прямиком направилась к Аркадию: он только что получил новый заказ. Мне даже не нужно было прислушиваться. Теперь он ждал меня постоянно.

11
Ничего не помню.

(вечер):
    Прилетели Муся и Альханэ.
    Все это время я пролежала дома. Впервые мне довелось оценить преимущества собственного жилья. Конечно, наши дома (конусообразные, с полупрозрачными стенами) совсем не такие, как у людей, и многие музы обходятся без них - им нравится чувствовать себя свободными и ни к чему не привязанными. Но иной раз даже музе хочется побыть одной. Или отлежаться - вот как мне сейчас. Альханэ, например, живёт в большом дупле старого ясеня. Но таких деревьев - пустых изнутри и не занятых никакими белками - не так уж много. И в них темно, так что приходится приручать светлячков, а они довольно своенравные…
    Я же предпочла крону еще и потому, что здесь лучше слышно птиц. Они ведь переносят новости. И поют… Кстати, похоже, именно птички помогли мне добраться до дома. По крайней мере, это мое единственное смутное воспоминание – чириканье, щебет, свист…
–    Ну и во что ты впуталась, Лира? - вопросила Муся, забираясь в уютное переплетение ветвей и закидывая ногу на ногу. Вот ведь странное создание! Мне выговаривает за то, что я перенимаю у людей слишком много слов и мыслей. А их манеры перенимает сама, да с какой скоростью! Надо бы ей поменьше работать с кинорежиссёрами. – На тебе лица нет!
    И мне пришлось им всё рассказать. Хотя, видит небо, так не хотелось! Даже Альханэ. Творчество - это слишкое личное. Но мне нужна была помощь…
–    Понимаете, я совсем забыла про кризис. В любом начинании обязательно наступает момент, когда у человека иссякает первичный запал, и тогда…
–    Можешь не объяснять, - буркнула Муся. – Сначала у всех без исключения период “Я гений!”, затем “А может, и нет…”, чуть позже - “Кто угодно гений, кроме меня…” - и так далее, пока не дойдет до “Я ничто и звать меня никак!” – и тогда начинается новый круг. Что дальше?
    Сбившись с мысли, я замолчала. Голова все еще болела невероятно, крылья ломило…
–    Вы  увлеклись, - догадалась Альханэ. – Вы с Аркадием.
–    Да, - подхватила я – именно! У него новые тексты – какие-то осовремененные мифы - и вот, когда мы только-только начали улавливать изюминку стиля – чтобы получилось традиционно и одновременно своеобразно, – хлопнула дверь, да так, что меня просто снесло с люстры…
–    Про Аллочку ты и забыла, - кивнула Муся. – У вас на тот момент было “Я гений!”, а у неё стряслось “Я никто!”.
–    Ну да… - Я поморщилась. Голова! При одном воспоминании…  - “Нет, ну почему я все должна тащить на себе! Зачем я вообще вышла замуж? Никому я тут не нужна! Что толку быть художником, если вид собственного дома тебе безразличен?!” Он, конечно, пытался что-то возразить... говорил, что его творчество приносит радость людям…
–    Разумно, - одобрила Альханэ.
–    Но она сказала, что лучше бы оно приносило деньги, - продолжила я, - а то не на что ни закончить ремонт, ни купить новую мебель…  - И снова поморщилась.
–    Нда… - изрекла после паузы Муся. - Диагноз ясен. Теперь скажи главное. Тебе это всё зачем?
–    Что значит “всё зачем”?
–    В самом деле, Лира, - осторожно  вступила Альханэ. – Если тебе нужна пыльца, мы дадим сколько надо - не вопрос. Но что ты собираешься делать дальше?
Я вздохнула.
–    Слетать туда и разобраться, как всё исправить… И что я сделала не так. Возможно, мне вообще не стоило вмешиваться. Но, понимаете, каждый раз, когда она врывалась в комнату и кричала, что он ей что-то должен,  она будто в душу к нему врывалась...
–    Да тебе-то что? - удивилась Муся. - Ты не ангел-хранитель, чтобы радеть о душах. Он для тебя как цветок для пчелы - просто источник пыльцы. Хоть и хороший, надо признать, источник.
–    Ну вот ещё! - возмутилась я. – Муся, твой цинизм меня всегда задевает. Неприятно...
