Форум литературного общества Fabulae

(Примечание. Отрывок из этой повести был опубликован ранее под названием «Многоликая рыжая птица»)


СТОЯНКА ПОЕЗДА  ПЯТЬ МИНУТ


<I>«Мы не сможем встречаться... И даже во сне...
   Эта разница в цифрах и времени ночи...
   Но я буду писать тебе письма. Ты хочешь?
   Их дождем вышивать на небесной канве»..
.(Наталья БАЛУЕВА*)</I>

ПРОЛОГ

Ночь исполосована огнями проносящихся мимо станций и разъездов. Скорый поезд не утруждает себя частыми остановками. Позади пограничный контроль, формально-символический, оставляющий чувство абсурдности происходящего. Пассажиры угомонились. Из купе, то тут, то там, доносится мирный храп.
Кира уснуть не пытается. Все равно не получится. Пока поезд не проедет ту самую станцию, где стоянка только пять минут...
Вот уже два года, каждый раз, при поездке в Великий Город и обратно, ночь и дорога посвящены ожиданию пяти минут на спящей станции. Иногда она спрашивает себя, уж не ради них ли совершает этот путь?
Пройдет туда-сюда проводница, равнодушно скользнет взглядом по беспокойной пассажирке – не замышляет ли чего? Спросит: Не спится, девушка?
Кира ответит что-нибудь безлично-веселое, и вновь окунется в медленное ожидание в ритме колесного перестука. Пожалеет, что не курит – было бы чем заняться. Возможно, и сон пришел бы. Освободил от придуманного приобщения, прикосновения к жизни далекого и давно уже чужого человека, который неизвестно зачем выдернул ее из тихого уютного мира устоявшейся жизни.  Заставил заглянуть на дно прочно запертого сундука памяти. И снова стал лишь тенью... Два года... И несколько безумных дней, выворачиващих ее наизнанку, всего лишь пылинка на их дорогах.  Никогда не смогу хоть на миг вернуть те дни, чтобы вновь ощутить – физически – тепло одного-единственного человека. Никогда не смогу перелететь, перенестись, перебраться через эти километры, через эти годы, чтобы подойти и прикоснуться – наяву, не во сне, не в мечтах, не в Интернете, не на страницах написанных книг... Я создаю миры, и разрушаю миры,  лелею самообман: однажды разрушить непреодолимую стену моей собственной судьбы»...

Привокзальные фонари подмигивали желтыми глазами: мы знаем, мы все знаем...  Сонная проводница прошла по вагону, негромко объявляя станцию. Повторяя : Стоянка пять минут. Стоянка пять минут.
Кира прижалась лицом к оконному стеклу. За эти годы вокзал стал уже почти родным, привычным, хоть она никогда не делала больше двух шагов от вагона. Ведь стоянка всего пять минут! Глаз отмечал изменения: обновленный газончик перед окнами вокзала, недавно выкрашенные стены, новые фонари... Вглядывалась в лица встречающих-провожающих в поисках одного-единственного,  которое хотелось увидеть до боли в затылке, до золотых искр в зрачках. Прижаться к его груди на пять отведенных жизнью минут, услышать, как бьется сердце – настоящее, живое... Неугомонное сердце Ветра. Безответная надежда.
Ночь. Вокзал. Стоянка пять минут.
Лукавая судьба, зачем ты поманила возвращеньем?

Глава 1.

