Форум литературного общества Fabulae

I
[То, что необходимо знать и учитывать читателю]

Николай жил в среднего размера домишке посреди поля. У него не было семьи – жену ещё не нашёл, родители ушли в другой мир. Вблизи не было почти ничего существенного, кроме тех бескрайних полей, о которых все привыкли говорить величаво и поэтично. Чтобы как-то прожить, Николай открыл у себя в доме мотель. Всё было сносно обустроено, так что иногда посетители всё-таки появлялись. Бар, который прилежал к этому мотелю, никогда не был полон, но и никогда не пустовал. Каждый день какой-нибудь странник забредал сюда, чтобы отдохнуть, выпить или поесть.
Со своими немногочисленными посетителями Николай при первой же возможности старался завести разговор. Друзья жили далеко, почти со всеми связь была потеряна, так что единственной возможностью не забыть прелесть общения, были разговоры с путешественниками.
Разные попадались заезжие - здесь были и бедные старички с велосипедами, своеобразно проводящие остаток жизни, и молодые потерянные люди на иномарках, которые уже вроде бы добились многого, но не видели смысла дальше жить в долгой и, по их словам, «угнетающей» жизни, и обычные оптимистичные путешественники – парами, семьями, а иногда и целыми группами.
Но в данном небольшом рассказе я хотел бы рассказать об одном страннике, который забрёл в этот мотель и который оказался, насколько бы странным это не казалось, весьма разговорчив.
Перед тем, как перейти непосредственно к описанию следующего разговора, скажу, что целью этого рассказа является передать некоторые чувства, что нередко меня задевают. Не имею представления в какой степени эта попытка будет удачной, но я рискну.
И в последнем предисловии я хотел бы сказать, какая атмосфера присутствовала в том мотеле. Это было спокойное, отдалённое от цивилизации место. Тоскливую тишину изредка прерывали машины или фуры, проезжающие за окном. В баре тоже было тихо. Только шипящий звук кофеварки (название уже давно стёрлось) нарушал тишину, когда Николай заваривал очередную чашку кофе. И только когда появлялся посетитель, Николай включал или телевизор, или радио, отчего тоска становилась ещё сильнее.
Мне, на месте Николая, было бы очень тяжело жить в такой обстановке, каждый день наблюдая пустые барные стойки и столы, пустую дорогу за окном и громадные поля вокруг, заполненные той же пустотой. Мне всегда врезаются в память подобные заведения – будь то мотели, или маленькие киоски, или кафе. Все они находятся в дали от жизни, все они кем-то построены, и все они для кого-то являются основным местом обитания.

II

Николай очень любил выходить ранним, будь то морозным или, наоборот, тёплым утром на улицу, чтобы вдохнуть ещё после ночи свежий, непыльный воздух. Он шёл на поле, рассматривал живность, вслушивался в голоса птиц, и это вызывало в нём, быть может, некоторое спокойствие, что он здесь-таки не один. Ему нравилось, что здесь всегда отчётливо видно солнце, даже когда его закрывают облака, и ему казалось, что солнце светит исключительно для него и пытается как бы развеселить его. Хотя Николай отчётливо понимал, что подобные мысли – это издержки одинокой и далёкой жизни, но он не мог отказать себе в таких мыслях, да и не хотел.
Этот день выдался дождливым и классически осенним. С немногочисленных деревьев уже слетели листья и покрыли собою всю дорогу. Поле не создавало образ  свежести. Колосья, ранее золотившиеся на солнце, приобрели грязную, серую окраску. Небо было затянуто густыми тучами, еле-еле выглядывало солнце, и накрапывал дождь. Но всё это ничего, если бы здесь не стояла такая ужасная и сильно действующая на человека тоска. Николай шёл по полю, и ему щемило сердце. От затянутого неба, от надвигающегося дождя, от листьев, засыпавших дорогу. И от своей жизни.
Возвратившись к своему дому, он застал в баре человека. Его это несколько удивило и даже испугало. Николай не закрывал бар, когда уходил, но, как можно догадаться, никто сторожем там не служил. Просто привычное отсутствие людей позволяло делать подобные вещи. А те, кто всё же появлялись, обычно появлялись к вечеру, когда стемнеет. Но этот раз был редким исключением, но, к счастью Николая, путник только прибыл.
Это был худощавый человек в синей, слегка потёртой накидке, в старых, полупорванных кроссовках, с небольшой сумкой и велосипедом, который стоял около двери в бар. Через минуту он уже сидел около стойки и смотрел в одну точку. Однако, заметив хозяина бара, встрепенулся и тут же выдал заказ:
- Дайте мне воды. Воды и что-нибудь поесть. Всё равно что.
- Хорошо, - услужливо проговорил Николай и пошёл готовить заказ. Николай заготавливал все возможные блюда (их было всего три вида) ещё с вечера, так что оставалось всего-навсего подогреть их. Приготовив заказ, Николай отдал его посетителю и включил телевизор. Возникла тишина. Точнее, телевизор издавал некоторый шум, но всё равно была тишина.
- Уютно у вас тут, - проговорил странник, доедая последний ломтик мяса и поглядывая за окно, где начинала бушевать стихия.
- Стараемся. Только серо, - он также поглядел в окно. – Может быть стоит завести ваш велосипед во внутрь?
- Да, пожалуй, стоит, - с этими словами он встал, а потом прибавил, - если, конечно, можно.
- Да, пожалуйста.
Он медленно заволок велосипед во внутрь и поставил недалеко от двери. На улице уже бушевал сильный ветер, поэтому решили закрыть дверь на замок, чтобы не распахнулась. В этот момент Николай почувствовал небольшую дрожь во всём теле.
- Вы будете снимать комнату или нет? – поинтересовался хозяин, когда странник уже сидел около стойки и пил заказанный им только что чай.
- Нет... Я не буду задерживать вас долго и смогу это время провести здесь... Прямо в баре.
Опять возникла тишина.
Погода действительно начинала бушевать – буквально через десять минут дождь начал хлестать по окнам, а на дорогах можно было видеть вихрь из жёлтых листьев. Видимо таким красочным образом провожалось на долгую спячку лето.