–    Лира, - снисходительно сказала Муся, - не всё то цинизм, что не розовые очки. Но ты не ответила.
    Я чувствовала такую слабость, что хотелось плакать. Но нашла в себе силы глянуть Мусе в глаза – миндалевидные, чуть раскосые, редкие среди муз, а сегодняшним вечером - черные.
–    Я ведь, заметь, чувствовала то же самое, что и он… Каждый раз, когда она прерывала процесс творения, у меня было чувство, будто мне прищемили крыло!
   Кстати, это чистая правда.
–    Даже оба, - вставила Альханэ. Вид у нее был отсутствующий.
–    Как? И с тобой такое случается? - Я несказанно обрадовалась поддержке и в то же время удивилась. – Но… Дети ведь не доставляют проблем?
–    Да, - вздохнула Альханэ, - только они быстро растут и взрослеют и начинают себя ограничивать…  и меня заодно.
–    Сколько тебе нужно пыльцы? – Мусе надоело ждать, и она, как всегда, поставила вопрос ребром.
–    Сколько дадите, - пробормотала я. Мне почему-то стыдно было на них смотреть.
    Они дружно взмахнули крыльями – и на меня пролился целый поток энергии – синей, красной, желтой – от Муси и сиреневой, опалово-огненной, сапфировой - от Альханэ… Дело было, конечно, не только в цвете. И даже не в количестве. Хотя Альханэ отдавала больше.
    Дело было в самой пыльце – возрождающей… животворящей… вдохновляющей... Через считанные секунды мир перестал казаться таким темным и запутанным, а крылья у меня ожили и затрепетали. Легче стало настолько, что я впервые за вечер обратила внимание за нимб Муси. Он был… чёрным.  Чёрный нимб? У музы? Оригиналка! Я от души захохотала.
–    Ты, конечно, как знаешь, - заявила Муся, перехватив мой взгляд, - но лично я бы просто оставила на этой Алле знак, и пусть сама с собой разбирается. - И, напоследок картинно полыхнув глазами (вышло очень эффектно!) – легко выпорхнула из моего домика. Вот в этом она вся! Просто помочь ей мало. Обязательно нужно разбавить доброе дело советом.
    Альханэ улыбнулась на прощанье и молча выскользнула следом. В этом тоже она вся…     Нет,  Муся тоже совсем не жадная! Но Альханэ – щедрая.

12
    Алла лежала на новом диване, почти с головой закутавшись в бежевое одеяло.
    По привычке я вспорхнула было на люстру, но вместо любимого хрустального великолепия мне навстречу рванулся бронзовый монстр. Понятно... Люстра - это единственное, что она выбирала без меня. Тогда я расположилась на подлокотнике любимого кресла Аркадия, изучая уже не столько Аллочку, сколько своё отношение к ней.   
    После того, что она со мной сделала, мне действительно стоило бы поставить на ней отметину, как советовала Муся. Такой своеобразный белый зигзаг над головой и чуть сзади, видный даже днём, если прищурить глаза. Сообщение для других: Осторожно! Тут вас могут обидеть!  Пока он держится – а это очень долго, если не снимать специально - ни одна разумная муза не подлетит и близко. Говорят, что проклятие музы – страшная кара для человека, который привык творить. До сих пор прибегать к нему мне не приходилось, но, думаю, у меня получилось бы.
    Только вот… У Аллы был такой жалкий вид и такой… беззащитный… А я к тому же не была уверена в том, что в случившемся нет моей вины.
    И я дала еще один шанс нам обеим. Перебралась к ней в изголовье и настроилась на нужный лад… 
    Должно быть, та встряска укрепила нашу связь, потому что я на редкость быстро и легко начала “слышать”. 
…Она подходила его поцеловать, а он отстранялся и говорил: "Извини, у меня появилась мысль…" – и бросался к своим рисункам; она покупала билеты в театр, а он бормотал: "Прости, мне нужно поработать вечером, пока есть запал"; она пыталась сделать сюрприз, готовила подарок - он осматривал его и морщился: "Я не хотел часы этой фирмы, все говорят, что они ненадежны, и слишком дорогие к тому же…" Она начала делать ремонт, а он заявил: "Дорогая, ну к чему эти глупости? Мне и так было хорошо…" Она пыталась дать ему совет по работе - он  закрывал руками свои наброски: "Ты же всё равно в этом не разбираешься!"   
