Форум литературного общества Fabulae

Владимир Иванович Тигров лениво потянулся в постели и медленно поднялся. С наслаждением прошелся по ковру, приятно щекочущему глубоко утопающие в длинном ворсе ноги. Накинул халат и отправился под душ. После изысканного завтрака долго измерял шагами многочисленные квадратные метры своей московской квартиры, затем закурил трубку и сел за компьютер. Опытные пальцы быстро забегали по клавишам. Тигров забыл про квартиру и про все на свете, словно оказавшись рядом со своими персонажами. Из этого блаженного состояния его вывел телефонный звонок.
-Алло? Какая школа? Странно, как вы узнали мой телефон… Ах, вот оно что! Да, знаю полковника запаса Лихоткина. Хорошо, в субботу я готов выступить перед вашими учениками – после обеда с четырнадцати до пятнадцати, позаботьтесь, пожалуйста, чтобы школьники не опаздывали, у меня каждый день расписан по минутам.
Тигров вновь повернулся к монитору, покосился на телефон, размышляя, стоит ли его отключить, и аппарат в ту же секунду зазвенел вновь.
-Привет, Володя! – услышал он вроде бы знакомый голос.
-Привет! – машинально ответил Тигров, лихорадочно соображая, кто же это может быть.
-Не напрягайся, не утруждай мозг воспоминаниями, - усмехнулся собеседник. – Мы с тобой уже лет пятнадцать не виделись. Майор запаса Телегин.
-Серега! Вот это да! – обрадовался Тигров. – Ты в Москве?
-Да, в командировке был, дела все закончил, поздно вечером уезжаю. Дай-ка, думаю, позвоню. Телефон твой, кстати, через интернет раскопал еще до отъезда.
-И такое там можно найти? – засмеялся Тигров. – Надо же, вроде я такую рекламу не заказывал! Вот что, Серега, давай на всех парах жми ко мне, и никаких отговорок! Добираться до моей берлоги так…
Минут через сорок в дверь позвонили, Тигров отпер. За прошедшие годы оба немного пополнели, поседели, но сразу же узнали друг друга. Мужчины обнялись.
-Сколько лет, сколько зим! – воскликнул Тигров, приглашая Телегина в квартиру.
-Действительно, неплохая берлога! – засмеялся гость, окинув взглядом роскошный интерьер.
Вскоре уже сидели за обильно накрытым столом. Тигров собрался откупорить коньяк, но Телегин его остановил.
-Погоди, Володя, я тут кое-что прихватил – из старых запасов. Берег для особого случая. Надеюсь, именитый писатель Тигров не побрезгует вспомнить, что пил в добрые старые времена, когда еще назывался старшим лейтенантом Хитрецовым.
Гость достал из пакета литровую пластиковую бутылку.
-Узнаешь массандру родимую?
-Серега, ну ты вообще отличник! – обрадовался Тигров. – Тогда подожди еще секунду.
Он отодвинул изысканные яства в сторону – на потом. Принес из мороженое соленое сало, порезал его крупными ломтями, очистил несколько зубцов чеснока. Кое-как разыскал среди хлама в кладовке простой стеклянный стакан и жестяную кружку. Наконец, все приготовления были завершены.
-Ну, давай, за встречу!
Приятели чокнулись, лихо выпили сразу по двести граммов и с наслаждением закусили салом с чесноком и черным хлебом.
-Как в доброе старое время! – усмехнулся Тигров. – Ну, рассказывай, Серега, чем занимаешься.
-Год назад на пенсию ушел, сорокалетия не стал дожидаться – дальневосточные год за полтора  приблизили этот момент. Удалось устроиться на нормальном предприятии, снабженцем заделался, по командировкам частенько мотаюсь – не привыкать после армии. Колька скоро школу закончит, голову ломать с поступлением. А там и Юрка на подходе к вузу. Ничего, нормально учатся, надеюсь, оба медализируются. За институты, глядишь, платить не придется. Еще и дочка Светочка родилась попозже, только в первый класс пошла. Катя с медициной давно покончила, на экономиста заочно выучилась, тоже работает. Кручусь, как видишь, но ничего, справляюсь с содержанием своего семейства. Ленку, свою первую жену, недавно встретил – первый раз за столько лет. Аж на шею мне бросилась. И знаешь, даже приятно по-своему стало. Аж поцеловались взасос. Как-то утряслось все между нами, будто в другом мире это было. После меня еще двух мужей поменяла, сейчас какого-то бизнесмена подцепила. Не все гладко у нее, как мне показалось. Читал в городской газете, какие-то у него большие неприятности с налоговиками. Ну да ладно – за что боролась, на то и напоролась.
-У меня таких бурных страстей на семейном фронте не было, - усмехнулся Тигров. – Мои орлы оба в МГИМО сейчас учатся. Галина не работает – нет пока необходимости. Я в той дремучей Азии развал Союза застал, плюнул в конце концов на армию, не стал мучиться с переводом. Давно понял, что матчасть – это не мое. А карьера политработника, сам знаешь, не заладилась из-за мудака Засипаторова. И ведь встретились в казахстанских степях! И попался товарищ майор мне под горячую руку на парткомиссии. Вот тогда я понял до конца графа Монтекристо – испил до дна сладкую чашу мести. Как в песне Высоцкого: "И тогда уже все позабавились: кто плевал мне в лицо, а кто водку лил в рот, а какой-то танцор бил ногами в живот". Довел комбата до нервного срыва, его из партии исключили, с должности сняли, запил, разжаловали до капитана, куда-то перевели. Хоть раз справедливость восторжествовала. Потом я уволился на хрен, вернулся в Москву. Пристроился сначала в одной газете корреспондентом, заочно выучился на юриста, поработал адвокатом – на деятельности дознавателя и судах чести еще в армии руку набил. Кстати, так получилось, что вместе с Башкировым - он у нас в ОБАТО бойцом служил. И вдруг на литературу потянуло. Связями успел обзавестись и первый сборник фантастики по блату удалось через одно издательство выпустить. И хорошо раскупили. Продолжил в том же духе – опять покупают. Потом и на детективы перешел, а уж затем только про армию рассказы посыпались.
-Вот тогда и я узнал про писателя Тигрова, - сказал Телегин. – Прежде только краем уха слышал: мелькала реклама детективов по телевизору в куче других, не обратил внимания. А как-то в отпуске увидел на вокзале в киоске сборник, сзади портрет – батюшки, а Тигров-то оказывается Хитрецов! После этого везде твои книжки скупал. Фантастику и детективы у меня пацаны запоем читают, я к этим жанрам равнодушен. Зато твои армейские рассказы за живое взяли, все ж знакомо до боли! И прототипы довольно легко узнаются, хотя, конечно, ты здорово образы обобщил. Не зря ты в своем блокнотике все строчил. А псевдоним, как я понимаю, в память о Дальнем Востоке взял.
-Да, напугал тогда меня тот котяра, когда на поисках в тайге оленя у нас под носом завалил, - засмеялся Тигров. – Блокнотиков, кстати, у меня ого-го сколько было, просто одинаковые покупал. Почему-то не особенно хотелось перед этими обывателями свои умственные занятия демонстрировать, и так все подкалывали.
-Но и тебе палец в рот не клади, не очень-то и хотелось подкалывать, - усмехнулся Телегин. – Ходунов, помнишь, большой был любитель прикольнуть, да недоброй памяти Паша Железнов. Кстати, Ходунова недавно в Самаре случайно встретил. Ты когда на Балхаш уехал, я тоже заменился, мне потом Ковалев рассказывал, снова вместе служили. Через полгода Ваня все-таки провис со своими пьянками. ДСЧ заступил с субботы на воскресенье, на аэродроме тихо, не удержался, бутылку на сон грядущий врезал тихо сам с собою. И тут черт дернул командира полка проверить несение службы ДСЧ. Старшинов аж обрадовался, когда Ходунова поддатым увидел. Хотя бутылка Ване, в принципе, по фиг, он с виду нормальный, только глазки блестят, да перегар на всю комнату. Зато Старшинов твои уроки на ус намотал. Тут же с наряда его снял, в санчасть - все официально, выписали справку, внесли в журнал запись. Уволили через три месяца. И вот приезжаю в Самаре на один завод, в отделе реализации свои дела утрясаю - батюшки, Ходунов появляется. Он, оказывется, начальник цеха. Культурный, в костюме, при галстуке. Говорит, не пьет уже, взял себя в руки. По праздникам - пожалуйста, но контроль над собой не теряет. Он же, в принципе, нормальный мужик, толковый, руки золотые, а вот разгильдяйничал в армии. А ты ни с кем из бывших сослуживцев не встречался?
