Форум литературного общества Fabulae

Приглашаем литераторов и сочувствующих!

Вы не зашли.

#1 2012-03-22 02:18:00

Александр Клименок
Автор сайта
Откуда: Калининград
Зарегистрирован: 2007-02-10
Сообщений: 4610

ПАМЯТНИК

1

    Весна наступала. Исступленно трещали сороки в придорожных кустах. Воробьи проносились у самого лица мокрыми комками. Кое-где виднелась земля – гуталинового цвета, раздобревшая от воды. Пахло резиной и рекой. Крайнов, инженер с металлургического завода шагал по прямой и озадачивался всякими мыслями. Наверное, слишком накоротке доводилось ему в последнее время соображать о смыслах жизни, и сейчас эти смыслы его тревожили, накатывали мутными волнами. Последние новости и события припоминались в разной последовательности и сулили не вполне ясные итоги и последствия.   
    Первым событием была неожиданная беременность жены - абсолютно не запланированная. И уже новые обстоятельства планировали их будущее, а не они с Леной. Впрочем, можно было… как два года назад, но едва вчера он открыл рот, жена заплакала и убежала в ванную. А в прошлый раз не убегала… По этому поводу возникло у инженера ощущение пакостности и не покидало его даже спустя месяц.
    Вторым событием-звоночком маячил на горизонте март. Месяц, в котором (так Крайнов решил в декабре) он поставит на могиле отца памятник – вместо деревянного креста, коему было уже полтора года. Третье – вчерашняя стычка с начальником цеха, почти театральная. Крайнов долго ждал повода, чтобы разобраться с этим человеком – племянником владельца завода, болтуном и бездельником, взвалившим дело на зама, тихоню Наумчика.
    Племянничек ко всему баловался левоватым металлоломом. Добаловался. Вчера дотошный Наумчик нашел в очередной партии ржавых труб, смятых холодильников, баков и проводов артиллерийский снаряд. Документов – входных и подтверждающих взрывобезопасность партии, естественно, не оказалось. Когда выяснилось, что снаряд учебный, начцеха прилюдно заржал и назвал зама бдительной улиткой. Крайнов, ставший свидетелем сцены, не стерпел, схватил стервеца за шиворот импортного пиджака:
    - Я тебе, упырь, внимание к людям повышу!
    Начцеха вывернулся, отскочил:
    - Завтра же заявление на стол. Завтра же.
    - Если есть причина, пожалуйста. Ребята, - обратился Крайнов к рабочим, - кто что видел?
    - Тык ить… - лениво протянул вахтовик Зайчиков, - поспорили чуток. Айда, парни.
    И разошлись.
    Но перспективка впечатляла мало.

2

    Жизнь вообще не обнадеживала. Пять дней назад Крайнов удостоился приема у мэра по поводу выделения денег на памятник отцу. Дежурную встречу с тремя ходатаями, подобными ему, в порядке очереди проводил «сам». И вот это завзятое мероприятие превратилось для Крайнова в заурядное унижение и стыдобу. На кой он ввязался в просильцы? А как обойтись, если к зиме на полушубок для супружницы пришлось брать кредит?
    Крайнов думал о том, что если бы не тот кредит, никогда бы не стал обращаться к «широкой общественности» (уж чиновников общественностью точно не назовешь), но… Отец был не просто хорошим человеком. Он был проектировщиком. Создавал уникальные здания. В Москве, Новосибирске… и в родном городе их насчитывается двадцать три. И отец не только придумывал, он сам помогал строить. То каменщиком, то столяром подпишется… И уж кто, как не такой человек, должен иметь, согласно мнению одного великого врача, право на благодарность. Оформленную предметно. Хотя бы в виде куска гранита. А высокие послесловия «в дату», многозначительные помаргивания, весь этот официоз – ничто, гелиевая смесь, пустые отговорки. Порядочность и памятливость должны неизменно вмешиваться. Иначе лебеда, жуть.
    Крайнов и помнил. Почти будничный случай, с детства. Но если бы потом не было никаких других, для него это было бы уже неважно.
    Они с отцом ехали в зоопарк, вдвоем. Летнее утро норовило обогнать их троллейбус. Крайнов-младший отворачивался от настырного солнечного зайчика. Напротив, в шортах, расшитых у карманов девчачьими анютиными глазками, сидел мальчишка чуть помладше. Причавкивая, лопал вишни, лениво доставая их из баночки, а в светофорных паузах строил из окна рожицы прохожим. Троллейбус резко дернуло на остановке, мальчишка икнул, посинел и сполз на пол. Завизжала надушенная мамаша, мужичок в соломенной шляпе попятился к распахнувшимся дверкам, подскочили и замерли остальные.
    «Ну-ну, - зачем-то сказал отец и рывком подхватил обмякшее тельце. – Ну-ну».
    И он поднял пацана за лодыжки – одной рукой, а второй трижды хлопнул по его спине. Хлопающая рука Крайнову запомнилась. Крупнопальцая, по-индейски коричневая.
    Мальчишка засипел, кудахтнул, и по полу троллейбуса запрыгала вишневая косточка.
    «Буратино», - шепнул отец, бережно усаживая побледневшего, но ожившего ребятенка около вибрирующей мамаши.
    …А когда отец умер, денег у города на памятник не нашлось.

