Форум литературного общества Fabulae

Действующие лица:
Прохожий, Создатель – человек из-за которого всё началось.
Сапожник – сапожник.
Бродяга – бродяга.
Каблучок – дочь сапожника.
Старейший – старейший.
Поэт – поэт.


- Что происходит?
- Ни чего дурного, ты просто заснул.
- Заснул?
- Да, заснул в один из первых раз, как жертвенное детище перед скрипящем роком.
- И что же? Я сойду с ума.
- Не бойся, друг, всего лишь твоё безмерно резвое воображенье сорвалось с рук разумного предела, и ты теперь во власти маленького баловства. Не бойся.
- Занятно, я пожалуй присмотрюсь не много. Какой-то рынок, смею полагать?
- Не рынок – рай торгового начала, ведь всё-таки маэстро.
- Остынь… постой-ка, а кем же ты являешься-то мне?
- Уже ни кем.
- В каком, это ты, плане? (молчит) Отвечай! Немедленно, а то я сильнее всякого патрона распотрошу твои фактуры и за объедки сердца выручу на сигареты (молчит) сбежать решил, ну и валяй, мне лучше даже. Пойду-ка на базарчик я, узнать как, чем сегодня порадует фантазия меня.

(двое на базаре)

Бродяга: Сапожник! Эй!
Сапожник: Я здесь, чего кричишь?
Бродяга: Ты обмануть меня решил?! Грошами чёрствыми живиться на неудобстве и обмане.
Сапожник: Позволь, друг, сказав такое ты в причине ох как должен быть уверен, что не ошибочна она, а то от дерзости без толку в моей крови вскипает яд.
Бродяга: Уверен ли?! Ты продал мне шнурки?
Сапожник: Всё верно, мой товар.
Бродяга: Сказал что узел будет крепкий и подвести всей сутью не сумеет?
Сапожник: Мои слова, и повторить согласен я, но…
Бродяга: Подожди… а как же узел услужить мне сможет если шнурки, на левом кеде один конец длинней другого, а с правым всё на оборот – другой короче первого. Вот погляди.
Сапожник: Действительно. Проблема мне понятна, но я с недоумением на шеи решить вопрос… не просто не могу, а, как бы поточнее, я в яме – тобишь в полной…
Бродяга: Ясно, ты продал мне ту вещь с заботами которой и сам знакомством пренебрёг. Придётся мне с тебя налог отнять за грубость и азарт обмана всей страны.
Сапожник: Чего!? Какой обман, с моими жилами, с вот этими вот кровяными призмами, что гордый нрав Сапожника, по родословным ликам впитав законом чести, торгует и гордится этим.
Бродяга: Не надо. Не надо, всё это уже старо, как алгебра и так же скучно.
Сапожник: Да как ты правом, мне в лицо своими пальцами вооружившись, всё-таки отважился сметь тыкать.
Бродяга: А я ведь тоже не какой-нибудь там чупа-чупс. Идём к старейшему!
Сапожник: Чего!? Да перестаньте, право неудобно, из-за какой-то ерунды.
Бродяга: Ах ерунды… да будит вам известно, что если бы не моя чрезмерная внимательность, быть мне закопанным в наведанной могиле уже к утру.
Сапожник: С чего такая расположенность к покою?
Бродяга: Её я выменял за пару резанных (резанные=фальшивые) купюр…
Сапожник: ЧТО!!!
Бродяга: Ой, я имел ввиду…
Сапожник: Купюры резаны?! Ах ты подонок, жалкий червь!
Бродяга: Не будем сориться, сапожник, не будем… а?
Сапожник: Не хочешь ссоры!? Да я убью тебя, и труп спалю в вино.
Прохожий: Я извиняюсь, не мой тут разговор, но убивать ли бедолагу… ведь с мертвечины спрос един – пустые синяки, а по разумному решению старейшего быть может он прислужит в чём-то вам. Подумайте.
Бродяга: Спасибо вам прохожий, что уразумел свирепость, а то уже готовы были небеса принять мои останки, по отдельно.
Сапожник: Ты прав. А ну пошли, мерзавец!
Прохожий: Я вновь прошу прощенья за вмешательство, но на кого оставите хозяйство? Ведь путь как минимум на пол часа.
Сапожник: Чуть не забыл, дочурка! Поди сюда, тебе ручаю всё за лавку пока я не вернусь. Спасибо путник, за поправку моих погрешностей.
Прохожий: Не надо. Будьте бдительны – дорога будет сложной. Бродяга думай над ответом.