-Нашел меня однажды полковник запаса Лихоткин. Помнишь, он замполитом в ТЭЧ пришел из ОБАТО, а я уже при Кононыхине служил, но про Лихоткина наслушался много чего. Товарищ полковник очень горячо мне доказывал, что я очерняю образы командиров и начальников, дескать, можно подумать, что в армии и впрямь командуют одни тупые придурки. Долго спорили, друг друга не убедили.
-А что поделаешь, если в армии все говно как специально наверх всплывает! – поддержал Хитрецова Телегин. – Конечно, и толковых командиров хватает, но правят бал почему-то всякие Засипаторовы, Богатиковы, Стрепетовы и иже с ними. А сейчас вообще с этой нищетой непонятно что творится. Разве что вторую кавказскую войну провели чуть лучше первой, да и той конца не видно. А у тебя почему-то давно про армию книг не было, снова в детективы ударился. Что, кризис жанра?
-Да не совсем так, Серега. Хотя весь кладезь сюжетов вроде бы и впрямь исчерпал, что на ближайшие годы планировал. Хотелось бы еще написать подробно, что происходило в армии в момент развала Союза, но в моей части все прошло довольно мелко, пошло и убого. Нечитабельно будет. Пока собираю материал.
-Знаешь, Володя, я, пожалуй, смогу тебе помочь, - задумчиво сказал Телегин. – Служил у нас один парень, капитан Корнеев, много мне чего рассказывал на эту тему. Он, кстати, в Антоновске с нашими Сапожниковым и Граблиным в одной эскадрилье оказался – они по замене туда уехали. Я все его истории вкратце записал, на дискете тебе принес. Если хочешь, подробнее расскажу.
-Еще бы! – оживился Тигров. – Давай еще по стопке, и я весь внимание! Кстати, слышал и я немного про Валеру Корнеева: к нам на Балхаш с Антоновска несколько человек в свое время перевели, говорили про него.
*                 *                 *
Эскадрилья деловито суетилась, словно  муравейник.   Большинство   самолетов  уже отбуксировали со стоянки на ЦЗТ, однако многие специалисты еще оставались в домике: на разведку погоды сегодня шла спарка с другого подразделения, так что особой необходимости в спешке не было. Старший лейтенант Корнеев, молодой крепкий и высокий мужчина лет двадцати пяти - двадцати шести, все еще сидел за столом в своей каптерке, время от времени поглядывая на часы. Перед ним лежала нардовая доска, и он с удовольствием смотрел на позицию своих фишек, предвещавшую верную победу, если только соперник не выбросит кубики с единственной выигрышной в этой ситуации комбинацией. Его визави старший лейтенант Каменев, на два-три  года старше и несколько более внушительный по размерам, решил «поколдовать». Он почесал свои коротко остриженные русые волосы, подул на ладони, долго тряс в них кубики и, наконец, гордо провозгласил:
-Заказываю камень: шесть-шесть!
-Залупу легче съесть! - привычно откликнулся Корнеев, однако через секунду его лицо вытянулось: на кубиках соперника выпали как раз две шестерки.
Тут же оба захохотали.
-П....ц подкрался незаметно, хоть виден был издалека, - пропел Корнеев на мелодию «Как много девушек хороших». - Придется читать «Шишбеш за рубежом». Ладно, давай уже собираться.
Он быстро проверил инструментальный ящик, сосчитав предметы и сверив их количество с описью. Каждый инструмент был зафиксирован в своем гнезде, заклеймен в полном соответствии с НИАС-78, так что беспокоиться было не о чем. Через пару минут оба приятеля запрыгнули на велосипеды, повесив ящики на руль. Однако сразу не поехали: Корнеев заметил приближающегося к домику прапорщика Кислицына, которого полчаса назад послал на склад получить новый блок для ремонтируемого самолета.
-Х…ли? - поинтересовался офицер, когда механик приблизился.
-А ни х…!
-А х…ли?
-А ну их на х…! Зае...ли!
-Ну и х… с ними! Бери свой ящик и отправляйся на полеты.
На выезде со стоянки оба офицера ухватились сзади за буксируемый самолет номер шестьдесят четыре, избавившись таким образом от необходимости крутить педали против довольно сильного ветра.
-Я как-то жене рассказал, как мы к самолетам цепляемся, она меня на смех подняла: «Как пацаны!», - сообщил Каменев. - А ты, кстати, еще не собрался окольцеваться?
-А куда спешить? - лениво отозвался Корнеев. - Успею еще этот хомут на шею надеть. Баб и без того хватает. Сегодня как раз хорошая вечеринка намечалась, а тут как назло эти внеплановые полеты. Может, «союзник» подоспеет?
-Да нет, погодка, смотри, так и шепчет. Полетаем от души. Простые метеоусловия, невооруженным глазом видно. О, анекдот вспомнил. Летчики составляют плановую таблицу на вторник. Один другого спрашивает: «Слушай, как правильно писать - «вторнек» или «вторняк»?». Другой сбегал, заглянул в словарь и говорит: «А х... его знает! Там на «ф» только фуфайка!»
Почти все самолеты полка уже стояли на ЦЗТ у колонок. Специалисты каждой эскадрильи деловито проверяли свои крылатые машины под током от аэродромных источников питания. Корнеев проконтролировал, как его старший техник и механики-прапорщики проверяют радиолокационное оборудование и дозаправляют прицел спиртом от спецмашины. Все шло по плану, и по окончании проверки каждого самолета он привычно расписывался за пооперационный контроль в ЖПСе. Наконец, все истребители подготовили, а до начала полетов оставался примерно час.
Корнеев зашел в домик ПУ ИАС, на первом этаже которого располагалась комната отдыха техников, в которой сидели все, кто закончил предполетную подготовку. За столиком увлеченно стучали доминошники. Корнеев побарабанил пальцами по углу стола, занимая очередь на игру, однако ждать было слишком долго. Офицер сел в стороне, достал из кармана книжечку с кроссвордами и принялся сосредоточенно их разгадывать. Вскоре к нему присоединился Каменев, и в две головы дело пошло гораздо быстрее. Еще минут через пять к ним подсел Сапожников, начальник группы СиД, невысокий, но мускулистый мужчина лет тридцати с небольшим, молча наблюдая за творческими муками приятелей.
-Да, перестройка пошла! - глубокомысленно заметил он. - В моем прежнем полку, браты, не посидели бы вы так с кроссвордами. Был у нас Дальнем Востоке командир полка полковник Старшинов. Брови, как у Леонида Ильича, вечно хмурый.
-Кстати, про Ильича! - перебил его Корнеев. - Слышали стишок?
Это что за дуралей
Забрался на Мавзолей?
Брови черные, густые,
Речи длинные, пустые.
Знаем, знаем мы бича
Леонида Ильича!
Ладно, Олег, давай дальше рассказывай.
- Так, вот, Старшинов при мне никому никогда доброго слова не сказал. Как к нам приехал по замене, несколько летных смен за техниками понаблюдал, а потом на построении говорит: «На полетах никаких посторонних дел быть не может: домино, нард, шахмат и шашек. И никакой посторонней литературы! Читать можно только Устав и НИАС. Увижу что-то другое - командир и инженер эскадрильи будут наказаны». Раньше политотдел на полеты газеты привозил - после этого ни-ни! Мы приспособились: кусок чехла на стол стали класть, а кто-нибудь из тех, кто «лысого» получил, стоял у дверей, подавал знак, если инженер или комэска появлялись. Тут же чехол сворачивали, книги и газеты по карманам прятали, а на стол кидали «дежурные» Устав и НИАС. Начальник заходит - все с умным видом молча сидят. Уходит - все по новой. А у нас во второй эскадрилье еще была будочка на колесах, он туда почти и не заглядывал никогда, вообще было раздолье.
-Ваш Старшинов не новатор, еще в «Похождениях Швейка» такое описано, - отозвался Корнеев. - Там тоже один полковник запретил читать газеты, и сразу полк стал самым читающим.
-Ух, ты, какая телка! - вдруг послышался восхищенный голос лейтенанта Броварского из первой эскадрильи, только сегодня вышедшего из отпуска и еще не видевшего нового украшения комнаты отдыха.
На стене рядом со столом висел разворот латышской газеты «Советская молодежь», где была изображена пленительная обнаженная женщина, держащая в руках шубу (так авторы рекламы страховой фирмы показали, что ожидает их клиентов, если и они в результате какого-то несчастья останутся в чем мать родила). Всем очень нравилась такая перестройка в прессе, а какой-то остряк довольно профессионально дорисовал даме стремянку и кабину самолета, которую, получалось, девушка чехлила своей новой шубой. Все свободные уголки плаката уже были исписаны фамилиями тех, кто получил «лысого» в домино.