3

    Персоны и прочие толпились в большой непропорциональной приемной. Секретарша с косицей выдавливала из себя обходительность, покашливала, иногда пускалась рысью по клавишам клавиатуры. Крайнов выстроил заготовку речи и прокручивал предпочтительные варианты зачина. «Лучше говорить коротко и неформально, - убеждал он себя. - Что память коротка, как молния. Делай хорошее, спасибо скажут, а через день забудут. Паршивинка, характерная для большинства. И все же в природе нашей есть и другие привкусы. Бескорыстно приносить пользу. Выходить за лимиты должностей… И неужели это недостойно памяти, то есть… Нет, не пойдет. Высокопарно».
    Посетители копошились, сбивали с панталыку шушуканьем.
    «Видите ли, Эльза Львовна, у нас ночью батареи, пардон, на последнем издыхании, ибо кочегары совсем не топят. А эта из ЖЭКа, бессовестная: «И чего вы ночью батареи щупаете? Надо мужа щупать ночью». 
    «Я, слышь, Вилкина с верхнего этажа по-хорошему просил не выпрастывать мокрую одежу с балкона, я его умолял: выжми, а потом вешай сушиться. А третьего дня евоная женушка простыню шлеп на веревку… Вода мне на башку! Сколько ж можно! Я шваброй простыню давай двигать, Вилкина разоряется сверху, швабру цепляет…»
    - Прошу! – торжественно провозгласила секретарша, приоткрывая инженеру дверь. 
    Мэр Свояков, не спуская с него, как с поклевки, глаз, протирал мобильник салфеткой.
    - Откуда вы взяли эти семьдесят шесть тысяч… Олег Павлович? Уму непостижимо», - выглаженный сотнями совещаний тенор градоначальника едва не ввел Крайнова в ступор.
    - Собственно…
    Вдоль стены на полированных стульчиках, скрепленных воедино планочкой, плечо к плечу крепились всякие «замы» с «помами».
    - Михалваныч, согласны? – Свояков почесал мизинец.
    Названный Михалванычем откликнулся со своего стульчика:
    - Ну, максимум тыща евро!
    - О. А у вас в письме… Павел Олегович, семьдесят шесть тысяч рублей. А?
    Крайнову стало жарковато, неловко.
    - Видите ли, Николай Александрович, я писал в обращении на ваше имя, что захоронение на плохой земле, каменистой, там помимо изготовления надгробия территорию надо привести в порядок, подсыпать, к тому же материал, поребрик… Смету составляли в фирме, не я считал.
    - Мда. Смета. - Щеки Своякова очень напоминали набитые орехами карманы. - Нет у нас в бюджетике подходящей статеечки, смею вас заверить. Отец ваш не обсуждается, как говорится… Много сделал для города, для городского лица, образно говоря… Но денег лишних негде взять.
    - Простите, - жар из Крайнова вырвался наружу и побежал по лбу, темени, спине. – Зимой на площади устроили здоровущую выставку скульптур изо льда…
    - И что же? - мэр насупился. – Во-первых, красиво. Во-вторых, доля города там была мизерная. Да, Линандреевна?
    - Да, безусловно, - отозвалась пухлая дама, шею которой окружал воротник-жабо, и оттого голова чиновницы, казалось, покоится на фарфоровой тарелке. - Затраты вполне соответствовали положению статьи… о непредвиденных расходах, они не превысили суммы, верхний потолок которой... Вот, - женщина пошуршала бумажками, - я вам позже доложу.
    - Видите? – воскликнул Свояков, - расходы копеечные…
    - Спонсоры обеспечили! – нашелся кто-то в синем галстуке на зеленой рубашке.
    - Вот именно. Спонсоры, - приосанился мэр. – Так что на памятник отцу вашему денег мы у них и испросим. Тысяч тридцать. Михалваныча подключу. Скорее всего. Нормально? Вам позвонят. Потом.   
    Огонь, охвативший инженера полностью, перенесся на паркет, подобрался к столу мэра.
    - Спасибо в любом случае, за любую сумму, - Крайнов сцепил руки. - Буду думать. Хотя… Знаете, лед растаял, а то, что построил отец, нет. Это у нас семейное. Не предлагать себя, а работать.
    - Безусловно, подключимся, – градоначальник дал петуха. – Гм, до свидания, - связки его встали на место.
    - Он моногамен, просто желания испытывает полигамные, - выходя из мэрии, Крайнов услышал «на посошок» кусочек разговорчика. Две с виду офис-менеджерши обсуждали в вестибюле чью-то кандидатуру – оживленно похихикивая, но сберегая макияж.
    …Крайнов чувствовал себя пожеванным и выплюнутым.