Чем лучше я понимала её, тем больше проникалась сочувствием. Я никогда не смотрела на Аркадия с этой стороны. Для меня он всегда был готов на всё. Но для Аллочки, живой и энергичной, живущей в мире людей, он действительно не подарок, а тем более не идеал. Он всегда занят работой – а если не работой, так её поиском, а если не поиском работы, так поиском идеи…  Таким, как он, активная забота просто не нужна. 
    С ним рядом Аллочка не могла раскрыться как творец, ведь сфера её творчества совсем не пересекается с его интересами. Но она ведь в этом не виновата, правда?
    Я смотрела на нее, и у меня созревал план…

13
Муся, мелко-мелко перебирая крылышками, зависла около входа в магазин – кажется, мебельный, – в котором находилась Аллочка, и, по ее собственному выражению, “производила отбор”. Самую сложную часть работы она взяла на себя. Все-таки Муся - девчонка хорошая. Хоть и с плохим характером!
Пока мы ждали, Альханэ заинтересовалась одуванчиками (у них очень приятная на вкус пыльца), а я, заметив неподалёку в траве стайку воробьёв, помахала им рукой. Эти птички всегда были моими любимцами. Я даже болтовню их понимаю лучше, чем каких-нибудь скворцов или зябликов. И они всегда отвечали мне взаимностью. Вот и сейчас самый крупный подлетел и дружески клюнул меня в плечо. Я погрозила ему пальцем – он сел на землю и боком скакнул от меня.
Рядом раздался радостный детский смех: чей-то карапуз заливался, показывая на меня пухлым  пальчиком. Когда музы собираются вместе, маленькие дети могут видеть свет их крыльев. На всякий случай я отодвинулась от подруги и перевела взгляд с детей на взрослых… Больше никто не обращал на нас внимания; малыша скоро унесли… Люди сновали взад и вперед, входили и выходили из магазина - и то тут то там над ними слабо светились знаки в виде зигзага – проклятие музы. Я никогда не замечала, как их, оказывается, много...
–    Ты волнуешься? – Альханэ подняла лицо. Нос у нее был жёлто-оранжевый. – У тебя крылья дрожат…
    Во что я её впутала?

* * * * *
Уговаривать их пришлось долго.
–    Ничего более безумного в жизни не слышала, - заявила Муся немедленно.
–    И это говорит муза, способная окрасить нимб в черный цвет! – не удержалась я. Правда, сейчас он у нее, хвала небу, нейтрально белел, как и прозрачное платьице. Зато крылья… О! крылья стали цвета непроглядной глянцевой тьмы. И с овальными красными пятнами снизу, как у одной из тропических бабочек Альханэ…
    Муся, как обычно, пропустила мою реплику мимо ушей, Альханэ же задумчиво произнесла:
–    Вообще-то я слышала, что так делают. Когда нужно – ну, по каким-то причинам - привлечь творческое внимание человека к какому-то предмету, музы объединяются и... Самой тебе, пожалуй, не справиться, но общими силами мы сможем.
–    Мы? - переспросила Муся и уставилась на неё.
–    Ну пожалуйста! - Я тоже посмотрела на Альханэ – умоляюще - и даже задёргала крылышками. На манер её любимых бабочек…
Я убеждала их, что ни от кого не получала такой творческий заряд. Я говорила, что убрать преграду на пути к старому, проверенному источнику пыльцы легче, чем искать новый…
На самом деле я, конечно, лукавила. Альханэ это почувствовала.
Правда заключалась в том, что мне очень, очень хотелось помочь Аркадию. Для меня он почти друг, а вовсе не "источник"… Да что там почти! Друг. И, возможно, самый близкий. Пусть у него всё будет хорошо. Да и у Аллы тоже.
–    Ладно, - улыбнулась Альханэ.
    Муся казалась озадаченной.
–    Угу. Ну допустим, - сказала она. – С Лирой мне всё ясно. Она романтик, но при этом экспериментатор. Но ты-то, Альханэ – неужели ты это одобряешь? Зачем создавать себе такие сложности? В мире столько других людей…
–    Не скажи, - протянула Альханэ. – Ведь нас тоже немало. Если кто-то из людей много лет подряд призывает тебя и только тебя, - это ведь о чем-то говорит?