-Ты, Серега, чем на телок глаза лупить, лучше бы о жене подумал, - откликнулся Сапожников. - Уже год, как свадьбу твою обмыли, а Ольга у тебя до сих пор худая ходит, как сушеная селедка. От замены откосил, когда на дочке начальника штаба женился, а свой супружеский долг не исполняешь, молодого пополнения советской стране не даешь. А вот уехал бы, к примеру, в Котелково, там бы такого безобразия не потерпели. Дальний Восток - дело тонкое! Там строго: год после свадьбы детей нет - яйцами об самолетное колесо. И знаешь, это народное средство действует почти безотказно!
-Олег, и ты молчал! - встрепенулся Корнеев. - Народные традиции надо чтить. Хватай его!
Человек десять с первой эскадрильи дружно подскочили к растерявшемуся от неожиданного бурного натиска Броварскому, подхватили его за руки и за ноги и с хохотом понесли к самолету. Почти все, кто находился поблизости, поспешили присоединиться к необычной процессии и со смехом наблюдали, как молодого техника несколько раз аккуратно стукнули детородными органами об огромное до отказа накаченное колесо. Наконец, Броварского отпустили, и он, потирая ушибленные места, посетовал сквозь смех:
-И надо мне было за ту бумажную телку глазами зацепиться! Сидел бы сейчас и спокойно играл в домино.
Едва вернулись в комнату отдыха, как там появились три офицера политотдела: заместитель начальника по партийной работе, пропагандист и помощник по комсомолу. С ними был посторонний майор. Корнеев узнал в нем Тройкина, с которым виделся и даже немного беседовал на партактиве в корпусе.
-Здравствуйте, товарищи, - поприветствовал всех Тройкин. - Как проходят полеты, как дела?
-Потихоньку, - ответил за всех на риторический вопрос Корнеев.
-А сейчас нельзя потихоньку! - с пафосом сказал Тройкин. - Сейчас новое время, настала перестройка, идет обновление! Как можно потихоньку? Необходимо каждому на своем участке вносить в нелегкий повседневный ратный труд что-то свое, что-то новое, брать повышенные социалистические обязательства, штурмовать очередные рубежи. А вы - потихоньку! Нет, товарищи, необходимо напрягать силы, чтобы в полном объеме выполнить задачи, поставленные партией и правительством. В современных условиях роль партии неуклонно возрастает, кто не читал последнюю статью об этом в «Коммунисте Вооруженных сил», рекомендую немедленно восполнить этот пробел. У кого нет журнала, обязательно обратитесь в ваш политотдел к майору Дружинникову. Вы перестройку, - он кивнул на изображение обнаженной женщины, - понимаете с какой-то другой стороны. Гласность, открытость - все это хорошо, все это правильно, но определенные рамки должны быть, и коммунисты должны их чувствовать фибрами души, чтобы не впасть в буржуазное идейное упадничество. Нужно иметь внутреннее партийное чутье! А вы - потихоньку! Надо больше читать и все воспринимать с партийных и комсомольских позиций. Я, будучи лейтенантом, и в постель перед сном брал несколько газет. Мне бы жену потискать, а я читаю и думаю, как бы это на комсомол переложить. А в наше время у каждого коммуниста и комсомольца тем более непочатый край работы для осознания происходящих в обществе сложных процессов перестройки и обновления.
Он рассуждал в том же духе еще минут десять и на прощание пожал руку Корнееву.
-Я вас помню по партийному активу, вы там правильно выступали, по существу. Так что не говорите больше, что дела потихоньку.
-Что, Валера, руку теперь долго мыть не будешь? - ехидно поинтересовался Сапожников после ухода политработников. - Учись, брат, это тебе не кроссворды разгадывать. Полчаса мозги пудрил товарищ майор и ничего не сказал - это талант. Помнишь Ивана Васильевича? «Да как тебя понять, коли ты ничего не говоришь!» Вот так и наши политребята, пол-литработники. Принцип командира - делай как я, принцип замполита - делай, как я говорю. Рот открыл - рабочий день начался, рот закрыл - закончился! Чем больше бумаг - тем чище задница. Соблюдай это - и будь хоть дуб дубом, всегда в отличниках окажешься.
-Я тоже заметил, что процент идиотизма среди политработников заметно выше, чем в среднем по армии, - согласился Корнеев. - Парадокс!
-Вы, товарищи офицеры и коммунисты, не ту линию гнете, - горячо возразил зашедший по каким-то делам на полеты заместитель начальника ТЭЧ капитан Петухов. - Я бы вам обеим в характеристике не написал, что вы политику партии и правительства понимаете правильно.
-Не «обеим», а «обоим», - дерзко парировал Корнеев. - Нечего нас в женский род обращать, не голубые. К тому же у нас свои начальники есть характеристики сочинять. У себя в ТЭЧ пишите.
-Все течет, все изменяется. Никогда заранее неизвестно, как судьба повернется, - глубокомысленно заметил Петухов и вышел из комнаты отдыха.
-На что это он намекал? - удивился Сапожников. - Уж не на место ли нашего Строганова метит? Тому действительно скоро на пенсию. Вот радость-то будет! При Петухова все рассказывают, что редкий мудак! Учения как-то были, он за начальника ТЭЧ оставался, весь личный состав сразу замордовал. Каждые полчаса выдавал «из достоверных источников» какую-нибудь сплетню, что вот-вот полк поднимают, будем перелетать то в Венгрию, то в Чехословакию, то еще куда. И всякий раз: «Все уже решено - однозначно в Польшу!» А на самом деле, как всегда, на аэродроме пару дней ночевали - и конец учениям.
-Вроде бы и не пацан уже, почти лысый, на вид лет тридцать пять, - отозвался Каменев. - По-моему, давно он уже здесь. Или служил где-то на Севере?
-А как же, служил, - подхватил Сапожников. - На севере нашей части! Во второй эскадрилье техником самолета начинал, через год в ТЭЧ ушел. До сих пор там и пыхтит. Говорили, лет двенадцать уже.
-Мужики из ТЭЧ рассказывали, как-то Петухову на даче помогали, - припомнил Корнеев. - Весь день там проторчали, а он даже не накормил, и только около четырех распустил. Они пошли в военторговскую столовую, на построение вечернее опоздали минут на пять, так он всем выговоры влепил. Потому и Тройкину в рот заглядывал: мудак мудака видит издалека. Далеко пойдет парень!
На ЦЗТ взревели двигатели, началась летная смена, и все разговоры сами собой прекратились.
*                 *                 *
Броварский привычно коснулся рукой крыла своего самолета,  выруливающего  на старт. Отдав таким образом дань техническому суеверию, он неторопливо зашагал в сторону домика, но, едва сунул руки в карманы, переменился в лице и подбежал к инженеру эскадрильи майору Строганову.
-Товарищ майор, срочно сообщите на техпост, чтобы мой самолет задержали! В тормозной парашют чеку забыли вставить!
Инженер, не тратя времени на расспросы, мгновенно связался по рации с ПУ ИАС. Броварский услышал громкие матюги из микрофона, но уже через несколько секунд около них затормозил «УАЗик» заместителя командира полка по ИАС. Лейтенант схватил инструментальный ящик и запрыгнул в автомобиль. Через минуту он уже был на техпосту на первой РД, влез на крыло самолета, подбежал к контейнеру тормозного парашюта, открыл его специальным ключом и установил все как положено. Теперь при посадке летчик нажмет на кнопку, крышка контейнера откроется, потянет тросик, который выдернет чеку, и парашют «выстрелит», резко затормозив крылатую машину.
На ЦЗТ Броварский с облегчением вздохнул и вытер холодный пот со лба.
-Жди теперь, Серега, неприятностей, - сказал ему Сапожников. - Конечно, раз вовремя доложил, сильно ругать не станут, но потом при каждом удобном случае будут припоминать. Я на Дальнем Востоке только начальником группы стал, как по неопытности ляпсус допустил, на одном самолете парашют на посадке не раскрылся. Мало того, что половины тринадцатой лишили, партийный выговор влепили, так потом еще года два на каждом собрании склоняли в разделе «Предпосылки к летным происшествиям, совершенные коммунистами». Тройкин, жалко, не знает, он бы сегодня еще полчаса на эту тему поговорил. Но это мелочи по сравнению с Костей Граблиным, мы и там служили в одной эскадрилье. Только его из группы СиД на самолет вернули, он с похмелья колеса менял на самолете, а законтрить забыл. При взлете колесо отвалилось, чудом самолет цел остался. Во все бюллетени Костя попал, на всю страну прогремел. И сразу ко мне его перевели обратно в группу СиД. Только здесь, в Антоновске, после замены самолет ему дали. Костя вообще фрукт. Как-то его хотели после того, как первую смену на спарке отлетал, на вторую оставить. Не раз так бывало, он никогда не возражал, а тут словно вожжа под хвост попала: нет, не буду, нарушение НИАС-78. Инженер командует: будешь, куда ты денешься с подводной лодки! Костя молча в кабину, начал что-то ковырять. Вдруг раз - шасси сложились, да еще система пожаротушения двигателя сработала. Весь «курятник» сбежался, орут, а Костя спокойно отвечает: «Не знаю, как получилось, устал в первую смену, на вторую сил не хватило, что-то перепутал; надо будет, прокурору все это опишу». Как про прокурора услышали, сразу от него отстали. Самолет в ТЭЧ потащили. Мужики ему потом говорят: «Ладно, шасси сложил, но зачем ты систему пожаротушения тронул? Это же сколько нам из-за твоих фокусов е....ся пришлось!» А Костя им запросто: «Вы могли шасси тут же восстановить, а меня на вторую смену. А так уже с полной гарантией». Молодой еще был, вчерашний курсант, чувство ответственности в зачаточном состоянии. Теперь, конечно, возмужал, изменился.