III

- Пока я ехал, - начал внезапно незнакомец, - я долго думал. Обо всём. И в частности о том, зачем я еду и куда. Вы, вероятно, тоже хотите это знать?
- Ну, я бы полюбопытствовал, если вы не против.
Незнакомец усмехнулся:
- Так вот я еду из глухой деревни. Настолько глухой, что даже говорить странно, да и не хочется уже. Еду в Москву.
- Неужели?
- Да. Собираюсь жить по-новому. Только еду уже долго. Больше месяца.
- А карта-то у вас есть?
- Конечно есть. Только я сбился немного. Не могу понять, где теперь нахожусь.
- Ну, если вы хотите попасть в Москву...
- Да, хочу.
- То это не так близко, как, возможно, вы себе представляете. Верно, вы сбились с пути. В какой стороне, вы предполагаете находится Москва?
- На востоке. По карте так и получается.
- Так нет же.. Как раз в противоположной.
- Ты хочешь сказать, что я ехал не туда?
- Боюсь, что да.
- Ну, значит, так оно и должно быть. Я вообще не много над этим голову ломал. Всё равно Бог поможет... Когда-нибудь, да доеду.
- Хотелось бы верить.
Возникла пауза. Николай выключил телевизор. Теперь, без телевизионного шума, стало хорошо слышно все завывания ветра на улице.
- Я уже в трёх местах останавливался, - опять ни с того, ни с сего начал приезжий.
– И везде люди такие добрые. Добрые, но грустные. Вообще, мне всё это навеивает грусть. Особенно эти ваши бары. Когда ещё жил в деревни больше всего любил ходить осенью по лесу и слушать треск сухих веток. Осенью они почему-то трещат по-особому и ломаются легче. И мне всегда очень нравилось. Всегда думалось и особенно мечталось хорошо. О яркой московской жизни. Скорее бы уже, - он с минуту помолчал и потом продолжил. – Вообще нравится мне всё это, слушать разные шумы. А вот, что ещё начало забавлять. Я вот уже в трёх местах останавливался – в кафе небольшом и в двух подобных мотелях. Теперь я вот здесь. А пока я там был, ты ведь здесь тоже жил. И ходил, и думал, и мечтал, и переживал. А сейчас я здесь, а те, прошедшие. Они ведь всё ещё там. И будут там ещё полвека. И всё время одно и тоже место, одна и таже работа и одни и теже несбывшиеся надежды. Вот это всё есть в этих осенних ветках, в звуках.
А ведь меня никто не знает. И тебя, кстати тоже. Вообще, каково это жить так всё время однообразно? И понимать, что кроме себя самого, тебя больше никто не знает, и не хочет знать. И никого не волнует, страдаешь ты или нет, волнуешься ты или нет, счастлив ты или нет. А главное – никакой пользы ты никому не приносишь. Так нет – мало того, что не приносишь, но даже не можешь приносить. Так ведь вообще – ты равен какому-нибудь большому валуну в горе. Каждый проходящий обращает внимание, но никто ведь не знает ничего. Вообще о существование никто не знает. Только ведь человек не камень. Как странно.
Так вот и я там так же. Ну, в деревне. Я, однако же, не всю жизнь в деревне прожил. Детство в городе каком-то провёл. Хм...  Выскочило из головы название... Ну Бог с ним. Главное – Москва. Сейчас я уже как никогда, мне кажется, близок к исполнению. Я столько всего строил. Планы, планы строил... Столько всего.