4

    Он шел долго. Ступал, не сворачивая, до тех пор, пока асфальтированная дорога не изменилась, пока не принялась кривлять, путать ноги выбоинами, подставлять вспухающие бугры корней лезущих к свету деревьев. Пока не превратилась в рваную грунтовую отмель, на которую некогда выбросило дырявые городские трущобы.
    Крайнов уперся в заборчик облупленной часовни. «Как ее не «освоили» до сих пор? Или не преобразовали – в духе новой державы. У нас ведь то расстреливать в очередь, то молиться», - инженер хмыкнул.
    В отдалении два «полиционера» трясли бомжеватого гражданина в возрасте. Пожилой мужичок прижимал к животу букетик гвоздик, пыхтел, упирался. «Полиционеры» дергали его за локти и допытывались на предмет происхождения цветов. Гражданин ни в чем не сознавался, фыркал как морж, по-лошадиному мотал головой.     
    Крайнов наблюдал за исходом поединка около минуты. Пара в серой форме не унималась. Тогда он подошел и спросил:
    - Зачем ему цветы?
    Старший по званию, нескладный рябой сержант откликнулся:
    - Тоже нечем заняться, уважаемый? А ну вали… те!
    Дед, воспользовавшись моментом, крикнул инженеру:
    - На могилку, сынок! Не на свиданку же! А эти пристали, что украл. – Он выпрямился, перевел дух. - Пьян, извиняйте, есть маненько. Но цветы у знакомой купил, законно, полтинник отдал. На могилку несу. Двадцать третье намедни страна встречала, а я припоздал. Командиру возложить. Я по молодости родину защищал, а коли боезапас израсходован, я и сволочую к финишу. Позвольте финишировать, господа.
    - Отпустим его, Сереж. Сколько ему жить-то осталось, - напарник сержанта смилостивился.
    - Шуруй!  - Сережа толкнул деда в плечо. -  С того света пальчиком манят, а? Передавай привет.
    - Это можно. Обещаю. – Старик поправил шапочку-петушок и отдал честь. – Не обижайтесь, граждане. Приболели мы. Оттого и пьем.
    - А вы, товарищ, погодите, - сержант проводил взглядом взявшегося трусцой старика. – Документики покажите, чем заняты, почем путь держите?
    Крайнов брякнул:
    - От мэра. С приема. А паспорт дома лежит.
    Полицейские переглянулись.
    - Идите, - буркнул сержант, тщательно застегивая казенную куртку.