–    О чем? - Муся изогнула чёрную бровь. Любит, ох любит она такие жесты!
–    Об уникальности вашего контакта.
–    Точно! - обрадовалась я. - Уникальность! Судьба! Ведь не только мы выбираем людей, но и они нас! Согласитесь, это к чему-то обязывает!
–    А почему, собственно?
Альханэ объяснила, спокойно и прямодушно:
–    А потому. Если ты не поможешь тому, кто тебя позвал, для чего тебе вообще крылья? 
    И даже Муся, пряча недовольство в полупрозрачном ониксе глаз, не нашлась, что возразить…

* * * * *
–    А если рядом не найдется никого подходящего? Или он уйдет раньше, чем Алла? – поделилась я теми причинами беспокойства, которые осознавала. - Разве сможем мы его задержать?
–    Мы с тобой, даже вместе, вряд ли, - согласилась Альханэ. - Но ты же знаешь Мусю! Пегаса на лету остановит!
    Это правда. Я немного успокоилась.
–    Лира… - Альханэ оставила в покое цветы и поднялась ко мне. – Мы ведь не делаем ничего недозволенного - в противном случае здесь давно была бы целая стая ангелов-хранителей. С твоим Сином во главе… Его ведь повысили, ты в курсе? Я его, сегодня, кстати, видела - о тебе спрашивал. Просил передать, что очень много навалилось работы и всякое такое. 
Я не успела ответить.
–    Нашла! - крикнула Муся, упруго взлетая. Мы повернули головы к ней. – Именно то, что надо – возраст, внешность, род занятий, творческий потенциал… И Алла выйдет с минуты на минуту. Приготовьтесь!
    Альханэ крикнула в ответ:
–    Уже!
    А я снова ощутила странное беспокойство… словно кто-то сверлил меня взглядом. И торопливо огляделась. Крупный воробей (тот самый, что подлетал знакомиться), нахохлившись, смотрел прямо на меня. Мне показалось, что он хочет что-то сказать… но я не понимала что.
–    Пора! – Мусин возглас прозвучал как удар прутом.
Альханэ не медля расправила крылья. Я тоже...
"Глупая!" - отчетливо чирикнул вдруг воробей и высоко подпрыгнул, словно в возмущении. И тут я его узнала. Это был вожак из упряжки Главной Распорядительницы.
–    Подождите! – вырвалось у меня. – Подруги зависли в воздухе прямо надо мной; их сильные крылья чуть трепетали. - Главная предупреждала меня недавно, что лучше держаться от них на расстоянии...
–    Кого ты слушаешь! - фыркнула Муся. - Эту старую перечницу! Да у неё с рождения одно крыло, что она может знать о творчестве! Такие годятся только на то, чтобы распределять пыльцу!
–    И в самом деле, Лира! - поддержала её Альханэ. – Теперь уже поздно отступать.
Нечасто они проявляют подобное единодушие. Я сдалась – больше, думаю, от удивления.
    Из магазина уже выходила Алла. Шедший навстречу мужчина вежливо придержал дверь и посторонился… 
    Муся метнулась между ними. Оба на миг ослепли, дёрнулись навстречу друг другу - и столкнулись. Алла ударилась о косяк, охнула и, выронив пакет, неловко осела на землю… Мужчина остался стоять перед ней, с недоумением потирая глаза.   
    Альханэ вспорхнула и на несколько мгновений зависла перед ним – так, чтобы он оказался в дымке её крыльев…
    Я взмахнула крылом у самого лица Аллочки… Она сморгнула и растерянно уставилась на высокого симпатичного незнакомца, который, присев на корточки, быстро складывал её покупки обратно в пакет… Он поднял голову, и они встретились взглядами.   
–    Прошу прощения,  – он протянул ей пакет, потом, поколебавшись, руку. – Позвольте, я вам помогу. – Взгляды их снова встретились. - Меня зовут Кирилл…

14
    Получилось! Получилось!!!

15
    Зова не было ни от Аркадия, ни от Аллы. До кризиса еще далеко – значит, просто решили передохнуть. Что ж, тоже правильно.

    Отдала долг Мусе и полетела искать Альханэ.
