Форум литературного общества Fabulae

Выставляю не первую главу. Удивляться не стоит, просто - именно эта часть нуждается в критике.
---

Кровавые Сны.

Глава 2, отрывок.

Моя жизнь всегда казалась мне бессмысленной и ненужной, пустой, как выкинутый полиэтиленовый пакетик. Я чувствовала себя обычной одноразовой салфеткой, ждала только, когда этот «один раз» жизнь закончит – и выкинет меня, как использованную. В подростковом возрасте из-за подобных сравнений немного тянуло к суициду, но такого я никогда не делала – хотя бы ради близких мне людей, пусть таких и можно было пересчитать по пальцам одной руки.
Родители не могли уделять мне много внимания. Отца я вообще помнила только по фотографиям, он работал в другом городе где-то в Сибири, а мама пахала без передышки, она брала две смены на заводе и все время старалась выслужить лишние копейки. Домой Ева приходила, лишь чтобы доползти до постели и уйти рано утром, ей не хватало времени на воспитание дочери, хоть она и очень любила меня. Я слышала от нее пару наставлений вроде «будь скромной», и хорошо их запоминала, но все же: жизни меня учил в основном Сашка.
Если бы у меня было много возможностей выйти погулять, я бы наверняка попала в какую-нибудь грязную шайку, закурила, заторчала и так далее, в общем, стала бы такой же, как 50% всех подростков: воспитанной тетей улицей.
Или, если бы у меня было много свободного времени для чтения, я могла б вырасти наивным романтиком, верящим в историю с алыми парусами и мечтающим о большой-безграничной любви с первого взгляда.
Но я очень много болела, и ни того, ни другого со мной не было... наверное, вследствие «кесаря» я родилась очень слабой, что потом неделями приковывало меня к кровати. Большую часть детства я находилась в «постельном режиме», - не ходила гулять из-за простуженного горла и не читала книжек из-за высокой температуры. Так же я очень мало общалась с другими детьми и людьми вообще. Когда Сашка пропадал  в школе, а мама – на работе, за мной следила подслеповатая бабушка Лида, она лишь время от времени рассказывала мне какие-нибудь сказки вроде «золушки»...
А вот когда я пошла  в начальную школу, немного развеялась... я чуть больше стала общаться с детьми (хотя со мной, как с самой бледной и худой из ребят, редко разговаривали), легко схватывала таблицу умножения, и потихоньку расцветала, вроде цветка. Я радовалась, когда тянула руку в ответ на вопрос, или чертила всякие крючочки на доске.
А потом меня затоптали. Я не успела распуститься.
Я не буду рассказывать о своем подростковом возрасте подробно – это чтиво не для слабонервных. Но, в общем: из-за яркого, непонятного цвета волос ровесники испытывали ко мне несколько жестокий интерес, и весь пятый класс я со своей ранимой психикой прожила под насмешками, издевками и побоями. Не желая еще больше напрягать маму с ее усталостью, я ничего никому не рассказывала, и к шестому классу я пережила, скажем так, нервный срыв. А к концу школы (ну, тогда я уже благо перевелась в другое учебное заведение, но и там от издевательств не убереглась) могла «хвалиться» пометкой в медицинской книжке «психически уязвима к расстройствам эмоций и видения». А потом погибла моя мать, любимая кошка (последний подарок предыдущей), отец – и все, и в-с-е. От Ашли Беловой осталась лишь худая, болезненно бледная девушка, убежденная в собственной ненужности.