Приглашаем литераторов и сочувствующих!
Вы не зашли.
Все пленники любви невечной
Лелеют до скончанья дней –
В шкатулке, в глубине сердечной, –
Приметы памяти о ней.
Один любуется украдкой –
С улыбкой, будто вновь любим, –
Похищенною чёрной прядкой
С отливом сине-голубым.
Другой, горевший так же пылко,
В залог тайком сумел прибрать
Повыбившуюся с затылка
Прозрачно-шёлковую прядь.
А третий замирает сладко:
На память им утаена
Любимой бальная перчатка –
Не всякой по руке она.
Четвёртый – пусть попытки жалки
Былое удержать в душе, –
Сухие пармские фиалки
Хранит в изношенном саше.
Целуя башмачок хрустальный,
Скорбит о Золушке иной,
И ветхой маски карнавальной
Вдыхает запах медвяной.
А мне не подвернулся случай,
Одно лишь сохранить я смог –
Чуть видный след слезы горючей
В письме прощальном между строк.
Росы прозрачней, с неба павшей
Сквозь лёгкий утренний туман –
Бесценный жемчуг отсиявший,
Любви угасшей талисман,
Пятно солоноватой влаги,
Пролившейся из милых глаз,
Что на веленевой бумаге
Блестит сильнее, чем алмаз.
И как же радостен и ярок –
Желанней всех небесных нег, –
Мне сей нечаянный подарок
Очей, не плакавших вовек!
DIAMANT DU CŒUR
Tout amoureux, de sa maîtresse,
Sur son cœur ou dans son tiroir,
Possède un gage qu’il caresse
Aux jours de regret ou d’espoir.
L’un d’une chevelure noire,
Par un sourire encouragé,
A pris une boucle que moire
Un reflet bleu d’aile de geai.
L’autre a, sur un cou blanc qui ploie,
Coupé par derrière un flocon
Retors et fin comme la soie
Que l’on dévide du cocon.
Un troisième, au fond d’une boîte,
Reliquaire du souvenir,
Cache un gant blanc, de forme étroite,
Où nulle main ne peut tenir.
Cet autre, pour s’en faire un charme,
Dans un sachet, d’un chiffre orné,
Coud des violettes de Parme,
Frais cadeau qu’on reprend fané.
Celui-ci baise la pantoufle
Que Cendrillon perdit un soir;
Et celui-ci conserve un souffle
Dans la barbe d’un masque noir.
Moi, je n’ai ni boucle lustrée,
Ni gant, ni bouquet, ni soulier,
Mais je garde, empreinte adorée,
Une larme sur un papier:
Pure rosée, unique goutte,
D’un ciel d’azur tombée un jour,
Joyau sans prix, perle dissoute
Dans la coupe de mon amour!
Et, pour moi, cette obscure tache
Reluit comme un écrin d’Ophir,
Et du vélin bleu se détache,
Diamant éclos d’un saphir.
Cette larme, qui fait ma joie,
Roula, trésor inespéré,
Sur un de mes vers qu’elle noie,
D’un œil qui n’a jamais pleuré!
Неактивен
Андрей, роскошный перевод! Молодчина!
P.S. Может, финальную строфу сделать такой:
И как же радостен, как ярок,
Как дорог – пуще райских нег –
Мне сей начаянный подарок
Очей, не плакавших вовек!
дабы избежать повтора с седьмой строфой? Он заметен при чтении.
Отредактировано Батшеба (2016-06-09 11:33:54)
Неактивен
Батшеба написал(а):
Андрей, роскошный перевод! Молодчина!
Да уж!
Неактивен
Батшеба, Андрей - спасибо!
Переделал.
Эти "французские ямбы" - мука мученская в переводе. Но почему-то невероятно притягательны. Видимо, из духа противоречия.
ПС. Жалко сойку - ей места не нашлось. А заменить её вороной, как сделал Николай Степаныч - несолидно. И дословный перевод заглавия, на мой взгляд, не годится. Потому что лобовая французская метафора "алмаз сердца" - по-нашему "дорогие воспоминания".
Неактивен
Андрей Кротков написал(а):
ПС. Жалко сойку - ей места не нашлось. А заменить её вороной, как сделал Николай Степаныч - несолидно.
Сойку ухитрился сохранить М. А. Касаткин – ещё один переводчик, сделавший полную русскую версию "Эмалей и камей":
Тот взял когда-то в миг счастливый,
Улыбки чувствуя тепло,
Прядь чёрных кос – с густым отливом,
Как сойки синее крыло.
Цена очевидна: неточность рифмы.
Андрей Кротков написал(а):
И дословный перевод заглавия, на мой взгляд, не годится. Потому что лобовая французская метафора "алмаз сердца" - по-нашему "дорогие воспоминания".
"Память сердца" с неизбежной отсылкой к Константину Николаичу ("О, память сердца! Ты сильней / Рассудка памяти печальной...") – отличная находка!
Отредактировано Батшеба (2016-06-11 00:05:00)
Неактивен
Так сойки с воронами из одного семейства.
Неактивен
Многие нонешние творцы упорно путают серую ворону с чёрным вороном. Им что воронье крыло, что вороново крыло - один фиг.
Воронёный - густо-чёрный с голубоватым блеском-отливом.
Полоска на крыле сойки - ярко-голубая с крапинками.
Батшеба написал(а):
с неизбежной отсылкой к Константину Николаичу
Ага. Бедняга КНБ отбыл в иной мир как раз тогда, когда ТГ начал собирать окончательный состав "Эмалей".
А первые достойные переводы из Готье сделал Бенедиктов. Вова Григорьич недостаточно оценён как переводчик, и мало опубликовано его работ.
Неактивен
А в Библиотеке поэта весьма крупен его том.
Неактивен
Андрей Москотельников написал(а):
А в Библиотеке поэта весьма крупен его том.
В большой серии БП Бенедиктова издавали дважды - в 1939 и в 1983. Тем не менее он долго оставался в загоне, и сейчас не особо известен. Почти такая же история была с Анненским. Обоих словно заслонили от читателей более известные современники. В школе про Бенедиктова и Анненского не говорили ни слова, а в вузах поминали мельком, как малозначительных. Шпилька на этот счёт есть в фильме "Доживём до понедельника": "Мы не обязаны знать второстепенных поэтов! - А Баратынского уже перевели в первостепенные..."
Неактивен