Подошел Строганов и хмуро сказал Броварскому:
-Получил я сейчас за тебя со всей пролетарской ненавистью. Но потом Анатольич отошел и велел передать, чтобы ты отвечал, если летчики будут спрашивать, что чеку в кармане нашел, случайно спутал. Наказывать никого он не хочет. Мне, в принципе, уже до лампочки, мой рапорт на пенсию давно подписан. А тебе еще дальше служить, как медному котелку. Смотри, больше так не подставляйся.
-Товарищ майор, так вы в самом деле уходите? - поинтересовался Сапожников. - И действительно вместо вас Петухов придет?
-Смотрю, слишком много вы знаете. Все может быть, увидите.
-Значит, дело решенное, - заключил Сапожников, когда Строганов ушел. - Уже по одному тому, что Анатольич за чеку наказывать не стал, все ясно. Сколько он на каждом подведении итогов нашу эскадру и Тимофеича склонял! В других эскадрах можно бракованную ракету с ярлычком на боевое дежурство подвесить - вроде бы и ладно, мелкие недочеты. А у нас сраный шлагбаум как-то не был закрыт - вони до небес. А перед пенсией, значит, смилостивились.
После первого разлета самолеты вернулись на ЦЗТ, вовсю кипела подготовка к повторному вылету. К Каменеву подошел молодой офицер в новенькой технической форме.
-А, Кульков! - узнал его тот. - Наконец-то!
-Товарищ старший лейтенант, я все техническое обмундирование на складе получил, сразу прибыл на полеты.
-Молодец. Только, знаешь, Леня, у нас в эскадрилье все офицеры между собой на «ты», кроме инженера, комэски и начальника штаба. Так что называй меня просто Вадимом.
-Непривычно как-то, но попробую.
-Полезли в кабину, посмотрим, чему тебя в училище обучили.
Не успел Кульков устроиться в кабине среди десятков тумблеров и приборов, как прибежавший летчик нервно закричал:
-Чего расселись! Быстро вылезайте!
Это был подполковник Левченко, командир третьей эскадрильи.
-Проводим подготовку к повторному вылету, - невозмутимо отозвался Каменев. - Сейчас заканчиваем.
Один за другим запускались двигатели, все вокруг ревело и дрожало. Каждый самолет газовал примерно пять минут, после чего выруливал на магистральную РД и отправлялся на старт. Ухо каждого техника настолько привыкало к многоголосому реву, что безошибочно реагировало на мельчайшие отступления от привычных децибел. Все меньше и меньше крылатых машин оставалось на ЦЗТ, и одна за другой они исчезали в небе.
Вдруг привычный гул разбегающегося по ВПП самолета перешел в какой-то беспомощный захлебывающийся свист, и все, кто был на ЦЗТ, разом обернулись и с неописуемым удивлением наблюдали, как истребитель почему-то съехал с полосы и мчался по земле, замедляя свой бег с каждой секундой, пока окончательно ни остановился. Двигатели оставшихся на ЦЗТ пяти самолетов разом смолкли, и стали слышны многоэтажные матюги и несколько раз повторившаяся команда с «курятника»: «Аварийная команда - на выезд!» Не прошло и минуты, как группа техников запрыгнула в тягач, и тот рванулся с места. Уехал с аварийной командой и смертельно побледневший Граблин.
-Не везет что-то Косте! - заметил Сапожников. - Только что рассказал, как на его самолете колесо отвалилось, а теперь еще это.
-Да вряд ли Костя тут виноват, - вступил в разговор Каменев. - Левченко бежал, как наскипидаренный, будто с х… сорвался. Не зря же говорят - торопись медленно. А у нас вечно «давай, давай!»
-Это, брат, уже потом разберутся, кто здесь крайний. А пока, мужики, хорош глазеть, особист скоро будет, документацию лучше проверьте.
Техники кинулись к журналам каждого самолета, придирчиво проверяя, не забыли ли где поставить подпись. Народная мудрость гласила: «Сделал что-то на самолете - распишись. Не сделал - распишись дважды». Не забывали издали следить за тем, как аварийная команда добралась до потерпевшего бедствие самолета. Левченко, целый и невредимый, по стремянке выбрался из кабины, снял шлем и озадаченно ходил вокруг самолета, почесывая в затылке.
После часа бесплодной работы аварийной команды, когда все истребители уже вернулись на ЦЗТ, остальных техников отправили помогать вытаскивать самолет. Ни одного летчика на месте происшествия уже давно не было.
-Что тут у тебя? - поинтересовался Сапожников у мрачного Граблина.
-Анатольич осмотрел, корпус цел, шасси тоже. Движки, конечно, земли от души нажрались, их снимать - и на завод. Левченко орет, почему не предупредил, что самолет немного влево тянет. А я давно говорил, что некоторые пилоты жаловались, даже в ТЭЧ на регламентных работах проверяли - там все нормально было. Руки у них, наверно, с похмелья трясутся или под х… заточены, вот и тянет налево. Такие «отказы» всегда заменой летчика устраняются. Сейчас вот вытащить не можем. С водилом не подъехать, а трос уже два раза рвался.
Все инженеры полка тоже съехались к месту, где истребитель глубоко застрял в земле. После короткого совещания дали указания, и десятки техников со всех сторон облепили сорокатонный полностью заправленный самолет. Зарычал тягач, посыпались матюги. Истребитель потихоньку раскачали, он дернулся и начал медленно выползать из ловушки. Минут за десять самолет преодолел двадцать метров до ВПП и наконец оказался на бетоне. Тут же к нему прицепили водило и повезли в ТЭЧ.
Первую эскадрилью сразу же собрали в комнате отдыха, удалив всех прочих техников, и каждый специалист писал объяснительную: «Мною, имярек, предварительная и предполетная подготовка, подготовка к повторному вылету на самолете N 64 проводилась в соответствии с НИАС-78 и Единым регламентом технической эксплуатации». ЖПС и формуляры самолета почти сразу забрал особист. Вскоре последовала и ожидавшаяся команда на отбой полетов. Неведомо какими путями пришли слухи, что в происшествии виноват летчик, ни самолет, ни техники ни при чем, так что все с облегчением вздохнули.
-Валера, а ты еще и на свою пьянку с бабами успеешь! – весело сказал Каменев приятелю. - Нет худа без добра!
*                 *                 *
Партийное собрание эскадрильи внимательно слушало секретаря  первичной  организации, который монотонно читал: «Я, коммунист Оленин Ю.В., провел партийное расследование по случаю употребления спиртных напитков и задержания органами МВД города Антоновска коммуниста Корнеева В.А. В ходе расследования установлено, что 22 июня 1990 года коммунист Корнеев после употребления спиртных напитков в гражданской форме одежды был задержан в городе Антоновск при отправлении естественных надобностей в неустановленном месте в сильной степени опьянения и был отправлен в медицинский отрезвитель. Своим поступком товарищ Корнеев скомпроментировал себя, как офицера Советских вооруженных сил и коммуниста». Затем Оленин прочитал объяснительную записку нарушителя: «Я, Корнеев Валерий Алексеевич, 22 июня после отбоя полетов около 17 часов встретил в гостинице лейтенанта Гудзика Владимира. Мы решили вспомнить о жертвах Великой Отечественной войны. Зашли к нему в комнату и распили бутылку водки. В этот же вечер я был приглашен на день рождения, и мне необходимо было купить цветы. Поэтому я поехал в Антоновск. Гудзик поехал со мной. В городе цветы уже не продавали, и мы зашли в кафе «Уют», где выпили по две бутылки пива. Я сильно опьянел и потерял контроль за своими действиями. Мне захотелось по малой нужде, но в кафе туалет был закрыт, и я решил оправить естественные надобности за киоском «Союзпечать», где и был задержан нарядом милиции и доставлен в медвытрезвитель. В медвытрезвителе пробыл до 7 утра».   