    Нашлась она на лужайке, где мы в прошлый раз танцевали с бабочками, и начала было говорить, что я ничего ей не должна, но я лишь подняла крылья и со смехом осыпала ее с головы до ног - по нимбу, пепельным кудряшкам, спине, рукам заструились радужные искорки…
    Под невесомым разноцветным дождём Альханэ тоже радостно засмеялась, попытавшись оглядеть себя через плечо.
–    У меня никогда такой не было, – сказала она восхищенно. – Значит, всё вышло, как ты хотела?
–    Да!
    С момента нашего эксперимента – то есть уже месяца полтора, - я еще ни разу не виделась ни с подругами, ни с Сином. Алла оставила наконец в покое Аркадия, и он целиком погрузился в творчество, будто стараясь себя вознаградить за потерянное время. Как он работал!.. Алла испытывала небывалый подъём, найдя новый способ приложения своей энергии и своих идей – теперь это всё с благодарностью принималось. (К тому же, испытывая вину перед мужем, она всячески старалась создать ему максимальный комфорт.) Кирилл же, следуя её советам, подумывал сменить место службы – подыскать работу по душе - и вообще начал вести более активный образ жизни… 
–    Надо было так сделать с самого начала. Каждый получил своё и успокоился, а я едва успеваю сдавать пыльцу.
–    Рада за тебя, - сказала Альханэ. - А у меня тоже новости. Я еще никому не показывала, - она взяла меня за руку и повлекла за собой.
    На земле под ветвями ели был укрыт шалашик. Плетенные из лепестков стены прикрывали три ряда ячеек, в которых сидели бабочки – большие и маленькие, скромные и роскошные, нежно-розовые, жёлтенькие, чёрно-белые… 
–    Питомник?
    Альханэ счастливо улыбнулась. Это было её давней мечтой – устроить питомник-лечебницу, где можно было бы собрать самых-самых разных бабочек и заниматься ими всерьёз. И не у себя в дупле, а прямо на лугу. Но не хватало то времени, то пыльцы… 
–    Смотри, какая, - вполголоса проговорила подруга и осторожно, как только она умеет, вытащила из “постельки” крупную бабочку и протянула мне. – Я почти уверена, что когда-то она была музой. – Бабочка послушно перебралась ко мне на руку. - Ты не представляешь, какая она умница! Всё-всё понимает… Сама ко мне прилетела.
    Я заинтересованно оглядела крылатую красавицу. Крылья у неё были широкие и крепкие; нижние половинки - в тёмно-голубых разводах на очень темном фоне. Верхние, украшенные взбегающими чуть наискосок янтарно-медовыми полосами, похожими на закат, венчались треугольниками, в густой черноте которых выделялось по белому кружочку… Как две полные луны. Темновато, на мой вкус и навевает что-то… тревожное, но весьма и весьма красочно – стоит как-нибудь “померить” такой наряд.  Впрочем, Син говорит, что на моих крылья – цвета прозрачной морской волны в лучах полуденного солнца – можно рассмотреть рассвет, а радужные пятнышки иной раз сплетаются в целые пейзажи…
–    А как она называется?
–    О,  название у нее сложное, и всё равно ничего тебе не скажет. Да и какая разница?
–    Действительно… - Бабочка тихо сидела у меня на запястье, время от времени шевеля пушистыми усиками. – Ты хорошая, - сообщила я ей. Жаль, что нельзя погладить: драгоценная пыльца на крылышках… - Тебя наверняка кто-нибудь ждёт… - шепнула я. - Очень ждёт где-нибудь далеко, да?
–    Что? – заинтересовалась Альханэ.
    Я рассказала ей, что узнала от Сина – про перерождение муз.
–    Похоже на правду, - сказала она и провела пальцем по спинке насекомого. Бабочка как будто потянулась к ней.
–    А что с ней? Она больна? Кто-то обидел?
–    Просто старенькая, - объяснила Альханэ, забрала у меня бабочку и так же осторожно посадила обратно. – Ей уже недолго осталось. Собственно, я как раз пытаюсь найти способ продлить ей жизнь. И другим тоже. Они погибают раньше, чем я успеваю разобраться в их мыслях, а мне кажется, что если бы мы научились их понимать, это здорово помогло бы нам в творчестве: дало бы новые темы или новый взгляд… Ну, вот кажется - и всё тут. Впрочем, что это мы всё обо мне?  Расскажи лучше о Сине.
