Приглашаем литераторов и сочувствующих!
Вы не зашли.
ЧЕЙ ОН, ЭТОТ МИР?
СМОТРИТЕЛЬ.
Сегодня норму выполнили. Это хорошо, Слизняк даст табак и спирт – сто грамм. Знают ублюдки, кого поставить над рабами. Табак и спирт, и я ваш, готов прислуживать. Похабель к ночи придёт клянчить. Глоток водки, затяжку. Вон он, у бараков, за оградой – вынюхивает. Близко не подходит: знает – убьют. С первой партией прибыл, Слизняк его и выбрал. Гордись, Похабель, ты избранный.
Я тоже избранный: ем картофель, курю табак. Если норма выполнена – пью водку. Если не выполнена остаюсь без спирта, а десяток рабов уводят в кастрюлю. Уводят без разбора – кто попадёт. В зону не суются, боятся ублюдки – выдёргивают из шеренги, в проходе. В зону хожу я…
Солнце над скалой зависло. Когда задевает за вершину, серебряный луч падает в клоаку. Кастрюля, бараки, огород, периметр – светятся несколько минут. Это известковая пыль. Она везде: под ногами, на стенах, в воздухе, на зубах, в баланде. Зачем ублюдкам известняк? Спрашивал Слизняка – не говорит.
Женщины пошли за ботвой, работяги потянулись с карьера; помоются у насоса и станут в очередь к котлам. Свекольная баланда с чахлой травкой, что растёт кругом бараков. Если какой зверь напорется на периметр, и ежели Слизняк позволит – обгорелую тушу рабам. Съедают всё. Кости в муку размалывают, добавляют в варево. Шкурки забираю я.
На всю клоаку сытых двое – я и Похабель. Раз в день Похабель бегает к Слизняку за пайкой, жрёт у себя в норе. Не идёт впрок корм крысе – рёбра наружу.
Пора в зону, порошок сыпать в котлы. Порошок, чтоб покорными были, и не спаривались. Хватает рабов у ублюдков без воспроизводства, пока хватает. Вчера новых привезли – работяг пару дюжин и трёх женщин. Слизняк мне давно разрешил: пользуйся, мол, самками, бери любых. Мне не нужно. Табак, да спирт, и я счастлив. Вон по тропке моя кухарка поднимается. Тоже из новых, месяц как в лагере. Красивая. Даже в робе красивая. Пока ещё красивая. Баланда и порошок быстро изуродуют, станет как все, если выживет.
Выживет. Подкормлю, да и от кастрюли сберегу. Колонну я строю, знаю кого куда ставить. Славная девочка. Жаргон выучила, смешно говорит – шепелявит. Похабель к ней подъехал – чуть без глаза не остался. Прибежал плакаться: - Ты не пользуешься (всё знает, погань) – уступи. Нос у Похабеля сизый и вечно сопля на кончике – отвёл я душу, - кулаком, в кровь, вдребезги. Два дня, гнида, из норы своей не вылазил. После приполз – глаза юлят, гноем полнятся. Придержи, Похабель, жало. Знаю – на моё место метишь, к табаку да к водке, к сучьей власти. Кишка у тебя тонка. Ты жив, пока мне нужен…
Ладно, где там у нас порошок? Пойду вниз.
***
СТУКАЧ.