(уходят)

Прохожий: Какие всё таки забавные проблемы шнурки, да резанные деньги… хе, чудо – чем человек превыше зверя, между прочим. О, ещё какая-то задача.

Поэт: О, дива всей моей мгновенной жизни! О, свет последнего из ватт лучистого заката! О,…
Каблучок: Всё понятно, опять припёрся. Что мне делать с твоей упрямой сутью?
Поэт: Поймите, я вовсе не намерен мутить вам разум. Но силами небесного желания я вновь у ваших рук.
Каблучок: О боже…
Поэт: Не будьте же такой. Презренье в вашем взгляде мне отзывается толпой червей, с гигантскими когтями, что роют сердце мне на миллионы дыр.
Каблучок: Опять…
Поэт: Готов терпеть всё это, готов унизанным плестись у ваших ног, знать только б мне, что ранами сердечными я не одинок.
Каблучок: Вы как никто на свете со всеми вашими причудами о счастье – единственны. Тобишь одни. Прощайте.
Поэт: Случилось так, что снова я, из всей вами отсказанной идеи, понял что лишь Я и только ВЫ.
Каблучок: Не может быть! В какой сырой и неуклюжей сказке вам удалось проснуться, да и в придачу мне там очутиться!?
Поэт: Какие сказки. С детства мне отец «Ромео и Джульета», великого Шекспира, Лопе де Вега, Сервантеса предпочёл всем сказкам, и я ему за это благодарен. В свои четырнадцать я так пропитан творчеством и вымазан искусством, что форой мог бы наградить любого критика, любого драматурга.
Каблучок: Какие мы великие, какие мы крутые. Да только, мне всё это ценностью с соплю.
Поэт: Опять прощаю вам упрёк. О, как я милосерден! Вам пелена обыденной картины мутит желание и предрассудки о том, что слишком молод я.
Каблучок: Мне вам поаплодировать или вы так поймёте, что концерт окончен и вам уже пора и, между прочим, ОЧЕНЬ!
Поэт: По правде, я думал много…
Каблучок: Вот именно, от этого у вас случится скоро жуткое несчастье.
Поэт: О чём вы?
Каблучок: У тех кто много думает, под кожей лопается череп, по швам, по всем причём.
Поэт: Да!?
Каблучок: Вы разве не слыхали о столь распространённом виде из недугов.
Поэт: Нет, в первые слышу.
Каблучок: Так будьте осторожны, у вас не свежий вид. Вам в голову случайно не приходят мысли, что вы созданы для высшего творенья на земле?
Поэт: О да, вы знаете, в последние недели. А что?
Каблучок: Так это ж первый признак! Вы по ночам не наблюдали треск?
Поэт: Нет.
Каблучок: Ждите.
Поэт: О боже мой! Какая лютая проблема! И как же быть теперь?
Каблучок: Вам срочно нужно перестать задумываться, думать и прочие проделывать зигзаги мозга.
Поэт: И даже мысль о вас убить?
Каблучок: При первой же попытке!
Поэт: О, как не справедливо – небо! Меня ты даром, быть поэтом, наградило, но быть живым отказано в условии твоём.