    Я невольно вздохнула:
–    Последнее, что я о нем слышала, я знаю от тебя: его повысили. То есть теперь у него под крылом группка начинающих хранителей, совсем-совсем неопытных, как желтоклювые птенцы. 
–    Всё-таки ангелы лучше обучают свою молодежь, - вроде бы посетовала Альханэ. - И дисциплина у них очень жесткая.
–    Ты хотела бы, чтобы нас контролировали так же? – удивилась я.
    Альханэ засмеялась:
–    Да нет, конечно. Разве это жизнь? Для музы?
–    Работы у него, должно быть, прибавилось… - подумала я вслух. - Он ведь такой добросовестный и ответственный!
    Как же я соскучилась! Солнце в траве, звон колокольчиков, питомник Альханэ – всё потеряет половину очарования, если я не смогу поделиться этим с Сином…   
16
    До сих пор не могу найти Сина. Знакомые сороки передали, что у него неприятности, но они могли и неправильно понять. Сороки вообще легкомысленны до невозможности и любят присочинить. Наверное, у него просто много хлопот с новенькими. А ведь я, наверное, могла бы помочь: у меня как раз уже несколько дней затишье в работе.
    Упросила знакомых воробьёв найти его и передать, что я жду.  В парке, у Центрального пыльцесборника. Сказали, что постараются. Им я больше доверяю: они обязательные.
   
    Прождала несколько часов. С каждой минутой я начинала волноваться все сильнее. Хранителю не нужно много времени, чтобы переместиться из мира в мир. Хотя бы появиться здесь – обменяться парой слов – вернуться обратно. Должно быть, у него действительно серьёзные неприятности… 
–    Он не прилетит, Лира...
Я резко обернулась. Передо мной висела в воздухе Муся. Вся она была какой-то серой, даже нимб был словно полинявший.
–    Что с тобой? – перепугалась я и немедленно стряхнула на неё зеленоватое облачко с правого крыла и золотистое – с левого.
–    Не стоит, - сказала она как-то нервно и даже отстранилась. – Пыльцу тебе лучше поберечь.
–    Что-то случилось? - Кажется, она была очень напугана.
–    Да. Что – не знаю. Но Главная Распорядительница велела мне немедленно разыскать тебя и отправить к ней. Домой. 
Вот тут и я перепугалась по-настоящему. Никого из нас она никогда не звала домой.
–    Ты полетишь со мной? Муся?
–    Нет. Она предупредила, что ты должна сама… Лира, прошу тебя, будь осторожнее!
17
    Личный купол Главной Распорядительницы был устроен на земле, в корнях рябины: бескрылым тяжело без крыши над головой, а каждый раз подниматься в кроны деревьев они не могут… От наземных букашек и всяких тяжеловесных жуков его охраняли сторожевые грачи. На меня они покосились, но тут же отвернулись и занялись своими делами, а я неуверенно переступила порог.
    Я впервые находилась в наземном доме. В нем было несколько комнаток и стояла мебель вроде человеческой, только из травяных волокон – вся зелёненькая, светлая и прямо на полу... Непривычно было ходить на ногах, так и тянуло взлететь, но я стеснялась – ведь хозяйка этого не могла. 
    Главная, в своей обычной бесцветно-бесформенной накидке, быстрым шагом вышла из внутренних комнат и устремилась ко мне.
–    Лира, - сказала она, не поздоровавшись и даже не улыбнувшись, - тебя разыскивает Син.
–    Правда? Ну, наконец-то… - Я с трудом удержалась на полу.
–    Вернее, он ищет музу, которая вмешалась в дела Аллы. Пока он не знает, что это именно ты.
–    В дела Аллы? А… а почему вдруг - он?
–    Как почему? - удивилась Распорядительница. -  Он же её ангел-хранитель. – И еще более удивлённо спросила: - Так ты не знала?   
    Я снова с трудом удержалась на ногах, но уже по другой причине.
–    Мы не говорили о делах. Просто не успели… Мы… Мы ведь вместе еще так недолго…
    Главная в задумчивости покружила по комнате. Когда она повернулась спиной, я невольно опустила глаза.