Кира всегда была равнодушна к весне – раскисшие дороги, скользкие тротуары, засыпанные мусором обочины никакого особенного трепета и эмоционального подъема у нее не вызвали. Она любила осень: терпкость опавших листьев, смешанную с горечью хризантем и грустью костров. Любила забраться куда-нибудь повыше на днепровский склон, подставить ветру лицо, упиваясь обманчивым чувством полной свободы, призрачной возможности оттолкнуться и подняться в небо, над верхушками деревьев, к растрепанным облакам. Весну Кира называла склочной дамой – почему-то именно весной с Кирой случались какие-то нелепости и неприятности: то с работой полный завал, то хвори одолевают. Кира торопилась прожить кислые месяцы март и апрель, чтобы поскорее окунуться в лето, принесенное маем на ладонях  городских каштанов.
А еще этой весной, после затяжной и холодной зимы, ей никак не писалось. Редактора сердились, денег хронически не хватало, настроение портилось. И все чаще посещали мысли о смысле жизни вообще, и ее, Киры Клим, в частности. Время уплывало в никуда, и не восстанавливалось, и все острее чувствовала она окружающие ее стены, замкнутое пространство. Открывала настежь окна, невзирая на погоду. Дома к этой ее особенности давно привыкли, но на работе приходилось считаться с желаниями коллег, и убеждать их, что на дворе тепло, весна, и немного кислорода не повредит.
В консалтинговом бюро, где она работала, коллеги очень бы удивились, узнав, что всегдашняя улыбка на лице Киры Леонидовны – всего лишь надежная маска, и она терпеливо носит ее  целый день, до глубокой ночи, и расстается с ней только тогда, когда домашние засыпают и она остается один на один со своим компьютером и своими мыслями, ровными черненькими закорючками заполняющими серебрянный экран.  Выплескивается из глубины сознания неотступное чувство одиночества, вдруг настигшее успешную женщину, и не отпускающее, не дающее вздохнуть, непонятное, необъяснимое, невозможное, ибо несуществующее, призрачное. Смешанное с острым желанием – пусть придет завтра, и все станет иначе...

