Форум литературного общества Fabulae

Путешественники, бывавшие в Англии середины ХIХ века, дружно отмечали, что у английских барышень замечательный цвет лица. Просто удивительно для такого туманного и дождливого острова!

Объяснялось это просто. Барышни викторианской эпохи по сто раз на дню зардевались и алели, как маков цвет. Краснели от волнения, от надежды, от любви, от чьего-либо неподобающего поведения, от удачного или неудачного ответа, от морского ветра. Благодаря регулярной сосудистой гимнастике их щёчки всегда были свежи и бархатисты.

Мэри Шелли, в девичестве Мэри Уолстонкрафт Годвин, заставшая только начало викторианской эпохи, давно уже разучилась краснеть, разучилась плакать, перестала обращать внимание на условности. Её занимают лишь два предмета - взрослый 32-летний сын, будущее которого наконец-то решено и устроено, и собственная литературная работа. Остальное - воспоминания. Туманные картины счастливейших дней и ночных кошмаров. Всё перемешано и неразделимо.

Литератор и публицист Уильям Годвин и его жена Мэри Уолстонкрафт являли собою редкий для второй половины XVIII века образец семейной пары, в которой брачный союз был скреплён единством устремлений и идеалов. Годвин и его супруга соперничали по степени влиятельности и популярности в английском обществе 1780-х - 1790-х годов, весьма своеобразно, но непосредственно реагировавшем на события французской революции. Публицистические эссе Мэри Уолстонкрафт, годвиновский роман "Калеб Уильямс" и особенно его же "Исследование о политической справедливости" были британскими аналогами литературы, широко читавшейся по ту сторону Английского канала (как британцы подчёркнуто именуют пролив Ла-Манш).

Брак Уильяма и Мэри был вызывающим мезальянсом, поскольку свободомыслящая Мэри уже успела обзавестись внебрачной дочерью, чего нисколько не стыдилась, а свободомыслящий Уильям не придавал этому факту никакого значения. Но грянул час, и британские ханжи восторжествовали.

30 августа 1797 года у четы Годвинов родилась дочь, названная в честь матери - Мэри. Родителям было уже по сорок лет. Поздние роды для не очень юной Мэри Уолстонкрафт оказались слишком тяжелы - через несколько дней она скончалась. Уильям Годвин остался вдовцом. имея на руках родную дочь-малютку и её единоутробную сестру - Фанни, внебрачную дочь покойной жены.

Вдовствовал он недолго. Как нравы эпохи, так и английский семейный обычай делали невозможным воспитание дочерей без присутствия в доме женщины. На усмотрение главы семьи оставалось лишь определить, в каком качестве войдёт женщина в дом - законной супругой, гувернанткой, домоправительницей на жалованье или бедной родственницей-приживалкой.

Годвин выбрал первое. Новой миссис Годвин стала некая вдова Клермонт, имевшая двоих детей от первого брака и незамедлительно обзаведшаяся в новом браке третьим ребёнком.

Так в жизнь Мэри Годвин с первых дней вселился грубый раскол: необыкновенная одухотворённость и возвышенность её натуры постоянно оттенялись водворившимися в доме низкими интригами, сплетнями, нуждой, тяжёлыми ударами судьбы и одиночеством. Романтическая трагедия шла на одной сцене с мещанской драмой.

Годвин, женившийся, что называется, от безысходности, не мог не видеть, что его новая супруга - просто вульгарная и жадная баба. Ничего не понимавший в бытовых проблемах, он надеялся, что заботы по дому сведут к минимуму личное общение с миссис Годвин №2, и он сможет спокойно заняться привычными делами. Получилось строго наоборот - писатель оказался под каблуком у горластой и сварливой мещанки.

Будущая создательница "Франкенштейна" росла книжной девочкой, что во многом. если не во всём, определило её жизненный путь. Даже на страницах личных писем и дневников, среди печальных заметок об утратах и неприятностях постоянно присутствуют педантичные записи о прочитанных книгах, количество и тематика которых поразительны. Очень мало романов (особенно дамских), зато десятками перечисляются исторические и философские труды, сочинения античных классиков и великих европейских писателей нового времени, поэтические сборники... Целая университетская библиотека, осилить которую мог бы не каждый.

Друзья-литераторы не забывали своего столь неудачно обернувшегося коллегу. В доме Годвина постоянно бывали поэты Уильям Вордсворт и Сэмюэл Кольридж. Малограмотная миссис Годвин, в присутствии образованных особ превращавшаяся во что-то вроде пятна на обоях и компрометировавшая мужа, вынужденно удалялась в дальние покои, где и давала волю своему гневу. Особенно её раздражало, что юная Мэри запросто могла поддерживать литераторские беседы, ни в чём не уступала взрослым джентльменам, присутствовала в гостиной в нарушение всех обычаев английской благопристойности. Дерзкая девчонка!