(убегает)

Каблучок: А вы чего смеётесь?
Прохожий: Я? Я, просто, потрясён... как вам так живо удалось прифантазировать к явлению болезнь.
Каблучок: Поверьте, я достаточно училась, именно с ним и именно такому.
Прохожий: А кто он?
Каблучок: Он поэт и сын поэта, как я сапожник от милого отца.
Прохожий: Я извиняюсь, сапожница.
Каблучок: Как хотите.
Прохожий: А что такого хмурого в стремлении ребёнка, по-моему он славный.
Каблучок: А что такого путного? По-моему ему с своими музами летать бы дальше горизонта от меня, а то я как-нибудь сдержаться не сумею и выдумаю так, что он за сон убить готовым будет.
Прохожий: У-у, так вы достаточно смерены, значит будите?
Каблучок: А то.

(опять вернулся)

Поэт: Ага, я всё пронаблюдал! Вы тут так явно миловались, что весь базар оглядываться начал. Что скажите теперь, мне светлая моя? Как вам теперь, оправдываться станет?
Каблучок: Чего!? Я вам отчитываться!? Вам!? Сопливому трещалу!?
Поэт: ЧТО!!!
Каблучок: Да будит вам известно! Это мой муж!

(молчанье)

Поэт: Ваш… кто?
Прохожий (шёпотом): Как вас зовут-то?
Каблучок (шёпотом): Каблучок.
Поэт: И вы всё это время, так низко мучили меня своим… своим прелестным существом?
Каблучок: Да, я такая.
Поэт: Вы, просто, гений.
Каблучок: Не может быть… о боже, ты всё-таки токов.
Прохожий: Я муж её и с этим, придётся вам смириться, и покинуть нас, что б, после долгого пути, я смог прижать её к груди, так как задумал по дороге, так как мечтал каждой секундой, вдали от седа.
Поэт: А вас, вообще, я ненавижу, и в планах у меня зарезать. Так что, давайте не сейчас…
Прохожий: Так что проваливай, писатель.
Поэт: Я не писатель – я поэт.
Прохожий: По мне ты хоть Эйнштейн, я знать тебя лишён желанья. А значит – Досвидания!
Поэт: Ну погодите, я не так то прост, что бы с руки лишать меня невесты. Вы мне заплатите.
Прохожий: Иди, иди… холера.

(уходит)

Каблучок: Зачем вы так. Теперь ему плохое надавит на сердечные изрезы.
Прохожий: Не понял, вы же сами…

(прибегает отец)

Сапожник: Ну всё, это конец.
Каблучок: Что происходит папа? Вы бежали?
Сапожник: Нет, доченька, я мчался… прохожий, будь ты проклят!
Прохожий: С чего это?
Сапожник: Совет твой мне отозвался круто – теперь по шеи этой вот рыдает лезвие и я, уже не верю в собственную жизнь.
Прохожий: Но почему?
Сапожник: Всё очень просто. Пришли мы к нашему старейшему и я всё изложил, как правда поделилася со мной.
Прохожий: И что?
Сапожник: А оказалось, этот хмырь, когда-то жил на том же месте с которого пришёл старейший. И вскоре, путём простого рассужденья, меня приговорили к казни… вот.
Каблучок: О боже…
Сапожник: Чего «о боже» здесь не его рука нужна, а скорость ног. Я как увидел палача, так и рванул.
Прохожий: И что же теперь будет?
Сапожник: В принципе, мне обещали разлуку с головой, и я им как-то верю.

(с заде подходит старейший)

Старейшина: Ну что же вы? Куда это годиться? Сбежать от старика. Ведь он вам услужить, помочь мне, отозвался, а вы… не хорошо, и даже подло.
Сапожник: Старейший, я… я не хотел… всего лишь попрощаться с дочкой.
Старейшина: Палач вас ждал, счёл честью вас казнить, а вы… теперь он так расстроен, что отказался принимать участие в решении вопроса.
Сапожник: Мне, право, не удобно и очень стыдно.
Старейшина: И что же делать? Душить мне что ли вас?
Прохожий: Не думаю, что этой мысле стоит подчиняться.
Старейшина: А вы кто?
Прохожий: Я, прохожий.
Старейшина: Из далека?
Прохожий: Да, очень.
Старейшина: Куда торопитесь?
Прохожий: Пока я с вами, а там решу.
Старейшина: Прекрасно. Чем решили заниматься?
Прохожий: Пока ещё я не решил…
Старейшина: Отлично, будите зам-палачом.
Прохожий: А…
Старейшина: Палач, казнить сапожника.
Прохожий: Постойте, куда вы так несётесь, ведь надо всё решить.
Старейшина: Чего решать, виновный – есть, поступок – есть, оружие – дадим, какие рассужденья?
Прохожий: Всё здесь, конечно, безупречно, но как-то не по человечески…
Старейшина: А, понимаю, вам не заплачено. Сейчас.
Прохожий: Нет, и не стоит беспокоить, вам свой бюджет… я не за этим здесь.
Старейшина: Ну так, зачем?