Стряхивая на ходу капли дождя со свернутого зонтика, Кира стремительно вошла в свой офис. Она всегда двигалась легко и быстро – никогда не сидела на стуле, расслабившись, словно готовилась в любую минуту вскочить и унестись вслед за только ей одной известной целью. Вслед за ветром – иногда шутила Кира.
- Кира Леонидовна, - с откровенной завистью сказала Оксана, - ну как вам удается в такую рань быть уже бодрой! Я из-за этого нудного дождя вообще не могу проснуться. Или вы рано спать ложитесь?
- Конечно, рано, - засмеялась Кира. – После того, как все угомонятся, часиков в десять с небольшим - немного приберусь, немного попишу, немного посижу на форумах – и практически рано, то есть, в каких-нибудь  два часа ночи – я уже в постельке. А в семь ноль-ноль уже на ногах.
Отвечая Оксанке, Кира пристроила в углу комнаты мокрый зонтик, повесила в шкаф куртку, нагнувшись на секунду, щелкнула кнопкой, включая компьютер, мимолетно заглянула в электрочайник – вода есть, отлично, провела щекой по волосам – еще один мимолетный взгляд, на этот раз в зеркало, как всегда, ироничный комментарий: красотка!...
-  Вот поэтому я и не спешу накинуть на себя это ярмо, - внесла свою лепту в утреннюю дискуссию Инна.
- Это ты о семейной жизни? – спросила Кира. – Я не могу сказать, что  рассматриваю свою жизнь как какое-то ярмо. Мне такая мысль никогда не приходила в голову – за все 20  с хвостиком лет, что я живу со своим мужем.
- Вам кофе сделать, Кира Леонидовна? – спросила Оксана.
-  Да, спасибо, - Кира достала из стола свою чашку.
Девчонки любили свою начальницу, в особенности за то, что ... она не вела себя как начальница.  И совсем не похожа была на солидную даму. Кира спокойно могла сделать кофе всем девченкам, если делала его себе, и отправляясь в кафетерий, охотно покупала пирожки на всех сотрудниц. Руководящая дистанция  с подчиненными была  неуловимой, словно бы и не существовала вовсе, но девченкам и в голову не приходило ослушаться Киру Ленидовну или затянуть с выполнением задания, которое Кира давала словно бы извиняясь за то, что не может сделать все сама. А еще они все обожали утренние короткие посиделки перед тем, как окунуться в текучку рабочего дня.
Сегодняшняя тема была, конечно, самой интересной для всех: Оксанка, в 22 года уже успела «сходить» замуж и благополучно из него уйти, Инна, старше Оксаны ровно на 10 лет – меняла мужчин чуть ли не каждый день, Эльмиру Рахимову родители выдали замуж за солидного мужчину  - составили ей хорошую партию, и совершенно не поинтересовались желанием Эльмиры. Впрочем, Эльмиру в числе членов их маленького коллектива уже можно было не учитывать – она уходила в декретный отпуск, а ни один уважающий себя мужчина-мусульманин не позволит работать жене, если в семье появляются дети.  21 век за окном никаких особенных изменений в эти установки не внес.
- Ужас! – абсолютно искренне ахнула Инна, - двадцать лет с одним и тем же мужчиной!  И даже с хвостиком? Или все же нет?
Кира промолчала.
- Извините, - пробомотала Инна, - это не наше дело.
- Да, ничего, - успокоила ее Кира. – Я же нормальный человек.
- А как же верность и единственная любовь? - спросила Оксана. Своего краткосрочного мужа она выгнала именно за то, что он не пропускал ни одной девченки.
Кира улыбнулась: Ксан, все не так однозначно и линейно в нашем мире. Представь себе, что у тебя прекрасная, удобная, благоустроенная квартира. Но ведь от этого мир за окном не перестает существовать? Ты не продолжаешь любоваться красивыми пейзажами? Тебе нравится гулять, скажем, в парке на склонах Днепра? И вдруг подумать – пора домой, там так уютно, тепло и меня всегда ждут. Понимаешь, что я хочу сказать?
Кире показалось, что Оксана вздохнула с некоторым облегчением: «Конечно, понимаю. Настоящая любовь и не настоящая».
- Любовь всегда настоящая, – возразила Кира. – И на всю жизнь, и на три дня. Любовь – многоликая птица.
- Здорово сказано, - восхитилась Инна.- Многоликая птица. Синяя птица счастья.
- Это две разные птицы, - засмеялась Кира, - они не всегда живут в одном гнезде. И не ко всем прилетают. Увы.
Кира допила кофе, легко поднялась с места, поставила чашку на поднос в их хозяйственном уголке – потом вымоем все сразу. Рядом висело зеркало. Она снова взглянула на себя: вполне симпатичная женщина, стильная стрижка, яркие светлые глаза. А что там в глазах – это мы спрячем  и никому не покажем. Это просто весенний авитаминоз шутит шутки. Пройдет. Она достала из сумочки очки: вот так, строгая и внушительная дама.
- Die Liebe ist unser Gottt, - вполголоса сказала Кира, - любовь наш Бог.
- Кира Леонидовна, - удивленно спросила Инна, - а вы и немецкий знаете?
- Нет, не знаю. Мой немецкий ограничивается вот этой фразой, вернее, строфой. Цитировать все не буду, чтобы перед тобой не позориться. Это строфа из Рильке. Выучила когда-то. Представляете, как мне было сложно запомнить незнакомые бессмысленные звуки?
- Наверное, надо было? Я бы ни за что не стала заучивать непонятные цитаты.
Кира уже сидела за своим столом, открывала один за другим вчерашние документы, просматривала – это надо бы перечитать, это вот – не успела закончить.
- Не то чтобы надо, - задумчиво произнесла она, - просто был в моей жизни человек, который любил эту фразу повторять. Ну, я и выучила... Девочки, давайте работать. А то Федор Геориевич спросит, как у меня с письмами партнерам, а у меня с ними совершенно никак. Не успела вчера.
«Сначала проверю почту, - подумала Кира, - потом напишу письма, потом – тот дурацкий текст надо еще раз просмотреть, кажется, наш новый фри-лансер малость схалтурил.»
Она открыла свой рабочий адрес, длинная колонка  поступившей корреспонденции обещала день, загруженный работой по самое «не могу». А она-то надеялась в конце дня подумать немного над рассказом, план которого уже вроде бы «созрел», и, самое главное, который уже давно ждут в журнале. Кира секунду помедлила, борясь с искушением отсрочить виртуальное общение с партнерами фирмы: это тоже входило в ее обязаности. Искушение победило: сначала заглянуть в личный ящик.
«Человек слаб», - вздохнула Кира и открыла во втором окне свой личный адрес.
Два письма из разных редакций. Тут все понятно, можно и не читать – спрашивают, где рассказы. Письмо от сестры – наверное, опять жалуется на все сразу.  Бедная Линка, за что ей все эти напасти! Кира иногда испытывала чувство вины за то, что нет у нее какой-то высшей силы, чтобы уберечь сестру от сыплющихся на нее неприятностей. Вчера Линка звонила ей домой, и огорошила новостью – она подпадает под сокращение. Где искать работу в маленьком городке – понятия не имеет. Линка плакала в трубку, Кира утешала, придумывала варианты, и проклинала про себя великих политиков, великая политика которых привела к тому, что такие, как Линка оказываются никому не нужны.
Письмо-автоответ с литературного портала, на котором она публиковалась, и в работе которого участвовала давно и активно: «Вам пришло сообщение от автора LexRich».
«Кто это еще такой? – подумала Кира. - Наверное, кто-то новый, еще не заходил на мою страничку.  Ну-ка.»
Клик.
«Грустная история. И столько света. А как же надежда?»
Подписи не было. Кто же это написал ей? Кто стоит за этим логином, кто прячется за виртуальной маской?
LexRich. LexRich.
Что-то неуловимо знакомое. Давнее, тревожащее. Кира закрыла письмо, сказала сама себе, как девушка Скарлетт в известном романе: «Я подумаю об этом завтра». Надо что-то ответить этому таинственному LexRich-у , так положено в Нет-общении, не оставлять даже самые незначительные реплики без ответа. Впрочем, в реале вежливые люди тоже отвечают на письма. Сейчас проверит еще одно письмо, и начнет работать.
Последнее письмо пришло уже не через портал, напрямую на ее адрес, но от того же адресата LexRich. Как любой пользователь Нета, опасающийся вирусов и не любящих сетехулиганов, Кира сразу же удаляла все письма от неизвестных отправителей, но этот самый Лекс уже приходил к ней, любопытство пересилило осторожность.
А может, в этот самый миг судьба, бросила, наконец, на стол карту ее жизни?
Клик.
«Красивое имя Кира Клим. Когда-то я любил девочку, с редким именем Кира». Подпись: Wind.
Ветер.
Фишки головоломки сложились в рисунок. LexRich. Александр, Алекс Рихтер. Бешеный, непредсказуемый, неуправляемый Алекс Рихтер. Влюбленная девочка Кира называла его Ветром.