Наступил 1814 год, и в гостиной Годвина появился молодой 22-летний Перси Шелли, поклонник и ученик хозяина, аристократ, вольнодумец и гениальный поэт (что было признано позднее). Между ним и 17-летней Мэри мгновенно возникло чувство, куда более глубокое, чем простая дружеская симпатия.

И опять - увы. Шелли был молод, умён, красив, как Антиной, чувственен - и крайне экзальтирован. Он легко возбуждался отвлечёнными идеями, произносил фонтанирующие речи, нередко завершавшиеся обмороками от эмоционального перенапряжения. Он был человек крайностей, обладающий благородством Дон Кихота, возведённым в кубическую степень, и стремлением к действию, не признающим никаких преград и сиюминутных соображений. Пылкость натуры его часто подводила. За написанную на одном дыхании брошюру "Необходимость атеизма" его исключили из Оксфордского университета.

Наследник семейного состояния, обладатель титула баронета, Перси Шелли в 1811-м смертельно влюбился в пухленькую кудрявую блондинку по имени Харриэт Уэстбрук. Блондинка оказалась дочкой лондонского трактирщика. Её рассказы о царящей в семье мрачной отцовской тирании так возмутили и воспламенили юного поэта, что он в неудержимом приступе донкихотства немедля поволок юное создание под венец - спасать и защищать.

Английское право того времени не предусматривало обязательного согласия родителей на брак детей, зато в случае неправильного выбора родители имели право лишить неугодных детей содержания, доли наследства или наследства целиком. В этом состояло его отличие от континентального права, где согласие родителей - обязательное условие, а лишать наследства запрещено.

С Перси Шелли его отец, баронет сэр Тимоти Шелли, поступил по нормам английского права. Его не тронуло даже скорое появление на свет двоих внуков. Сам молодой Дон Кихот быстро разочаровался в собственном браке, однако сделанного не воротишь.

Встреча с Мэри Годвин подвигнула Шелли на очередной бунт против британских условностей. В том же 1814-м они вступили в фактический брак, который вознёс их на вершину счастья и одновременно поставил в положение изгоев. Особенно Перси Шелли -  он теперь был не только мужем дамы низкого происхождения, но и коварным изменщиком, двоеженцем, преступно бросившим двоих малолетних детей. Мораль страны и времени не терпела подобного адюльтера. Мэри Шелли пришлось жить под гнётом этого шага до последних своих дней.

Дальнейшая, не разграничиваемая между бытом и литературными занятиями, короткая семейная жизнь четы Шелли - настоящий водоворот событий, в котором даже далёкий от мистики человек может заподозрить вмешательство тёмных сил.

Молодые супруги совершили свадебное путешествие (больше похожее на бегство) в Швейцарию, где потом бывали не раз и где их соседями и компаньонами оказались лорд Джордж Гордон Ноэль Байрон и француз Анри Бейль, потихоньку пописывающий под псевдонимом Стендаль. Между Шелли и Байроном сразу же возникла прочная дружба.

Весной 1815 года, после преждевременных родов, Мэри Шелли потеряла своего первого ребёнка - девочку. Позже, в Италии, ей довелось похоронить ещё двоих детей. В живых остался только один ребёнок - Перси Флоренс Шелли, родившийся там же, в Италии, в 1819-м.

Уезжая на континент, супруги Шелли прихватили сводную сестру Мэри - Клер Клермонт. Точнее, она сама упросила их взять её с собой. Из этого обстоятельства позже возникла печальная коллизия.

Жизнь их на континенте была неимоверно трудна. Байрон, человек богатый, иногда подбрасывал деньжат без отдачи, но в кругу английских аристократов не принято жить за чужой счёт. Шелли, лишённый собственных средств, во время краткого пребывания в семье Годвина назанимал денег под проценты, чтобы помочь непутёвому тестю, и был с ног до головы опутан долгами. Не спускали с него глаз и кредиторы брошенной законной супруги, которая под гарантии мужнина наследства не стеснялась делать долги. Но у неё хоть было оправдание - Шелли бросил её без единого фартинга.

Разумеется, Шелли, как джентльмен, дал поручительство, что немедленно по смерти любимого батюшки рассчитается из унаследованного состояния со всеми долгами. Откуда ему было знать, что батюшка доскрипит до почтенного возраста в 91 год, а самому ему жить осталось всего несколько лет.

В Англии Шелли мог рассчитывать только на одну перспективу - долговую тюрьму Маршалси. Тем не менее в августе 1816-го им пришлось вернуться на родину, где они вели в Лондоне жизнь скрывающихся от закона преступников. Шелли мотался по частным квартирам и дешёвым гостиницам, Мэри приходилось ютиться в меблированных комнатах. Они не виделись неделями, иногда обменивались короткими записками, которые передавали через всезнающих лондонских уличных мальчишек.