Во время чтения документов все с трудом удерживались от смеха, один Корнеев был мрачен.
-Черт бы побрал тот отбой полетов! - шепотом пожаловался он Каменеву. - И до дня рождения не дошел, и в историю влип. Ладно, сейчас хоть немного разобрались, а то не успели за тем проклятым киоском поссать, как уже в полку обсуждают, будто на площади перед памятником срали. Нашли проблему! Сам знаешь - лучше потерять совесть, чем мочевой пузырь.
Тут ему предоставили слово, и он угрюмо и односложно вновь рассказал свою историю и обещал, что впредь такого не повторится.
-Говори спасибо, что Тройкин уехал, - пряча улыбку, сказал майор Дружинников с политотдела. - Сделал бы вывод, что ты не перестроился. Вроде бы всех ярко выраженных алкоголиков сразу после горбачевского указа поувольняли из армии. Остались люди закаленные, проверенные, которые если и выпьют лишнего, ведут себя тихо, не буянят, на глаза никому не показываются. А тут молодой офицер, руководитель, коммунист вдруг утратил бдительность. Будем надеяться, что это просто досадная нелепая случайность.
Командир, замполит и инженер эскадрильи тоже едва заметно усмехались и ничего не драматизировали.  Быстро и весело обсудили казус и объявили Корнееву выговор без занесения в учетную карточку.
После окончания собрания Строганов сделал объявление:
-Завтра я еще на построении скажу, а сейчас заранее сообщаю: в субботу всю эскадрилью жду в гараже, отметим мой уход на пенсию. Оправданий, что кто-то не сможет, не принимаю.
-Надеюсь, киоск «Союзпечати» там никто не поставит, - пошутил подполковник Протасов, командир эскадрильи, и все захохотали.
*                 *                 *
Петухов нервно расхаживал перед строем и возмущался:
-Ну как так можно! Идет мимо штаба начальник авиации корпуса, а весь личный состав к нему спиной, никто не приветствует! Нужно же немножко смотреть по сторонам, ориентироваться в обстановке! Я смотрю, у майора Строганова вы все разболтались. Так дело не пойдет, будем наводить порядок. Раз у начальника штаба эскадрильи не хватает времени, чтобы товарищей офицеров и прапорщиков подтянуть в строевом отношении, чего, собственно говоря, они должны отрабатывать самостоятельно, будем заниматься на стоянке по завершении работ на технике ежедневно строевой подготовкой. Ну как это называется! Смотреть нужно по сторонам, ориентироваться! Старший лейтенант Корнеев!
-Я!
-Почему так вызывающе зеваете в строю?
-По команде «смирно», отданной вами в начале построения, мои руки расположены по швам, поэтому рот прикрыть не могу.
-Я вас не про руки спрашиваю! Почему зеваете? Вам скучно, что говорит непосредственный начальник?
-Никак нет! Вчера сменился с наряда дежурного по полку. Вследствие повышенной нагрузки не удалось поспать установленные уставом четыре часа. Сна после смены с наряда для восполнения утраченных сил не хватило, ввиду чего оказалось также недостаточно сил для погашения произведенного самопроизвольного зевка!!!
-Что вы из этого пустяка развернули разглагольствования? Кто еще там хихикает в строю? Немедленно прекратить!
-Я не разглагольствовал, а отвечал на ваш вопрос, - невозмутимо отозвался Корнеев. - А термин «пустяк» к моему зевку вы сами применили.
-Не применял! Это вы все перевернули с ног на голову. Ладно, с вами мы отдельно поговорим, без прапорщиков. Сейчас всем офицерам следовать в штаб эскадрильи, будут проведены занятия по марксистско-ленинской подготовке. Конспекты у всех должны быть с собой, я вчера предупреждал. Будет присутствовать майор Тройкин, так что приведите себя в порядок. Прапорщикам - на политучебу на стоянку. Возможно, тоже кто-то из комиссии подъедет.
Уже три недели прошло после злополучного летного происшествия. Было точно установлено, что оно произошло из-за ошибки летчика. Тем не менее, уже пару дней работала комиссия, направленная командиром корпуса для изучения общего состояния дел. Ее внезапное появление спасло всех от предварительного муторного наведения порядка, а теперь заниматься им (к всеобщей радости!) и вовсе было некогда, поскольку ежедневно проводились разного рода показательные занятия - почти как при итоговой проверке.
Когда все офицеры эскадрильи собрались в своем штабе, оказалось, что места в помещении недостаточно. Пришлось перейти в летный класс, где и расположились  десятка четыре летчиков и техников. Пока поджидали руководителей, Корнеев достал нарды из портфеля и невозмутимо играл с Каменевым за своим столом.
-Еще раз убеждаюсь в правоте великого Гашека, - поделился он с приятелем впечатлениями от сегодняшнего построения. - Есть в «Похождениях Швейка» полковник Циллергут. Для него тоже не существовало оправдания «не видел», солдат, мол, должен сам искать в толпе начальство и смотреть, кому бы отдать честь. И наш Петухов из той же оперы: «Надо смотреть, ориентироваться!» Швейк так классифицировал командиров по степени мудизма: старикашка, паршивый старикашка, пердун. Для подпоручика Дуба он придумал новый термин - полупердун: и возраста, и звания тому не хватало до настоящего. Думаю, мы Петухова смело можем отнести к этой же категории.
-Теперь наш новоиспеченный полупердун будет жопу рвать, чтобы майора быстрей получить, раз на майорскую должность поставили, - откликнулся Каменев. - Нам всем п...ец.
-Товарищи офицеры! - раздался твердый голос командира, и все встали при появлении майора Тройкина и майора Дружинникова. - Товарищ майор! Офицеры первой эскадрильи к проведению занятия по марксистско-ленинской подготовке готовы! Командир эскадрильи подполковник Протасов.
После рапорта, когда все вновь сели на свои места, майор Тройкин решил посмотреть конспекты у каждого офицера. Он обошел столы, сокрушенно качая головой. Дойдя до Корнеева, политработник наконец улыбнулся, взял тетрадь и показал всем.
-Посмотрите, товарищи офицеры, как примерно должен выглядеть конспект по марксистско-ленинской подготовке. В начале тетради - список тем на весь период обучения. Далее - раскрывается каждая тема, заголовки, посмотрите, на специальной бумаге, написаны фломастером. Далее идут работы Владимира Ильича Ленина - в полном соответствии с планом. До конца летнего периода обучения еще очень много времени, а у коммуниста Корнеева уже все законспектировано. Очень, очень похвально. Всем рекомендую брать пример с данного коммуниста. Пожалуйста, товарищ майор, продолжайте занятие.
Дружинников вышел на трибуну и начал монотонно читать лекцию на тему «Ленинские принципы партийного руководства военным строительством на этапе перестройки в свете решений XXVII съезда КПСС и XIX партийной конференции», так что почти целый час офицерам пришлось мужественно бороться со сном, умело сохраняя при этом на лице заинтересованное выражение.
После занятия к Корнееву подошел Броварский.
-Валера, дай твой конспект списать.
Тот только засмеялся в ответ.
-Дать-то я тебе его дам, вот только списывать там нечего.
-Так только что Тройкин тебя расхваливал, конспект твой в качестве эталона приводил.
-Хоть ты не будь таким дубом, как этот Тройкин. На таких вот проверяющих мой конспект и рассчитан. Я его еще курсантом написал - нарочно в тетрадке на спирали. Никто эти конспекты никогда не читает, там пиши хоть «жил был у бабушки серенький козлик». Почерк нарочно самый мелкий и похабный. Главное, чтобы отчетливо были видны заголовок и вопросы по теме. Я каждые полгода час времени на это трачу, тетрадь дорабатываю, а потом зато вообще ничего не пишу. Смотри.
Корнеев легко снял бумажку с заголовком: оказалось, она представляла собой что-то вроде липкой ленты.
-Давно уже раздобыл эту импортную клеящуюся бумагу. Вырезаю кусок, на нем красиво пишу название темы, вопросы по ней, а сам текст не трогаю. Первый лист вывинчиваю, ставлю другой - со списком на все полугодие. Иногда приходится в зависимости от количества тем или вывинчивать одну-две или наоборот довинчивать: всегда лежат в резерве. Аналогично с ленинскими работами. Так что смотри. Хочешь - списывай эту туфту семилетней давности, все равно они почти одно и то же диктуют, хочешь - бери на вооружение мой передовой опыт. Только бумаги этой у меня дефицит, тебе не дам, придумывай что-то свое.
-А как же ты итоговую сдаешь?