Die Liebe ist unser Gott.

Кира перестала слышать шум оффиса, шум улицы за окном. Одеревеневшими пальцами напечатала: «Алекс, это я». Клик. Ответ ушел.
Она сидела, уставившись в экран компьютера, пытаясь успокоить бьющееся в грудную клетку сердце, совладать с задрожавшими руками. Девченки не должны заметить, что с ней творится что-то неладное, не должны видеть этого жара, вспыхнувшего от нескольких слов на экране. Слов, одним махом вызваших из сумрака ушедших лет память о руках и губах, о слишком коротких ночах и сломанных грезах.
Память о романтичной девочке из маленького городка, приехавшей более двадцати лет назад в столицу учиться.


Глава 2.

В гастрономе на углу около универститета Кира купила мороженое: «Крещатик», в шоколадной глазури. У них в городке такого никогда не продавали. Она держала в кулаке желанный брикетик и все не решалась распечатать его. Мороженое казалось ей каким-то необыкновенным лакомством, которое должно было знаменовать начало новой жизни и новой свободной Киры. Мысль о том, что она может провалиться на вступительных экзаменах, и ей придется вернуться домой, под деспотичный домашний контроль, ей в голову не приходила.  Она остановилась, не дойдя нескольких шагов до ступенек, ведущих в таинственное темно-красное здание, стояла, запрокинув голову, и кажется, даже раскрыв рот, и смотрела на высоченные колонны, очерченный черным фронтон, летящие по ветру облака над крышей.
- Помочь? – раздался рядом насмешливый голос. Кира оглянулась.
Он не улыбался, этот темноглазый парень, просто, хитрая складочка в углу рта. Симпатичная и доброжелательная.
Кира пожала плечами: подумаешь, проблема! Но ответила вежливо: Спасибо, справлюсь.
Она развернула уже начинающее плавиться мороженное, откусила кусочек. Парень наблюдал, все так же улыбаясь уголком губы. Лопать мороженное так, как ей того хотелось – быстро и неинтеллигентно-жадно, чтобы побыстрее добраться до сладкой прохладной серцевины, Кира, разумеется, не могла, поэтому грызнула еще раз то же место: опять шоколад. Через десять секунд она поняла, что брикетик состоит из одной шоколадной глазури! Глаза парня округлились, да и сама Кира была удивлена не меньше.
- Вот это да! Такого производственного брака я еще не видел. Тебе повезло, пичужка! – сказал парень. – Это неспроста. Загадывай желание.
Кира закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться на желании: хочу... хочу...
Следовало загадать что-нибудь этакое, судьбоносное, необыкновенное. Например, поступление в универ, крупный выигрыш в лотерею, путешествие на Луну... Она открыла глаза, взгляд встретился с орехово-карими круглыми глазами незнакомого парня. Она так и не сформулировала своего желаниия словами, она ощутила его каждой клеточкой своего тела, каждой каплей закипающей крови, каждым вздохом испуганной пичужки Киры Клименко... Желание обрело слова несколько месяцев спустя, горячей ночью, горячей, несмотря на мокрый декабрь, на ледяную кашу под ногами, на полное отсутствие сказки в природе...
Хочу тебя, Ветер. Унеси меня за облака.
А тогда она стояла и смотрела, как он уходит, потому что его кто-то позвал... На прощанье оглянулся и помахал ей рукой: до встречи, рыжая пичужка.
Кира проглотила последний сладкий кусочек удачи и шагнула под  темно-красные колонны ...