(выходит поэт с ружьём)

Поэт: Стоять! Не двигаться!
Каблучок: О боже…
Старейшина: А это кто?
Прохожий: Это, знакомый мой.
Старейшина: Как интересно, вы здесь недавно, а как-то вот успели до такого разозлить.
Поэт: Похитить с самых недр сердца последнюю любовь, я не позволю.
Старейшина: Чудесно, вы и любовь уже успели отыграть.
Прохожий: Вы знаете, старейший, это мы шутку разыграли с малым, а он поверил.
Старейшина: Зря сыграли.
Прохожий: Охотно соглашаюсь, но… маленькая просьба.
Старейшина: Я слушаю.
Прохожий: Вы не могли бы приказать ему не убивать меня.
Старейшина: Зачем? Я с радостью бы поглядел как ваши внутренности брызнут на прилавок.
Прохожий: А как же, быть мне вашим верным палачом, коль пулей мне присниться встреча с богом.
Старейшина: Однако. Действительно, тут как-то надо сделать. Послушай ты, спрячь пушку.
Каблучок: А ну не прячь! Ведь если он останется здоровым, то голова отца слетит. Стреляй пацан!
Старейшина: Не смей! Старейший говорит тебе!
Поэт: Вот так дилемма… если ж спрячу дуло, так оскорблю единственную из чудес моих мечтаний, а если – нет, то буду изгнан из базара. Всевышний как мне быть?
Прохожий: Беги!
Поэт: Заткнись, прохожий, я говорю с создателем.
Прохожий: С создателем… пацан, да ты хоть знаешь, кто тебя придумал, и кто тебе придумал жизнь.
Поэт: Не знаю, но догадываюсь.
Прохожий: Нет, ты даже и понятие-то не имеешь, что бы подумать так, чтобы прийти, хоть мысленно, хоть долей тени мысли, к тому кто создал твой мирок.
Поэт: Как ты сказал? Ни чё не понял.
Прохожий: Это не важно. Я, ваш, создатель.
Сапожник: Чего!?
Старейший: Подлец!
Каблучок: Иди ты!
Поэт: Извинись!
Прохожий: Перед тобой?
Поэт: Перед сияньем небосвода.
Прохожий: С чего?
Поэт: С того, что на себя брать должность бога… тебе не тяжело?
Прохожий: Я объяснить попробую доступно.
Старейший: Да уж пожалуйста, извольте.
Прохожий: Я сплю и вижу собственный чердак воображенья. А это значит, что все вы, и всё за что цепляются глаза – лишь фальшь, придуманный на ночь, одну всего лишь, ночь.
Старейший: Однако, существенная ложь. Поэт стреляй, достоин он упора лёжа.
Поэт: Я не могу.
Старейший: А это почему?
Поэт: А вдруг он прав.
Старейший: Что!? Ты так бездумно веришь, всяким там, капризам дури.
Поэт: В наших руках не только наши судьбы, но и безвинных, что вокруг толпою собрались.
Старейший: Ты при своём уме?
Поэт: Я не знаю.
Старейший: Зато мне всё известно. Вы за одно.
Поэт: Старейший, сами пораскиньте. А вдруг он прав, и если вдруг случиться так, что смерть дотянет до него когтями, то все мы… и в том числе все ваши «марки», что вы коллекционируете, пойдут ко дну.
Старейший: Это бесчеловечно! Марки!
Поэт: А что же делать, таков закон.
Старейший: Закон… пожалуй я теряю свои силы. И как же быть?
Прохожий: Тут Я скажу вам, как. Вот здесь – на этом самом месте, поставлю офис свой. Понятно?
Все: Ясно.
Прохожий: Теперь создатель ваш пришёл и наведёт порядок. Ясно?
Все: Понятно.
Прохожий: Все свободны.