5

    Он походил во дворике. К часовне примыкала пристройка. Одно окошко ее торчало светящимся сказочным глазом. Крайнов поднялся на крыльцо. Потянуло тушеной картошкой и чем-то еще – как из той гомонливой коммуналки, где прошло начало его биографии. В коридоре карапузистая девчушка в гольфах и вязаном сарафане водила кисточкой по щербатой стенке.
    - Ты зачем водишь кисточкой? – спросил инженер.
    - Я вовсе не вожу, а къяшу, - сообщила девочка, не отрываясь от работы.
    Действительно, внизу у бордюра стояла баночка с бежевой краской.
    - А где же твои родители?
    - Папа делает, чтобы молиться, а мама ужин готовит, - девочка бережно положила кисточку поперек горла банки и поглядела на Крайнова. - А вы к нам или пъесто?
    - Скорее, просто, - сказал инженер. - Хотя… может и к вам, - добавил он, помявшись.
    - Тогда идем. - Девочка вытерла ладошки тряпочкой. 
    В комнате у плиты возилась, очевидно, ее мама. Женщина запросто улыбнулась Крайнову:
    - Здравствуйте. Добрались нормально?
    - Здравствуйте. Добрался… - инженер удивился.
    - Пальто на вешалочку… Давайте-ка, помогу. – Лицо ее было заурядным, но каким-то открытым. – Подождите немножко. Он алтарную часть вершит. Верушка, ты иди умойся, ужинать скоро, - она протянула девочке полотенце.
    - Простите, - Крайнов смутился, - я мимо…
    - Так вы не корреспондент? – женщина сконфузилась. - Вот головушка. Третьего дня по поводу интервью договаривались. А парня того с телевидения все нет.
    - Я не с телевидения. Проходил мимо, а у вас свет горит…
    - Свет, вкруг себя собирающий, - широко распахивая дверь, задорно произнес мужчина, облаченный в строительный комбез. Широкоплечий, бородатый, он безо всяких церемоний протянул Крайнову руку:
    - Константин. Ранее числился в священниках. Звания и прихода лишен, но чтобы вести к Создателю сан и бумаги не так уж и нужны, верно?
    Крайнов сдержанно согласился:
    - Пожалуй.
    - Ужинать давайте, - пригласила женщина по-родственному.
    Инженер, испытав первоначальную неловкость, почуял сильный голод.
    Ели вареную картошку с жареной рыбой, сало, черный хлеб, ядреную квашеную капусту, соленые огурцы. Пили крепкий чай с баранками. Почти не разговаривали.
    Девочке налили чай в блюдце, она старательно туда дула.
    Затем Константин кивнул супруге. Та что-то негромко сказала дочери, вместе они направились в соседнюю комнату.
    - Спасибо. – Крайнов начал подниматься.
    - По какой надобности к нам? – Константин придержал Крайнова за локоть. – Поговорим.
    Тот подобрал под себя табурет.
    - Честно? Подышать захотелось… и очутился у вас.
    - Величать как?
    Инженер помотал головой:
    - Забыл почти.
    - Отчего же? – участливо улыбнулся хозяин.
    - Да так. Ведь меня жена всё время Крайновым зовет. Я Алексей.
    - Так что будем знакомы. – Константин испытующе посмотрел в глаза Крайнову. – Я тоже ковылял. От паствы оторвали, впереди туман… А ныне брошенную часовню до ума довожу. И до сердца. Самостоятельно. Даже журналисты любопытствуют, почему да для чего?
    - А правда, зачем? Возьмет мэр, снесет завтра…
    - Этот неразумец смутный? – Константин вздохнул. – Этот не остановится. Только на них ли равняться, их ли бояться?
    - Тут не то, что равняться, тут бы не скрючиться.
    Константин посерьезнел.