А потом была лихорадка вступительных экзаменов, и мгновения острого страха, когда стояла перед вывешенными списками: прошла – не прошла... И огромная, больше неба, радость – я смогла, я прошла, я победила! Я – сама!
Иногда поздно ночью, падая с ног от усталости, перегруженная информацией и впечатлениями, Кира думала о том, как она счастлива, она – живет, наконец-то, и у нее все по-настоящему, не придуманное – реальное: вот эта комната в общежитии, которую они  с девченками превратили в подобие дома, наполнили уютом, мелкими безделушками, милыми девчачьими секретами. Гулкие своды коридоров старого университета, загадочные закоулки верхних этажей и полуподвальных помещений, где, казалось, бродили призраки прежних поколений господ студиозусов, запахи книг, шуршание магнитофонных пленок в лингафонных кабинетах, смешные практикумы по фонетике, когда надо было работать перед зеркалом – отрабатывать иноземную артикуляцию...
Постоянные перебежки из корпуса в корпус, по аллейке старого парка, мимо памятника поэту...
- Эй, пичужка, - окликнули ее. Он улыбался все так же, хитро, вроде бы даже и не улыбка, а просто складочка у губы, и слегка подвинулся на скамейке.
Кира присела с краешку, тщательно пряча смущение, и удивляясь, отчего это она так смущается.
- Ну что, сбылось твое желание? – спросил парень. – Помогло тебе чудо-мороженое?
- Не знаю, мороженое ли, а может, я сама чего-нибудь стою? – ответила Кира.
- Может, и стоишь, - ухмыльнулся парень. – Давай знакомиться? Алекс.
- Кира.
- И на какой же факультет приняли такую рыжую пичужку? – продолжал посмеиваться парень.
- Обзываешься, да? – возмутилась Кира на его реплику о пичужке.
- Так я ж любя, - просто ответил Алекс.
В груди у Киры стало жарко, и ушам тоже, и щекам. Но она лишь фыркнула, демонстрируя пренебрежение к таким примитивным заигрываниям (прям как в слащавых романах!). А он уже не улыбался, смотрел  совершенно серьезно, и глупое девчачье сердечко покатилось, покатилось, навстречу своей судьбе...
А потом она перестала замечать все, что происходило вокруг: остался только Алекс, его орехово-коричневые глаза, и то, что он говорил, и как смотрел на нее, и как улыбался. И это была невероятная удача – они учились на одном факультете, только Алекс уже на четвертом курсе, и у них было так много общего. Обычная история – она влюбилась, мгновенно, взахлеб. И весь мир сосредоточился  в одном человеке, и еще не задумываясь об этом, еще не осознавая своей влюбленности, Кира знала, что это чувство – навсегда, что оно самое сильное, всепоглощающее, единственно имеющее смысл в жизни и единственное, придающее жизни смысл.

Много позже, через пару месяцев, бессонной ночью Ветер шептал ей, отрываясь от ее губ, что влюбился в ту самую минуту, когда увидел у колонн университета смешную рыжую девченку с пачкой мороженого в кулаке. Когда заглянул в ее глаза – светлые прозрачные капли неба. Рассказал, как он бродил по коридорам в поисках «пичужки», не зная, на каком факультете ее искать, и боялся, что она не прошла по конкурсу и он никогда больше ее не увидит. И когда увидел ее, наконец, на аллее парка, чуть не подпрыгнул от радости, что вот  она – здесь, наконец-то нашлась, и подумал, что теперь никуда никогда ее не отпустит!

- Мы всегда будем в месте, да, Ветер? – спрашивала Кира.
- Всегда, обещаю, ты мне веришь? – и он снова и снова целовал ее, и прижимался к ней в невозможном желании слиться в одно целое, том вечном и несбыточном желании всех влюбленных, без которого жизнь на земле умерла бы...

Глава 3.