-Ну ты спросил! Что ее сдавать? Неси какую-нибудь чушь о возрастании роли партии и международной обстановке - и порядок. Как говорил бывший начальник политотдела, каждый офицер, посмотревший программу «Время», уже может сдать марксистско-ленинскую подготовку на «хорошо». Век живи - век учись.
После перерыва начальник штаба эскадрильи и Петухов проверяли тетради самоподготовки. Этому нововведению исполнилось года два. В тетради должны были быть отработаны разнообразные темы: по защите от оружия массового поражения, тактике, разведподготовке и прочим наукам, о которых обычно крепко-накрепко забывали на весь полугодовой период интенсивных полетов и вспоминали только во время итоговой проверки. Тетради у многих оказались девственно чисты, у других офицеров хватило сил только на план. Зато у Корнеева все темы и здесь оказались отработаны.
-Что-то здесь не так, - нахмурился Петухов. - В строю вы зеваете, а конспекты в порядке. Так не бывает. Ага, так я и знал! Посмотрите, товарищ капитан, у него на отработку всех тем отводится 80 часов, а положено 120. Это, наверно, прошлогодняя тетрадь!
Он начал листать страницы и вчитываться в мелкий бисерный почерк.
-Черт, тут без пол-литры не разберешь ничего. Но вроде бы по теме. Почему же написано 80 часов?
-Да просто ошибся по инерции, исправлю.
-Будете исправлять вместе со всеми, у кого тетради не заполнены. Раз вы не можете найти время для самостоятельной подготовки, я вам его определю. В воскресенье в девять утра встречаемся на стоянке эскадрильи, все без исключения, работаем над тетрадями по самоподготовке. Всем, у кого сегодня чистые тетради, объявляю выговор. При повторении подобного буду ходатайствовать о пятидесятипроцентном снижении единовременного денежного вознаграждения.
-Настоящий полупердун! - констатировал Корнеев, возвращаясь с Каменевым на стоянку. - Я, как Штирлиц, был на грани провала. И как только наш «семимесячный» обнаружил, что я не исправил количество часов! Я удивлен не меньше писаря Ванека. Для того тоже стало сюрпризом, когда в вышестоящем штабе заметили, что он на какой-то бумаге поставил не тот номер: «Как они и до этого докопались, ума не приложу!» А вообще, все получилось, как с сапером Водичкой, другом Швейка. Тот тоже возмущался, что его заставляли конспектировать на каких-то курсах по топографии: «Для чего я записался на эти курсы? Чтобы смыться с фронта или писать в тетрадочке, как школьник?» И тоже у них преподаватель угрожал: «У кого не будет написано, велю связать и посадить». Столько бумаги переводим на все эти конспекты, а толку? Понимаю, действительно была бы эта тетрадка по самоподготовке нужна. К примеру, я без нее тупой, а кто с тетрадками во всех вопросах разбираются. Тогда бы я сам схватился за эту тетрадку, начал ее заполнять. А так... Показуха одна - непонятно для чего и для кого.
*                 *                 *
Техники сидели в курилке и хмуро смотрели, как Броварский  с  механиками  меняют колеса на самолете. Рядом стоял Петухов и увлеченно наблюдал за процессом.
-Уже полседьмого, - уныло констатировал Кульков. - Еще немного, и столовую закроют, опять вместо ужина х... сосать.
-Тоже мне проблема! - усмехнулся Корнеев. – И я холостяк, но не плачу же! И ты нашел бы давно себе бабу - вот, пожалуйста, запасной питательный пункт. Почаще приходи с цветами, шампанским, конфетами - и будет тебя в жопу целовать. Или еще лучше - к Петухову на ужин напросись. Пару раз придешь - его жена быстро отрегулирует, все вовремя будем домой уходить. Ты, Леня, кстати, «Золотой ключик» Толстого читал?
-Про Буратино? Читал, конечно, но только давно, в детстве.
-И где там написано про авиацию?
-Про авиацию? А разве там это могло быть?
-А как же! Вот такая классическая фраза: «Над страной дураков опустилась ночь. В стране дураков закипела работа». Как раз про нас, про авиацию. У нас такое почти каждый день. А мы к тому же авиация ПВО. Как расшифровывается ПВО? Погоди Выполнять - Отменят. А если серьезно, дурь это все петуховская. И чего держит всех? Остался бы Серега со своими прапорами, а остальные по домам. Охота самому смотреть как колеса меняют - стой и лупи глаза сколько влезет.
-У него, брат, это мания, - включился в разговор Сапожников. - Как за начальника ТЭЧ, рассказывали, оставался, вечно суббота рабочая, а то и воскресенье. Как-то в пятницу вечером объявляет, что назавтра выходить, а его спрашивают: «А какая задача на завтрашний день?» «Да вот там надо трубы переложить, там подмести...» Ему говорят: «Давайте сейчас часа на полтора задержимся, все это сделаем, а завтра отдыхать». Мнется, молчит, ничего не меняет. Ему не сколько та работа была нужна, сколько личный состав в выходной выгнать, перед начальством повыпендриваться. Вот и теперь мозги пудрит. Скорее бы, что ли, майора получил, может, тогда успокоится. Документы, вроде, давно уже послали, а он все жопу рвет! Слышал как-то случайно, как он с другими инженерами разговаривал. Зачем, мол, Анатольич, после ночной смены в одиннадцать построение устраивает, а потом в час обед. Сделал бы сразу полдвенадцатого обед, полпервого построение, и до семи еще целый день работать можно! А что тут делать до семи? Есть у кого работа, сами будут делать. Нет - чего тут х...м груши околачивать?
Наконец, самолет опустили, выкатили из-под него козелки, и прозвучала долгожданная команда на построение.
Через несколько дней после обеда в эскадрилью притянули из ТЭЧ самолет Граблина. Двигатели на нем заменили, и теперь в ближайшую летную смену планировался облет. Петухов был так доволен, что к всеобщему изумлению построил всех около трех часов дня и распустил по домам. Остался только Граблин со своим механиком в ожидании спецавтотранспорта из ОБАТО: необходимо было дозаправить самолет после ТЭЧ.
-Наверное, ураган будет! - сказал Корнеев Каменеву, уезжая на велосипеде со стоянки. - Но я не услышу. Сейчас приеду в общагу, завалюсь спать: всю ночь на одной телке проскакал, теперь глаза склеиваются.
Однако этим благим прожектам не суждено было сбыться. Едва Корнеев вошел в свою комнату в офицерском общежитии и снял техническую форму, как в гарнизоне пронзительно завыла сирена. За считанные секунды офицер оделся вновь, отпер кладовку, выкатил велосипед, вскочил на двухколесную машину и помчался обратно на аэродром. Весьма некстати от мусорных контейнеров с громким лаем к нему помчалась большая дворняга.
-Смотрю, тварь, ты меня уже забыла! - грозно сказал Корнеев и полез в карман, где у него всегда лежали наготове каштаны: они были легче камней и не пачкали одежду.
Меткий бросок - и каштан угодил собаке прямо в лоб. Едва офицер снова сунул руку в карман, как дворняга, заскулив, развернулась и побежала в другую сторону. С каждой улочки военного городка в компанию Корнееву выкатывался кто-нибудь еще. «Безлошадные» шли ускоренным шагом, временами переходя на бег, однако они сразу отстали от «пелетона». Те, кто снимал жилье за пределами гарнизона (а таких было заметно больше половины), еще не добрались до автобусной остановки и успели повернуть обратно. Петухов мчался бегом по дороге, время от времени оглядываясь и крича, чтобы остальные тоже бежали.
Корнеев подъехал к стоянке в числе первых. Граблин смеялся во все горло, однако уже успел с двумя прапорщиками подкатить из укрытия ракеты к своему самолету. Через пять минут практически вся эскадрилья была на стоянке, тут же разделилась на три расчета человек по двенадцать - пятнадцать. К этому моменту подбежал расчет усиления из ТЭЧ. Петухов проверил, чтобы у каждого висели через плечо противогазы, после чего во главе каждой группы встали специалисты по авиационному вооружению, и уже через двадцать минут на каждом самолете эскадрильи грозно красовались ракеты. На автобусе подъехали летчики в шлемах и высотно-компенсирующих костюмах и врассыпную кинулись к своим крылатым машинам.
Примерно через полчаса готовность отбили. Солдат расставили охранять стоянку, а офицерам и прапорщикам велели ждать указаний в домике, который тут же наполнился стуком костяшек домино и кубиков нард. Корнеев отказался сразиться в нарды с Каменевым и отправился в свою каптерку, громко распевая:
После тревог
Спит городок.
На ракеты мы х... навалили
И лежим, и плюем в потолок!