IV

- Я ходил по лесу, а иногда и по полю, слушал шум листьев и веток и мечтал. Только мечтал. Мечтал о том, как в Москве я сделаю карьеру. Я всё продумал, продумал настолько, что всё должно пройти как по маслу. Без загвосток. Я продумал, куда я пойду вначале, что буду делать, так что меня запомнят. Я не буду из тех, о существовании которых никто и не слышал. Моя мать всегда повторяла, когда что-то происходило: «Надо жить». Так вот я уехал подальше от всего этого. Пускай им там надо будет жить, а я буду говорить: «Только не смерть». Ну да ладно, это не важно.
Меня больше стало волновать другое. Меня стало волновать, что люди живут свою жизнь – знают их или не знают – не важно. Хотя, конечно, лучше бы, чтоб знали. Но они живут, волнуются, переживают, страдают, а ведь следующим поколениям это будет абсолютно не важно. И все волнения эти забудутся, и проблемы забудутся. Вообще всё, что было важным, станет разве что поводом для насмешек. То, из-за чего человек плакал ночами, станет поводом для насмешек! Разве это честно? Разве это честно по отношению к людям? Так ведь здесь не люди виноваты, а тот, кто так создал.
Меня в деревне много обвиняли в том, что я живу в каких-то мечтах, вообще не ощущаю реальности. Но разве здесь я виноват? Ведь не я запрограммировал себя так. Это же мой мозг сам так  хочет думать, а я только подчиняюсь. Или, например, я чрезмерно жесток. Но разве это честно, обвинять меня в этом? Это ведь ещё до того, как я появился на свет было оговорено. Не моя ведь вина. Я может, и не хочу быть таким жестоким! А не получается, всё равно к этому прихожу.
Мне, кстати, очень нравится шум дождя. И мне ходить под дождём тоже раньше нравилось. Это как такое очищение происходит от всего негатива, который есть в тебе. Единственно, заболеть можно. Но это только в тех случаях, если много негатива было, тогда и заболеешь. А вы меня слушаете?
- Да, несомненно, - встрепенулся засыпающий Николай.
- Это хорошо. А как тут живётся?
- Тут... Да никак. Тоскливо. Тоскливо по любви, по людям, по делам. Я хочу приносить пользу, а всё, что могу, это оказывать услуги редкому посетителю, которого порой абсолютно не интересует происходящее вокруг, которому нужно выпить, чтобы справиться, вероятно, с каким то из своих собственных недугов.
- Да, это самое обидное. Но обиднее другое. Мы хотим пользу приносить, но не можем. А ведь наша польза-то никому не нужна. Все прекрасно обходятся без нас.
- Меня это как-то раньше не занимало. Сейчас подумал о бесполезности... существования.
- А знаете, почему я уехал? Потому что ведь жить по чьим-то установкам– вот оттуда и идёт «надо жить». Может даже и бессознательно. Я разговаривал об этом в других барах, с другими людьми.. Там люди говорили так, словно жизнь это не жизнь, а какое-то задание, которое нужно непременно выполнить по образцу, никак иначе. Так ведь мне так и нужно было тогда копаться у себя в деревне и думать о том, как бы молния не сожгла мой дом. И раз в неделю выходить в лес и попадать в тот мир, который должен был быть моим. Но нет. Я хочу прожить жизнь, а не выполнить задание. Так что нельзя терять времени! – тут он очень возбудился и вскочил со стула.

V

- Время не ждёт, - в суете начал говорить он, надевая куртку. – Надо немедленно мчаться в Москву! Вы обо мне ещё услышите! В новостях, обещаю вам непременно, - с огоньком в глазах забормотал он и побежал к велосипеду.
Николай из-за такого буйного поведения незнакомца немного приободрился, пытался немного его отговорить, но потом понял, что это бессмысленно и вежливо попрощался со своим уже бывшим клиентом, который кстати забыл рассчитаться. Николай, в свою очередь, забыл попросить его об этом.
Странник взял свой рюкзачок, открыл с замка дверь и начал вытаскивать на улицу свой велосипед. Дождь по-прежнему не утихал, да и ветер не ослабился, так что погодные условия были не лучшими. Смеркалось. Время пролетело быстро. Но даже темнота не остановила путешественника. Тот быстро оседлал велосипед и помчался вперёд.
Николай наблюдал за ним через окно. Посмотрев на то, как отъезжал путешественник, он будто бы что-то вспомнил, резко соскочил со стула и побежал на улицу.
- Так не в ту сторону! – закричал он. – Москва в другой стороне!
Но ярый путешественник уже отъехал достаточно далеко и, видимо, был полностью погружён в свои мысли, что не услышал крики Николая. Николай вглядывался вдаль и не уходил с улицы, не смотря на то, что дождь обдавал его очень сильно, дрожь постоянно пробегала по телу, и мокрые листья то и дело летали около него. Он крикнул ещё раз уже в пустоту, когда велосипед скрылся за пустотой, и пошёл обратно. За собой он закрыл дверь. Затем выключил освещение в баре и пошёл в свою комнату. Включил телевизор и стал смотреть новости. Как всегда. Как каждый день.
«Ну ничего, - подумал он. – Надеюсь, судьба поможет ему. И мне тоже. Пожалуй, надо действительно подумать о том, чтобы что-то изменить. Хотя нет. Нет, нет, нет. Это слишком. Надо спокойно и ровно всё обдумать. Но это потом. Сейчас нужно подумать, как бы усовершенствовать свой мотель. Улучшить. А про пользу обществу я подумаю уже после. И про то, что бы я хотел, тоже. Это сейчас не так важно. Об этом в другой раз. Не сейчас. Какая тоска... Но не сейчас. Всё уладиться. Непременно будет лучше. А пока... А пока надо жить».