–    Всё сложнее, чем я думала, - пробормотала она, вновь останавливаясь передо мной. - В общем, Лира, ты должна знать: он считает, что твои действия принесли его подопечной вред, и существенный.
–    Вред? Но я не сделала ничего незаконного!
–    Формально, - кивнула Главная. – Но ты указала ей творческий путь, а она приняла это за любовь. – Она внимательно посмотрела на меня. -  Должно быть, ты еще просто не в курсе. Алла ушла от Аркадия – к Кириллу - и почти сразу поняла, что сделала ошибку. На Аркадия это подействовало очень сильно, а Кирилл… Теперь ему нужно заботиться об Алле, поэтому от всех своих творческих проектов (из-за которых она им и увлеклась) он отказался и сосредоточился на том, чтобы хорошо зарабатывать. Теперь Син. Он в ответе за Аллу и, будь ситуация только под его контролем, ни за что бы этого не допустил: союз Аллы с Аркадием был вполне гармоничным, им нужно было только приспособиться друг к другу. Но вмешались музы... ты понимаешь?
    С крыльев у меня зелёным золотом потекла пыльца.
–    Вы скажете ему, что это я?
–    Могу не говорить, если ты не хочешь. – Она пожала плечами. - Но он ведь все равно узнает. Не забывай, кто он.
    Спрятав лицо в ладонях, я почти застонала:
–    Но почему?! Почему всё вышло так нелепо? Я так хотела, чтобы они были счастливы...  Я мечтала только об этом…
–    Лира, когда ты наконец поймешь! – Судя по голосу, Главная начала раздражаться. - Нам не нужно, чтобы они были счастливы! Нам нужно, чтобы они ТВОРИЛИ!
–    Да неужели это несовместимо? - почти крикнула я. – Почему нельзя творить, никого не делая несчастным!
–    Лира! Да ты совсем как ребёнок! - Она говорила не укоризненно, а скорее грустно. – В нашем мире, отдельно взятом, страданий нет – и нет творчества. Как ты считаешь, почему? И зачем нам нужны люди как таковые?
И я вдруг поняла, что не сумею ответить. Я просто никогда об этом не думала! Это казалось таким правильным, таким привычным - есть музы, и есть люди. Люди зовут, музы приходят…
–    Оглянись вокруг, - продолжала она. Я послушно завертела головой. - Всё, что ты видишь –пыльца. Стены этого дома, платье на тебе, амброзия, которую ты пьёшь, парк, по которому гуляешь, сам воздух, которым ты дышишь…  Без пыльцы ничего этого нет. Нет нашего мира.
–    Вы хотите сказать, - до меня хоть и медленно, с трудом, но доходило, - что без людей нас бы попросту не было? Что мы  существуем только благодаря желанию людей творить? Так мы… мы что же - паразиты?! - Я не могла больше сдерживаться.
–    Некоторые считают именно так, - кивнула Главная. Она прошла к столу и уселась в плетёное кресло.  - Но разве это важно, Лира? Благодаря нам люди делают свой мир ярче.
    Я молча следила, как растворяется моя пыльца под ногами, впитывается в пол, уходит в землю...  У меня не было сил её удерживать.
–    Теперь самое важное. Лира… - Я недоуменно вскинула глаза. Ещё что-то?.. -  Ты не должна больше работать с Аркадием. По крайней мере, не сейчас. Если он позовёт – не слушай.
–    Но…  Я же муза… Если я нужна ему… Да конечно, нужна! Он обязательно захочет спрятаться в свою работу, как в скорлупу, и я тогда…
–    Лира! Ему сейчас плохо. Если он хоть на миг перестанет себя контролировать, то может оборвать тебе крылья!   
    Я попыталась себе это предствавить…
–    Нет! Не может, нет… Только не Аркадий... Он всегда повторял, что в ответе за собственную музу!
–    Всякое бывает, - вздохнула Главная. – Ты слишком уж в него веришь.
–    Откуда знать вам? – вырвалось у меня. Я тут же пожалела об этом, но Распорядительница не рассердилась.