Кому по силам описать любовь? День двоих соткан из мгновений, и каждое мгновение полно высшего смысла, ибо ты – есть у меня, а я – у тебя. Небо синее только потому, что ты со мной под этим небом, звезды яркие лишь для того, чтобы я видела тебя в их свете. В их жизни не происходило ничего особенного, ничего необыкновенного, и одновременно, жизнь стала яркой, звенящей, как песня птицы на рассвете, как перестук дождя по оконному стеклу, как осенний листопад, расцвечивающий городские парки.
Они находили радость в каждом дне, в каждом часе каждого дня, каждой минуте слишком короткой ночи. Радость быть. Втискивались по утрам в переполненный автобус, и радовались этой толкучке, ибо она позволяла им чувствовать друг друга. Искали встречи в гулких коридорах старинного здания, будто бы случайно, чтобы всего лишь улыбнуться, и кивнуть друг другу – нас объединяет великая, только нам дарованая тайна. Все песни были сложены только об их любви, все стихи написаны для них и о них, вся музыка посвящена только им.

Всезнающая Ольга, с которой Кира жила в одной комнате, рассказывала всякие странные вещи, предупреждала Киру: Не верь Алексу. Не зря его прозвали Ветром. Он непостоянный, и необузданный. Рихтер помешан на свободе его драгоценной личности, чуть ему покажется, что девушка имеет на него виды, и только его и видели.
«Он мой», - думала Кира, и сердце сладко замирало. – «Он мой навсегда, не может быть иначе. Мой бешеный Ветер, пусть он унесет меня , куда захочет, я не стану сопротивляться, никогда не скажу «нет».
Листопад сменился хрустким снегом. Они уходили далеко в глубь лесопарка, где никто не мог им помешать, испортить очарование  близости, и целовались до изнеможения, и руки их встречались под одеждой, смелели и просили, требовали, умоляли – иди ко мне, совсем, навсегда, исчезни во мне, и возродись во мне. И был Новый год, и терпкий запах елки, и колючее шампанское, и томительный вальс...
Началась сессия, девченки пропадали целыми днями в читалках, и ночами собирались в комнате у кого-нибудь – и готовились к первой в  их жизни сессии. Кире было все равно. Она шла вместе с ними в библиотеку, и сидела, уставившись в одну точку – мысли были далеко. Алекс находил ее  и там и они быстренько сдавали учебники – и шли бродить по городу, или в кино. Но фильмов они тоже не видели – темнота зала служила лишь прикрытием для того, чтобы чувствовать другого рядом, целоваться в темноте последнего ряда, и яростно, до боли желать друг друга.

<I>FROM:   'LexRich' <lexrich@yandex.ru>     
For:  Kira_klim@ukr.net
Subject:  No Subject</I>
«Пичужка, неужели я, наконец, нашел тебя? Сколько лет! Захочешь ли поговорить со мной? Wind”

<I>FROM:  Kira_klim@ukr.net
For:    'LexRich' <lexrich@yandex.ru>     
Subject:  No Subject</I>
«Привет, Алекс. А ты искал? Неужели? Поговорить – конечно, захочу, со старым другом всегда приятно пообщаться. Кира»

Кира Леонидовна неловкимии движениями бессмысленно перекладывала на столе бумаги. Мысли путались. Алекс. Зачем? Откуда? Ей казалось, что все давно забыто, все перегорело: и любовь, и боль. И вот – две строчки, и сердце колотится, к лицу словно кто-то приложил горячие ладони. Словно он приложил к ее лицу ладони. Пульс бьет в виски: Алекс-Алекс-Алекс.

Неугомонный Ветер. Он называл ее пичужкой с рыжими крыльями – из-за волос. Волосы разметались по чужой подушке в чужой квартире, и он пропускал их сквозь пальцы, расстилал, раскладывал из них на постели крылья. Опирался на локти, чтобы не прижимать ее слишком сильно: Пичужка, скажи, если тяжело.
Ей не было тяжело. Она хотела ощущать тяжесть его тела, и уже само это ощущение было острым наслаждением. А еще  были его руки, его губы, его сонное дыхание у ее плеча, когда, утомившись, они дремали. А отдохнув, снова тянулись друг к другу.
Лицо Киры светилось над ним в полумраке, Алекс подхватывал ее волосы пальцами, разводил в стороны: люблю твои рыжие крылья...
Ее любовь была огромной, как небо, сияющей, как рассвет. Навеки, до самой смерти. Вне этой любви жизни не было и быть не могло.


(продолжение существует...:D)