(все разбежались. Проходит время)

…
Создатель: Всё иди. Следующий!

Поэт: Приветствую вас.
Создатель: О, ты что ли пацан.
Поэт: Да, знаете ли, как-то, я.
Создатель: Ну заходи, садись. Чего хотел?
Поэт: Совета, знаете ли.
Создатель: Совета… однако.
Поэт: Вы знаете, я перед пропастью на скользком склоне, босой и пьяный.
Создатель: Жутко. И что же всем вашим кошмарам суть?
Поэт: Любовь. Любовь к супруге вашей.
Создатель: У-у, ты опять за старое.
Поэт: Вы сотворили так меня. И я прошу, прошу вас на коленях, избавьте же её от брачных уз, она не в силах так дерзко сделать шаг, да мимо вашего согласия и… бедняжка, мучиеться с этим.
Создатель: Да, случай ты из тяжких.
Поэт: Я понимаю…
Создатель: Нет, ты ни в коем разе.
Поэт: Не уловил.
Создатель: Я говорю, что ты ни как не понимаешь, что нет в ней чувственности к тайне всех твоих безумств. Она готова руки, ноги и лицо себе жестоко опалить, что бы ты больше не надеялся на встречу ваших солнц. Ты понял?
Поэт: Да, но…
Создатель: Но, что?
Поэт: Но… вы поможете мне?
Создатель: В чём?
Поэт: Вы сделаете ей развод?
Создатель: Я говорю с графином!?
Поэт: Нет, как полагаю я.
Создатель: Но вы, своим ответом, не оставляете мне выбора.
Поэт: Я понимаю вас, но это же не постижимо.
Создатель: Что!? Что вас не любят?
Поэт: А как?
Создатель: Буквально, то и есть – она вас ненавидит так, как вы, совсем не давно, клялися в ненависти мне.
Поэт: Но…
Создатель: А вы не замечали, что симпатичны вдруг, кому-нибудь из дам?
Поэт: Да вроде, нет. Хотя одна знакомая писала мне о том что встречи ждёт, о том что ночь готова разгребсти от темноты, что бы добраться до моих окон и страстью воспылать на мякоти кровати.
Создатель: А вы?
Поэт: А что я?
Создатель: Как вы к ней относитесь?
Поэт: Она приятна, не дурна, но сердцем я с другой.
Создатель: Зачем? Когда, другая, лишена такой изюминки, как сердце.
Поэт: А разве эти строки не всего лишь дружеские сплетни.
Создатель: Не заставляйте снова полагать, что речь ведёт графин со мной!
Поэт: И не подумаю, создатель. Я удаляюсь. Весь признателен.
Создатель: Всего хорошего.

(уходит)

Старейшина: Создатель?
Создатель: Старейшина.
Старейшина: Извольте, старый. Теперь мне больше, не дают.
Создатель: Печально, но… зачем пожаловали?
Старейшина: С вопросом.
Создатель: Интересно.
Старейшина: Я хотел бы знать, а как же быть мне? Ни кому не нужен я, и профиль мой не долгим списком перед вами.
Создатель: Как посоветовать мне вам, я даже не решаюсь… действительно, похвастаться занятием особо вам никак. Так что один совет – учитесь!
Старейшина: Учиться? Чему? Я ведь уже не так горазд, да и воспитан по-другому.
Создатель: Не знаю, это всё что из услуг моих редких извилин.
Старейшина: Ну ладно и на этом вам спасибо.
Создатель: Всего хорошего. Да кстати, и удачи.