Он улегся прямо на столе и через несколько мгновений громко захрапел. Каменев, вновь заглянувший к приятелю минут через пять, несколько удивился, а затем прикрепил к двери каптерки бумажку, написав на ней: «Не беспокоить! Работают люди!» Каждый, проходя мимо каптерки, читал записку, после чего обязательно приоткрывал дверь и, усмехаясь, шел дальше.
Петухов, пристроившийся было сидеть с летчиками в формулярной, устал от их разговоров про различные воздушные упражнения, вышел в коридор и велел строиться техникам со всем тревожным снаряжением. Он тщательно проверял противогазы и другие средства химической защиты, наличие фанерных ярлычков с фамилиями и номерами на них, пришитых отдельно за каждый из четырех углов к чехлу. Здесь особо придираться было не к чему, разве что не у всех размер бирок оказался ровно три на пять сантиметров. Зато тревожные чемоданчики дали много пищи для разного рода острот. Практически у каждого чего-то не хватало, многие потеряли опись. Фонарики почти сплошь были с давно севшими батарейками или вовсе без них, поскольку даже на полеты ОБАТО выдавал их редко и с такой болью, словно начальник склада АТИ отрывал их от собственного сердца. Техникам самолетов приходилось постоянно самим покупать батарейки, поскольку на ночных полетах без фонарика делать было нечего: ни подать сигнал летчику на заруливание, ни осмотреть корпус планера и лопатки двигателя после посадки. 
-За один вылет самолет сжигает до четырнадцати тонн керосина, - подметил Корнеев. - Наверное, на такие средства можно на весь полк накупить батареек на несколько лет вперед.
-Не комментируйте действия тылового руководства, - хмуро отозвался Петухов. - У него могут быть иные задачи, недоступные вашему пониманию, а вот поддерживать боеготовность в должном состоянии - задача каждого офицера и прапорщика.
Еще хуже обстояло дело с сухим пайком. На трое суток, как полагалось, запасов почти никто не имел: если они и создавались, то постепенно тушенка, сухари, рыбные консервы расходовались на закуску во время различных спонтанных выпивок на стоянке. Лишь у Корнеева и Каменева чемоданы практически полностью соответствовали всем требованиям, только вместо двух пар запасных носков у каждого приятеля оказалось по одной. Однако хвалить офицеров инженер не стал.
-Все у вас нормально, - сказал он, - но не следует умиляться тому, что и так должно быть. Вы как начальники групп должны обеспечить аналогичные чемоданы у подчиненных офицеров и прапорщиков, а этого как раз не наблюдается. Вот, к примеру, у прапорщика Луценко чемодан тяжелый, старинный и весь облезлый, словно перешел к нему по наследству еще с гражданской войны. Как с ним можно быстро бежать? Наверное, уже не один прапорщик умер с этим чемоданом.
По строю пронесся смешок, и на этом проверка прекратилась: по рации поступило указание готовить передовую команду. Около десяти офицеров и прапорщиков, определенные боевым расчетом, со своими противогазами, химкомплектами, тревожными чемоданами и инструментальными ящиками отправились на ЦЗТ. При реальной тревоге эта сборная команда должна была выехать на запасной аэродром, а сейчас на тренировке просто проверялась ее готовность.
От первой эскадрильи в команде был и Сапожников. После проверки, когда все устроились в курилке на ЦЗТ, он принялся рассказывать:
-В прошлом году, помните, тревога была с плавным переходом на учения, и тогда действительно на запасной аэродром выезжали. А я как раз холостяковал месяц, да еще меня Корнаухов попросил заглядывать в его квартиру в городке, кота прикармливать и песок ему в ящике раз в неделю менять. Я того кота обычно в ванной запирал, чтобы в квартире не безобразничал без присмотра. Тогда тоже с утра дал пожрать и закрыл. А днем загудело. Не думал, что прямо с тревоги на запасной аэродром отправят. Прихожу в квартиру уже через пять дней. Думаю, наверное, сдох котяра, что Корнаухову скажу, когда вернется. Открываю ванную - он живехонек, оттуда пулей выскочил и давай сухарь на кухне зверски пожирать. Еще оказалось, кран я до конца не закрутил, оттуда по чуть-чуть капало, кот потихоньку пил. А без жратвы все-таки смог продержаться. Молодец! Тут, в Попельне, е....й богадельне, как говорит наш народный эскадрильский поэт Валера Корнеев, конечно, запасной аэродром дешевка. Позарастало все, запущено, хотя и цивилизация, вроде, вокруг. Вот когда я на Дальнем Востоке служил, был у нас запасной аэродром в глухом таежном селе, но порядок там поддерживали, как положено. Сидел там командир взвода - прапорщик из ОБАТО, по фамилии Тараторский. В ОБАТО, кстати, приспособились туда солдат сплавлять, которые давали официальные показания на своих обидчиков при неуставщине - подальше от мучителей. Так вот, этот Тараторский не только весь запасной аэродром вылизал, но и такое там хозяйство завел - пальчики оближешь. В колхозе за массандру списанный трактор выменял, восстановил. Сеял картошку, овощи. Там озерко было, на нем отстроил домик со всеми удобствами: медок со своей пасеки, орешки кедровые, банька, рыбалка, охота. Все командование ОБАТО, полка, корпуса туда лезло, как мухи на мед. Говорили, что девицы местные там тоже околачивались - всегда под рукой для желающих. А кто откажется? А потом приехал в ОБАТО новый замполит, майор Лихоткин, весь из себя образцово-показательный. Не понравилось ему все это: кулацкие, говорит, у вас замашки, товарищ старший прапорщик Тараторский, будем вашу лавочку в стиле кулака Кафтанова закрывать. Не успел сказать - из дивизии нагрянула проверка по политчасти. Такого жару тому замполиту дали - чуть с должности не скинули, хотя, по сути, придраться особо было не к чему. Намекнули тихонько и аккуратно между делом, чтобы в дела запасного аэродрома особо не вникал, иначе сам уже точно слетит. Правда, слетел он позже, через пару-тройку лет, уже по другому поводу. Все на совещаниях политработников у себя в ОБАТО и на партактивах гарнизона цитировал Лизичева, начальника главпура: дескать, перестройка, будем перестраиваться, многие пострадают невинно, но без этого нельзя. Так рассуждал, будто к нему это не относится, а только к другим. И вот у них в ОБАТО зам командира автороты, чтобы комбату нагадить, майору Лобанову, сп….л во время учений два автомата, потом, когда шум поднялся, записку подбросил с чертежом, где лежат. Самого из армии уволили по болезни – чего он и добивался. А все командование ОБАТО сняли, в том числе Лихоткина. В общем, решил тот парень свою задачу на двести процентов. Но я от Тараторского отвлекся. Так вот, вскоре после случая с автоматами нагрянула в наш гарнизон главная инспекция Министерства обороны, давай всем матку выворачивать. Строевой смотр - двойка. К каждой мелочи цеплялись, с линейкой на погонах расстояние между звездочками измеряли. У них же в Москве основная задача - соблюдение формы одежды. В ОБАТО от машин отойти не могли - на самолеты им в высшей степени было наплевать: все с красными лампасами. Масло чуть капает - машина не боеготова. В общем, крови попили от души. А Тараторский потом в курилке рассказывает, дескать, предлагал новому комбату, майору Засипаторову - какую оценку ОБАТО обеспечить. На полк и ОБС РТО ему, конечно, чихать было. А Засипаторов недавно приехал, говорит, мол, ничего не надо, это пока не мой батальон, а предшественника, интересно ГИМО на себе испытать. Испытал - ОБАТО не боеготов, полк и ОБС ограниченно боеготовы. Им в Москве, конечно, видней. Мы там прикалывались, когда инспекция тревогу объявила. Сначала вообще чуть не угорели. Генерал какой-то краснолампасный подходит в нашей эскадрилье к самолету. Смотрит, ракеты висят, вроде, нормально. Подходит к лючку передней стойки шасси, у техника, Коли Кокошкина, спрашивает: «Почему лючок изогнутый?» У Коли челюсть отвисла, чуть до земли не упала. Объясняет, дескать, лючок - часть корпуса фюзеляжа, когда закроется после уборки шасси, поэтому у него аэродинамический профиль. Генерал только рукой машет: «Что ты мне рассказываешь! Зови летчика, берите кувалду и выпрямляйте!»
-Да не п…., Олег! – возмутился Скобкин, начальник группы вооружения из второй эскадрильи. – Анекдот какой-то рассказываешь!