–    Ты думаешь, бескрылой я родилась? – тихо спросила она. – Нет. Когда-то у меня была пара здоровых, сильных крыльев. Я была молодой, горячей и очень похожей на тебя - и точно так же, как ты, жалела людей. И позволила себе привязаться к человеку, с которым долго работала. Он тоже был художником, и очень способным, но его полотна не пользовались спросом, а семья постоянно пыталась на него повлиять - убедить, что творчество хорошо тогда, когда хорошо оплачивается. Ему следовало бы заставить их себя уважать, но он лишь усмехался - и продолжал творить. И я помогала ему - изо всех сил, пока однажды им всё же не удалось задеть его за живое, да так… В общем, начался кризис; но работу мы не прекратили. И в какой-то момент он сломался. Крикнул: “Чтобы я еще хоть раз в этой жизни взялся за кисть!” – и отшвырнул её в сторону… – Она помолчала, глядя в пол. – Конечно, он тут же опомнился: это был лишь момент отчаяния. Но у меня уже были сломаны крылья. Навсегда. И это еще не самое страшное, что могло бы случиться.
    Что может быть страшнее? Я молча смотрела на неё. Под ноги мне осыпалась и осыпалась пыльца…
–    Будь удар хоть чуть-чуть сильнее, я бы, скорее всего, просто развоплотилась. 
–    Я думала, - язык у меня слушался плохо, - если муза развоплощается, то добровольно… - Ещё одна ужасная мысль пришла мне в голову. – Или… или это может быть наказанием? Развоплощение?
–    Всякое бывает, - повторила она. – А теперь это может случиться с тобой. Аркадий сейчас в отчаяньи… Не лети к нему, даже если он очень сильно попросит. Подожди. Пусть пройдёт время…
–    А что сталось с вашим художником? – Не в силах больше стоять, я опустилась на пол – стекла подобно пыльце. – Вы оставили на нём знак - проклятие музы?
    Она покачала головой.
–    Я не хотела мстить. Но это сделали за меня другие. Он пробовал продолжать писать, но успех к нему пришёл только благодаря старым полотнам. Тем, которые мы сотворили вместе. Больше у него не получилось ничего настоящего… И, Лира…  Не думаю, что это произойдёт,  но Син может потребовать наказания. Для тебя.
    Син? Мой белокрылый принц?
–    Он не будет… - пролепетала я. – Син… НЕТ.
–    Не зарекайся, - печально сказала Главная. – Твой Син из тех, кто считает, что нас нужно ограничивать. Хранители хотят, чтобы мы заключили с ними договор. Они прикрывают наши крылья от человеческих страстей, вольной или невольной, - мы обязуемся все свои творческие планы согласовывать с ними. Чтобы никому не навредить. Пока мы не сошлись в понимании вреда и пользы, поэтому к соглашению не пришли, так что в случае чего твёрдо стой на своём. Мы не ангелы. Мы музы, и у нас свои задачи. Если твои действия привели к развитию чьего-то творческого потенциала, свой долг ты выполнила.
–    К развитию?  Вы про Аркадия? Значит, его способности раскроются ещё полнее?
–    Наверняка. Но я про Аллу. Она сейчас очень несчастна, и у неё как никогда обострена способность творить... Может быть, это во что-нибудь выльется - в работу со словом. Или со звуком… Но, Лира, мой тебе совет: если она позовёт - не лети. И к ней тоже. Пошли кого нибудь покрепче, потолстокожее. Да вот хоть Мусю – они наверняка найдут общий язык…
   
    Были уже сумерки, когда я вылетела, а точнее сказать выплыла из ее купола. Собственные крылья казались неуклюжими. На душе скребли вороны. Меня как будто лишили всего.  Даже права быть музой.  Меня будут звать - а я не должна откликаться. Я кому-то нужна - но думаю только о собственных крыльях...  Я способна лишь на то, чтобы сделать кого-то несчастным - и радоваться полученной пыльце.
    Наверное, всё правильно. Нельзя переплетать человеческие жизни со своей, да ещё так тесно. Тем более если ты - муза! Но… Я ведь старалась!
    Я так старались, чтобы всё было хорошо! Син… Неужели ты не поймёшь? Аркадий… Я сделала все, что должна была сделать. Всё, что могла! А если я причинила кому-то вред, то всё ведь еще можно исправить.
    Ведь правда? Можно?*




*Фрагменты крылописи. Источник - крылья Kallima Paralekta. Расшифровано Главным Архивариусом Альханэ. **

**Записано Аллой Колесниковой со слов Муси.