(уходит)

Каблучок: Создатель!
Создатель: Спокойно, девочка моя.
Каблучок: Создатель, что наговорил ты этому несчастному!?
Создатель: В чём дело? Посоветовал, что б выбрал новый тип своим причудам связанным с любовью к вам.
Каблучок: Что ты наделал! Теперь с его чудесных уст лишь голосом металла – тишина, и как мне быть, чем после этого мне пахнуть? О горе всем твоим словам… ты словно пропасть, внезапно перед носом, зевнувшая, и всем отрезала дорогу…
Создатель: Вот ненормальная! Ей богу, такую что б понять, придётся вытерпеть все козни ада. Ещё моей женой заделалась однажды.

(уходит)

Сапожник: Создатель, можно?
Создатель: Сапожник! Заходи! Хоть ты, пришёл ко мне за просто так, попить чайку или картишки перекинуть.
Сапожник: Вообще-то, я по делу, но чаю бы хлебнул и к картам у меня особенный азарт.
Создатель: Вот это мне нормально, входи, садись… какое дело?
Сапожник: Да тоже, с этим вот, бродягой.
Создатель: Опять пришёл и требует причины.
Сапожник: Ага.
Создатель: Зови его сюда.
Сапожник: Да как же я его теперь-то позову, когда я не сапожник вовсе.
Создатель: А как это – ты, и не сапожник.
Сапожник: А как могу быть я таким, если на лавке на моей висит табличка «Создатель. К решению всесущных дел»?
Создатель: Ах да, я же на месте этом офис свой воздвиг.
Сапожник: Вот, и теперь, мне некуда деваться…
Создатель: Проблема.
Сапожник: Да уж, не задача.
Создатель: А что же, мне съежать? Так я же не какой-нибудь сапожник, я Создатель… я не могу подвинуться тебе.
Сапожник: Всё ясно. Здесь мне нету места.
Создатель: Ты извини, но…
Сапожник: Не надо извиняться – ты ж Создатель.
Создатель: Да уж, так вышло – я Создатель.

(уходит. Настаёт вечер)

Старейшина: Создатель.
Создатель: Кто здесь?
Старейшина: Это я, Старейший, то есть старый.
Создатель: А, ты что ли? Чего пришёл? О, как устал я – целый день заявки принимать. Не думал, что настолько придумаю себе суетный город.
Старейшина: Это точно. На всём базаре столько мук, что всех их слышать – высшее из всех мучений.
Создатель: А ты чего? Тебе не спиться?
Старейшина: Я вот за чем к тебе. Уж рассуди последний спор, меня и матери моей. Отведай чай из чаши этой и оцени так ли он отвратен, как моча или я всё-таки хороший повар.
Создатель: Давай, чего там…(пьёт) сойдёт, хотя не много сыроват, но в принципе, нормально.
Старейшина: Спасибо, и усни на вечно. Не получить мне города, так не в твоих ладонях быть ему.
Создатель: А-а… ах ты старый червь…

(задыхается и очухивается на кровати дома)

- До встречи в следующем сне.
- Мерзавец, старый.
- Успокойся, тебе никто не причинит вреда.
- Глупый город! И глупые людишки.
- Не забывай, что все они лишь ты, не как иначе… так что делай вывод.
- А ты кто? Кто ты такой!? Опять исчез. (какой-то шум) Что за хлам? (прислушивается к двери) похоже карнавал в разгаре. Чего тянуть!? Я тоже хочу сытостью встряхнуть. (выходит) Поэт!!! Дружище!
- Дядя, ты чего?
- Не узнаёшь?! Это ж я, Создатель.
- Кто кто?
- В смысле – прохожий.
- Старик, тебе налить что ли?
- Поэт, не уж то ты меня и вовсе не признал… даже, в списке «где-то там, знакомых»?
- Я удивлён, что ты зовёшь меня по старому – теперь же я, Художник.
- А я?
- А ты старик. По крайней мере, так выдают тебя мои зрачки, но ты учти – я пьян, как воробей в курятнике: «Щас я спою!».
- Так что за повод?
- Живём, старик. Живём!
- А я?

(Поэт уходит, распевая песенку, а персонаж остаётся один)