    - Чтобы не пропасть, даются нам случаи. Остался я на обочине, горевал, бедовал. И встретился мне любопытный человек. Часовщик. Сказал, побудь рядом, понаблюдай, как пружинки и молоточки всякие сочетаю. Успокаивает, мол. Я послушался. Вижу, а он загогулинку к загогулинке, загогулинку к загогулинке. Оживляет механизмы. Во мне и замерцало: с таких загогулинок всё и начинается. От механизмов - к организмам. И часовщик этот - мне посланный пример. Самый унший.
    - Какой?
    - Идеальный. Не надо подвигов. Напускное оно лишнее.
    - А что надо? Лечиться всем как? Мне час назад дедок встретился, он вином лечится.
   Константин подлил инженеру и себе чаю, отхлебнул из кружки, далеко ее отставил.
    - Дедок. Дедок в тумане. А часовщик назначение свое понял. Запутались люди в себе. Священство, видишь, профессией стало, а работный человек наоборот - мозолей гнушается.
    - Страна такая. То колокола на пули, то всей компартией креститься. Тупик.
    - Отнюдь, - мягко возразил хозяин. – Ты для затравки улучши тот сантиметр, на котором стоишь. Не плюй на него, но и не приукрашивай впустую, не гони вверх почем зря. Веди в стороны. Теснее к людям. Чем мы чище внутри, тем ценнее. Меня ведь от церкви за что отлучили? Я реконструкции воспротивился. Из моего прихода вознамерились отцы едва ли не собор устроить. Расположение, якобы, у нас лепое. Верующие, якобы, потоком хлынут. Эхе-хе… - Константин пригорюнился. – Мне приказывают, а я против. Спрашивают, отчего я упрямлюсь, а объяснить не могу. Знаю только, что негожее мне навязывают. Лишь после часовщика связались во мне мысли.
    Крайнов дернулся:
    - Каким узлом?
    - Правильным. - Константин на секунду умолк. - Храмы как грибы растут, золота и квадратуры на них не жалеют. Только сегодня это ли народу требуется, беспризорному да нищему? Ты приюти его, накорми, обогрей прежде. Кров построй для обиженных. Слово божье пустым не должно быть. Делом крепи слово-то, а не рублем, на купола бессчетные да крутые стены потраченным.
    - Революционер вы, однако.
    - По совести я. Она компас. Не размер креста на тебе, а твоя совесть главенствовать обязана. Она от бога.
    - За богом, конечно, ползти приятно. Но коленки болят.
    - Зачем ползти? Рядом надо. Мне, вон, один слуга народный признался раз: месяц от месяца волнуюсь, в невротика превратился. Боюсь, чтобы не выставили. Не за народ боится, видишь ли, за кресло. Но в храм приезжает регулярно.
    Крайнов усмехнулся:
    - А тот часовщик?
    - Часовщик, спрашиваете? Он дальше пошел. Кроме своей мастерской здесь мне помогает. Мы с ним немало в часовне сотворили! Полгода назад сюда наведался: исключительно по будильнику жил, говорит, а теперь баста. Ворохался ночами, понять ничего не мог. Не спится! Будильник: тик-тик, тик-тик. И в груди: тик-тик. Мало ему этих «тик-тик» оказалось. Сообща трудимся. Друг другу помогли, значит.
    - Я пойду, хорошо? – Крайнов торопливо засобирался     
    - Ну, пора, стало быть пора, – согласился Константин. – Милости прошу, если что. – И опять протянул руку.
    - Поведут ноги, тогда…
    - Хоть и ноги. Ты сегодня куда путь держал? Никуда. А где очутился? И с людьми похожая история. Ничего, и они доберутся. И ты доберешься.

6

    В автобусе было темно и тесно, как будто пассажиров завернули в кулек. Они постукивались выставленными локтями, покачивались на сиденьях, косились друг на друга с опаской, подремывали. Физиономии их теряли форму, расплывались. Но Крайнов знал, что всё это ненадолго. Алексей Крайнов возвращался.

Отредактировано Александр Клименок (2017-07-09 08:50:03)


Александр Клименок

Вывожу из тьмы. Круглосуточно.

Неактивен

 

Board footer

Powered by PunBB
© Copyright 2002–2005 Rickard Andersson