-Мужики, чем угодно поклянусь, хоть офицерской честью – своими ушами эту х…ю слышал! Да разве такое выдумаешь, даже в пьяном бреду в голову не придет! Дальше слушаейте. Сидим потом на аэродроме после приведения. Был у нас в эскадрилье Володя Хитрецов, вечно в блокнотике что-то строчил. Вот и придумал он написать письмо председателю комиссии, как запорожцы турецкому султану: «Здравствуй, ё...ый ишак! Какого х… ты к нам приехал? Мы здесь хоть сраный «Боинг» завалили, а вы Русту дали на Красной площади приземлиться!» И дальше в таком же духе, долго потом ржали. Но все-таки сожгли - вдруг особисту попадется? Тот у солдат только так письма перехватывал. Как-то читали нам, пишет один боец домой, хвастается: «На боевом дежурстве все летчики и техники пьяные, а тут американский разведчик. Я сажусь на самолет, вылетаю империалиста прогонять». Обхохочешься! Я несколько раз тайком (начальник тренажера друг был) пробовал на тренажере летать - куда там! Одно неловкое движение - и «покойник». Потом садимся, собственные «поминки» обмываем. Помните, несколько лет назад один техник в Германии на тренажере насобачился, потом в ФРГ перелетел. С тех пор же запретили технарей на тренажеры пускать. А интересно, конечно. Когда же эта чертова тревога кончится? Сегодня наш «семимесячный» рано по домам отпустил - так кому-то в армии стукнуло в голову всех потревожить. У нас на Дальнем Востоке был командир полка Старшинов. У того строго - если полеты не состоялись, то с утра тревога. Если отбой по метеоусловиям, еще куда ни шло, может, пронесет. Но если из-за какого-то разгильдяйства - пиши пропало. Как-то раз, к примеру, из ОБАТО старшина с бойцами на кислородной машине ночью на блядки поехал. Попали в аварию, машину разбили. Зато потом так тревожились, только шум стоял. Батальон заставили весь мобилизационный пункт разворачивать - всегда это только имитировали. В другой раз колонка на ЦЗТ загорелась во время полетов. Не успели потушить - тревога. Вот дурдом был! С каждой эскадрильи ракеты катили, самолеты только приземлились, незаправленные, высоченные - вручную повесить невозможно, не достанешь, лебедки пришлось подвозить.
Разговоры тянулись еще долго. Тревогу отбили только около восьми вечера, и еще почти час потребовался, чтобы снять ракеты, укатить их в хранилища, зачехлить самолеты и сдать под охрану прапорщику - дежурному по стоянке подразделения. Петухов построил техников перед эскадрильским домиком и долго перечислял недостатки, выявленные на сегодняшней тревоге, недовольно морщась: ему приходилось перекрикивать музыку, доносившуюся из стоявших позади него «Жигулей» (хозяин машины забыл перед построением выключить магнитофон). Наконец, инженер закончил свои сентенции, которые все слушали вполуха, силясь разобрать льющийся из автомобиля достаточно нестандартный текст, а песня группы «Сектор Газа» продолжилась как нельзя кстати подходящим рефреном: «Эх, зае%ло, зае%ло, зае%ло!», отчетливо прозвучавшем во внезапно наступившей тишине.
И в тот же миг все утонуло в громовом хохоте, не умолкавшем минут пять.
-Что это за мерзость, старший лейтенант Кобелев? - хмуро спросил Петухов.
-Нормальная песня, товарищ капитан, - отозвался Кобелев, техник самолета, известный своими амурными похождениями. - Девчатам очень нравится!
-Товарищ капитан, вас к телефону! - крикнул ДСП из домика, вовремя прервав бессмысленное разбирательство.
-Никому не расходиться! - сказал Петухов, вернулся через минуту и тут же отпустил прапорщиков.
-У нас в эскадрилье ЧП, - сообщил он затем офицерам. - Наш ДСЧ лейтенант Шейников напился в наряде, был обнаружен заместителем командира полка по ИАС. Необходимо срочно его заменить. Наверное, лучше, если это будет холостяк. Старший лейтенант Корнеев!
-Я!
-Заменить Шейникова в наряде  дежурного по стоянке части!
-Есть!
По пути к дежурному домику на ЦЗТ Корнеев изливал свое неудовольствие Каменеву:
-Вот ведь чертов «студебеккер»! На х… берут этих студентов в армию! Одна головная боль от них. Взял и нажрался в наряде, будто так и надо. Надо с наших прапорщиков, которые в гарнизоне живут, пример брать. Их всего-то трое - Тимошенко, Бабкин и Клименко, зато всегда под рукой у комэски и начальника штаба. Если кто из тех, что в Антоновске и окрестных селах живут, в наряд не заступит или провиснет - сразу к одному из этой троицы. Они так поотжимались немного, а потом приспособились. Не успеют дома порог переступить - сразу пару соток хлопнут. Если комэска или начальник штаба появляется, ответ у каждого один: «Извините, товарищ подполковник или майор, пошел бы, но только что за ужином двести грамм врезал, не могу». Теперь тоже, как в общагу приду, буду дежурный стакан выпивать. Чувствую, для Петухова стану на все случаи жизни затычкой, что-то он меня невзлюбил. На днях истерику закатил из-за моего Турченко. Тот, знаешь, в Киеве живет, рано утром на электричку бежит, дома завтракать не успевает. С вечера бутерброды заготавливает. Сидит в каптерке, завтракает. Влетает Петухов и давай орать, дескать, сейчас не время приема пищи. Потом меня в кабинет вызвал и еще минут десять регулировал, неправильно, мол, руковожу старшим техником и остальным личным составом группы: «Наверное, надо ставить вопрос о вашем соответствии занимаемой должности!» Мудак! Строганов хоть бы когда слово из-за этого сказал, будто тот Турченко за эти несчастные пятнадцать минут горы свернет. Ладно, бывай здоров. Пошел я службу нести.
В комнате дежурного по стоянке части Шейников лежал на топчане и громко храпел. За столом сидел мрачный подполковник Христенко, заместитель командира полка по ИАС. Корнеев четко доложил ему о прибытии, и тот с облегчением вздохнул. Следом вошли Петухов и еще несколько офицеров.  Шейникова с трудом усадили за стол, забрали пистолет с патронами, чтобы сдать дежурному по полку. У Корнеева, как и у остальных офицеров, оружие оставалось с тревоги: дежурный по полку привозил ящик с пистолетами на стоянку и выдавал их по карточкам-заместителям, а сдать «стволы» предполагалось по пути домой.
-Пропадает у вас парень, совсем спился, - заметил Христенко. - Всех кадровых алкоголиков после горбачевского указа быстро из армии вычистили, а этого куда денешь? Еще год вам с ним мучиться, пусть потом на гражданке что хочет делает. Здесь-то на дармовой массандре ему хорошо, а потом весь семейный бюджет будет на водку тратить. Понаберут студентов в армию!
-И правильно делают, что берут! - неожиданно подал голос Шейников. - Иначе бы ваша военная каста совсем погрязла в косности.
Он уронил голову, но через несколько секунд продолжил заплетающимся языком:
-Вы, товарищ подполковник, вспомните учение Маркса - Ленина! Сам по себе рабочий класс способен прийти лишь к тред-юнионистскому сознанию. Революционное учение могут разработать только люди, пришедшие извне: образованные представители рабочего класса, независимо от их социального происхождения. В армии то же самое с ее реформами, о которых так долго говорили большевики. Вот все говорят - перестройка, перестройка! Майор Тройкин даже ЦУ давал не так давно – составить списки тех, кто перестроился и кто не перестроился. Но где вы ее видели, эту перестройку? Я не увидел. Может, я и пью, потому что на этот дурдом смотреть сил нет. Вам всем с вашим узким мышлением армию реформировать не дано. Это должны сделать другие люди. Не помню кто сказал: война слишком серьезное дело, чтобы доверять его военным. Вот Валеру Корнеева я уважаю. Он настоящий интеллегент в погонах. Только такие, как он, могут с вашей одряхлевшей маразматической армией что-то путное сделать. Извини, Валера, что из-за меня ты в наряд неплановый попал. Ты один из немногих, кто хоть как-то примиряет меня с этой грубой нереформированной армейской действительностью.
После столь длинной тирады последние силы оставили Шейникова, и он снова захрапел. Лейтенанта погрузили в «УАЗик» зама по ИАС и повезли в город, где он с семьей, как и многие другие, снимал жилье в частном секторе.
-Ну и ну! - изумился Христенко. - Вот так речь студент толкнул! Чего молол - без бутылки не поймешь. Петухов, понятно, за ним теперь в оба смотреть будет, но пусть и остальные офицеры в стороне не остаются. Мало ли что там у вас бывает, сами смотрите, не наливайте лучше вообще таким неустойчивым!
Корнеев молча расписался в журнале о приеме дежурства и, едва начальство ушло, велел помощнику-прапорщику сдавать стоянки под охрану караулу, а сам со вздохом растянулся на топчане: впереди были еще почти сутки дежурства.