Октябрь и  декабрь 1816 года ознаменовались двумя трагедиями. В октябре Мэри узнала от отца, что её сводная сестра Фанни покончила с собой - отравилась опиумом, оставив короткую записку: "Никому не хочу быть в тягость на этой земле". Мэри пыталась поговорить с отцом. Однако Годвин, полинявший, опустившийся, затравленный идиотизмом и бедами собственной семейной жизни, на разговор не пошёл - ответил письмом, в котором категорически запретил дочери и зятю появляться в своём доме. И даже обвинил Перси Шелли в совращении беглянки Клер, что было чистейшей выдумкой.

Речушка Серпентайн (Извилистая), протекающая через лондонский Хайд-парк, образует цепочку прудов. В одном из этих мелких прудов в декабре 1816 года утопилась Харриэт Уэстбрук, не выдержав нужды и постоянных сплетен вокруг её несчастной семейной истории.

Трагическое событие имело лишь одну светлую сторону - Перси и Мэри могли теперь узаконить свои отношения церковным браком, а Мэри собралась принять осиротевших детей Харриэт в свою семью. Едва они попытались это сделать, как Канцлерский суд громыхнул вердиктом, по которому преступный вольнодумец и двоеженец Шелли навсегда лишался права воспитывать своих детей от первого брака. Узнав о решении суда, Шелли свалился в нервной горячке.

Когда он начал выздоравливать, открылось новое обстоятельство. Клер Клермонт во время пребывания в Италии тесно подружилась с лордом Байроном. Настолько тесно, насколько это возможно в отношениях мужчины и женщины. По возвращении в Англию последствия этой дружбы скрывать стало уже нельзя. Дочку Клер, родившуюся при участии лорда Байрона, назвали Аллегра - по-итальянски "весёлая".

Лорд Байрон, поэт и политический трибун, в любовных отношениях с женщинами был холодным циником донжуанского склада. Ни одна из его любовей долго не длилась и нормально не протекала. В том числе - кровосмесительная связь с собственной сводной сестрой Августой Ли. К интрижке с Клер он отнёсся со стоическим спокойствием - ещё одна в списке. На рождение дочери отреагировал примерно так же.

Мэри взяла маленькую Аллегру к себе и некоторое время о ней по-матерински заботилась. Ей хотелось спасти репутацию сестры. Однако Байрон, предпочитавший не подливать масла в огонь сплетен, забрал дочь у Мэри и пристроил её в монастырскую школу в Италии, где девочка умерла, прожив на свете всего 6 лет. Отец поскорбел очень умеренно - одной краткой дневниковой записью.

Чтобы стряхнуть наваждение несчастий, супруги Шелли весной 1818 года уехали в Италию. Тёплый солнечный полуостров не подарил им покоя. По-прежнему мучил денежный вопрос. В Венеции умерла дочь Клара, в Риме - сын Уильям. Казалось, чудовище доктора Франкенштейна, преследовавшее своего создателя, сошло со страниц написанного Мэри в 1817 году романа и начало преследовать его автора. Подтверждение последовало очень скоро.

В начале июля 1822 года Шелли уехал по денежным делам в Ливорно. Назад в Геную он решил возвратиться на борту маленькой яхты - по морю путь был гораздо скорее, чем по побережью. Едва яхта вышла в открытое море, как с севера налетел мощный шквал - обычное явление в Лигурийском море, похожее на нашу новороссийскую бору. Яхта мгновенно опрокинулась и затонула. Погибли все, кто был на борту. После долгих поисков тело Шелли, выброшенное прибоем, обнаружили только 18 июля. Его опознали по лежавшим в карманах сюртука томикам трагедий Эсхила и стихов Китса, которые он взял с собой в поездку.

После долгой бюрократической волокиты, после расследований, не имело ли место самоубийство (самоубийц не хоронят на церковной земле), под нажимом примчавшегося Байрона - лишь 13 августа (!) тело Шелли было кремировано на большом костре, прямо на морском берегу. Его прах захоронили в Риме, на Английском кладбище. В пепле костра Мэри нашла обугленное сердце мужа, зашила его в ладанку и носила при себе до самой своей смерти.

Вернувшись в Англию, Мэри уединённо прожила почти тридцать лет. Занималась только литературной работой и литературной подёнщиной. Написала, в добавление к ставшему знаменитым "Франкенштейну", ещё пять романов. Свёкор, сэр Тимоти Шелли, требовал, чтобы она ничего не писала о покойном муже и не издавала его сочинения. В противном случае угрожал лишить внука, Перси Флоренса Шелли, скудных выплат на содержание. Вредный старик протянул ноги только в 1844-м, дав наконец возможность внуку унаследовать и титул баронета, и фамильные средства - других внуков у него не было.

Мэри Уолстонкрафт Годвин, в замужестве миссис Перси Шелли, умерла 1 февраля 1851 года.

Переписка Перси и Мэри содержит множество примечательнейших строк. Вот одни из них:

"Прощай, любимая! Тысяча сладчайших поцелуев живёт в моей памяти... Если ты расположена заняться латынью, почитай "Парадоксы" Цицерона".