Ага, в зону попёрся. Банку несёт – порошок будет сыпать. Потом по баракам шастать. Чего он по баракам лазает? Не чисто дело, ох, нечисто. Во второй полез. Зачем? Чего он там, во втором не видал? Вон, вышел, работягам машет…так, покойник у нас сегодня во втором – топливо для кастрюли. На носилки кладут. Мужик вроде…да, мужик. Опять мужик. Сколько говорю Хозяину – учёт надо наладить. Нельзя без учёта, непорядок. Надо, чтоб утречком построить, пересчитать и вечером опять пожалуйста. Мало ли чего этот малахольный затеет – за оградой он хозяин. А может он бунт готовит? Хотя, что бунт – дальше периметра не уйдёшь, враз в головешки спалит. Всё одно, носом перебитым чую, - не прост Бугор, ох не прост. Кухарок меняет чуть не в месяц раз, а почему? Не пользуется ведь, знаю. Подкормит, и обратно в зону. Зачем работяг местами переставляет? С карьера, на дробилку, с дробилки на погрузку, с погрузки на отвал. Почему мрут у него самые крепкие, и всё мужики? Почему женщины не мрут? Почему по ночам табуном на отвал бегают? Допустим, - сортир возле отвала. Допустим, от баланды в животах крутит. Так что, по очереди у них в животах крутит? Сегодня у первого барака, завтра у второго? А у женщин что, животы по-другому устроены? Почему не бегают по ночам? Нет, чую я, чую. Затевает Бугор пакость. Выслежу. Всё проясню и к хозяину с докладом. Вот поведут тебя к кастрюле под белы рученьки, а я в твою берлогу, на тёплое место, в надзор…
Так, потащили мертвяка к кастрюле, в коридор вышли. Бугор рукой машет, двигайтесь, мол, а сам куда? Никак к Хозяину? Точно, у ловушки стал – ждёт, пока пропустят. Сбегать надо потом, выяснить – чего это он к Хозяину. Так, а эти что? Спихнули мертвяка, бегут обратно. Правильно бегут – сожрут без них баланду. Схожу-ка я к кастрюле, гляну что и как, для порядка…
***
СМОТРИТЕЛЬ
Сделаем зарубку, день прошёл. Четыреста шестнадцатая по счёту. Порядочный срок. Четыреста суток с лишком понадобилось, дабы всё обустроить. Ошибся Слизняк, ох ошибся. Хоть я и старый пьяница – мозги пока работают. Нормально мои мозги работают, лучше, чем у ублюдков. Учёт вам, бледнорылым, надо было затеять. С самого начала. Без учёта нет режима. А всё от пренебрежения, от сознания силы своей. Мы кто? Так, скот подневольный – плюнь и разотри, одно слово – рабы, падаль. Подохнут эти, новых нагоним. Учёт нужен, уроды – сколько подохло? Да взаправду ли подохло? Похабель сообразил, - стоит у ограды, пальцы загибает. Хрен тебе, гунявый. Сбиваешься ведь, башкой качаешь, понять не можешь.
Инструмент на ночь отбирать надо, кирки да заступы. Не догадались? А мои орлы этими заступами кротовые ходы нарыли. От отвала, да к кастрюле, от кастрюли к баракам, да за периметр тайный ход ведёт, для разведчиков моих. А под карьером, в самой толще известковой – инкубатор, родилка моя. А порошок я давно мимо котлов сыплю, вот у меня в родилке и отдыхают барышни, которые на сносях. И спирт у меня в родилке есть, и вода ключевая, и отхожее место и шкурки зверушек на одеяльца и пелёнки. А ты, Похабель, существуешь пока для успокоения Слизняка, око ты его недремлющее и отвлекающее. Как мы уходить затеем, сверну я тебе шею и в кастрюлю спущу. Последний ход прорыть осталось, к кабелю, что к периметру тянется. Месяца за три управлюсь. Сегодня в ночь разведчики уйдут на запад, к Океану, в Морской Лагерь. Обговорят там сроки и назад. А там просто: ждём, когда транспорт с пополнением прибудет – рабов на большой фуре возят, а я подгадаю, ещё грузовой задержу. Рубим кабель и пущу я моих бойцов на ублюдков. Слизняк мой, мне с ним побеседовать надо на прощание. Морские должны баржу захватить и нас ждать. Уйдём на острова. На острова ублюдки не сунутся, не могут они посреди воды существовать. А там посмотрим. Мы уже выжатые, потрошённые; ничего, днями мои красавицы рожать затеят. И после нарожают. Пройдёт время – решим, чей он, этот мир.
Неактивен