Форум литературного общества Fabulae

Снег, как обыкновенно для февраля, на дорогах Джезказгана был укатан до ледяного состояния, по обочинам – лежал промёрзшей насыпью, на тротуарах – был вытоптанным узкими тропинками, а в степях – расстилался плотным ватным одеялом, складки которого были тщательно зализаны сквозными ветрами. Крыши домов вездесущий снег изрядно покрывал воздушными меховыми шапками и окутывал ветви городских деревьев. Беспощадные тридцатиградусные казахстанские морозы заставляли горожан оставаться дома; и если куда выходили, то только по крайней необходимости – на работу, в магазин, в поликлинику... И лишь ватага ребят с обветренными лицами, не смотря ни на что, резвилась на ледяной площадке запорошенной снегом. Местами от сильных морозов лёд потрескался и вздыбился, но для неудержимой детворы особенных неудобств это не представляло. Уже третий день, как в школе в связи с резким похолоданием отменили занятия, но разве дети не воспользуются случаем чтобы лишний раз поиграть в хоккей... 
         Девятилетнему Ване «повезло» меньше других – накануне сильных морозов его на неделю положили в городскую больницу: обычное недержание: до позднего вечера набегается с ребятами во дворе, потом дома утолит жажду немереным количеством воды, а после физических нагрузок и сон крепче, - вот и получались неприятные мокрые дела.
         Заботливая мама подозревала, что ребёнок чем-то болен. Водила сына по врачам...
         В жизни любого человека всегда найдутся люди – чаще среди близкого окружения, - которые будут считать, что они поступают всегда правильно, всецело доверяясь своему разуму, увы, склонному к общепринятым мнениям и правилам, беспрекословно принимающему наставления врачей, но лишённого критичности...
         Мама очень следила за здоровьем своего чада. Она исправно готовила борщи и жарила котлеты, пекла пирожки и блины, считая, что ребёнок всегда должен быть сытым, но при этом оберегала его ещё нежный желудок от острых приправ. На столе часто присутствовали свежие овощи и фрукты, но только летом и осенью, а зимой и весной, по причине дефицита, это было редкостью. В квашеном виде овощи отсутствовали по причине распространённого мнения, что соль вредна организму. Часто отсутствовали и сладости, но это уже по советам медиков, что от конфет портятся зубы. Тем не менее, при обилии высококалорийной пищи у мальчика был плохой аппетит и он отставал в росте от сверстников и был худощав, а зубная боль долгие годы оставалась его верной спутницей. И как не заставляли его тепло одеваться, он регулярно болел простудными заболеваниями. Мама ему даже по утрам грела воду для умывания. Единственно чем физически отличался Ваня, так это выносливостью. Он мог весь день – без обеда – гулять по степи. Или жарким летом с утра и до вечера пробыть с друзьями на водохранилище, соревнуясь в нырянии за раками. Достаточно было попить воды из колонки на улице или из родника в районе водохранилища...   
         Медики бились-трудились над тайной недуга, но так ничего и не обнаружили. Тогда и решили определить мальчика в больницу на тщательное обследование.
         За ним там наблюдали, делали анализы... А Ваня, будто изо всех сил усердствовал, – симптомы энуреза в больничных условиях так и не проявились: физическую энергию расходовать негде было – снизилась потребность организма в жидкостях, да и сон уже был не тот.
         В палате стояли четыре кровати, две из них пустовали: чаще из больницы выздоровевших пациентов выписывали по пятницам, а некоторым разрешали уходить домой на субботу и воскресенье. В канун выходных дней к вечеру терапевтическое отделение на половину опустело, ушли и запоздалые посетители. В коридоре наступила тишина, время от времени нарушаемая глухими шагами ночной хозяйки отделения – дежурной медсестры. Прописанные лечащими врачами медикаменты уже давно были розданы больным, проделаны необходимые процедуры. Оставалось продезинфицировать помещения.
         Молоденькая медсестра поочерёдно вносила в каждую палату ультрафиолетовую лампу, закреплённую на полутораметровом штативе с широко раскинутыми тремя ножками у основания. Лампу медик устанавливала посреди палаты: вставляла вилку на длинном шнуре в розетку у входа, и на пятнадцать-двадцать минут исчезала за белой дверью.
         Две сорокасантиметровые трубки под защитной металлической сеткой были окутаны фиолетовым туманом. Прибор к тому же издавал чуть слышное пчелиное жужжание, словно для борьбы с вредными микроорганизмами предназначалось не только ядовитое свечение, но и не менее ядовитое звучание.
         Кровать у окна занимал молодой человек лет шестнадцати, не старше. Его звали Аркадием. Неизвестно с каким диагнозом парень был помещён в стационар, но говорят, выглядел он здоровым. Впрочем, многие страдающие недугами могут выглядеть здоровыми людьми, равно как и здоровые могут выказывать признаки болезни. Это уже дело врачей – разбираться.
         Аркадий увлечённо читал книгу, используя бра с зелёным плафоном: подобные светильники висели на стене у изголовья каждой больничной койки. Вообще-то он и днём читал, и вечером, и когда все уже спали. Почти всё свободное время он заполнял одним чтением – это единственный и надёжный ускоритель течения больничных будней для пациентов стационара.
         Неожиданно – рывком – лежащий Аркадий принял сидячее положение, закрыл книгу, положил её на стоящую рядом тумбочку и обеими руками энергично помассировал лицо: то ли устал от долгого чтения, то ли назойливое жужжание «волшебной» лампы расстроило книжное увлечение.
         - Малыш, ты есть хочешь? – вдруг обратился Аркадий к Ване, занимающему кровать у входа.
         Иван, как и Аркадий, тоже любил читать. Разница была лишь в том, что первый увлекался сказками, как и подобает по возрасту, а второй – что, впрочем, тоже соответствует возрасту – фантастикой и приключенческой литературой.
         Возможно, читатель усомнится в высказывании и скажет, что некоторые люди неизменно предпочитают фантастику, или классику, или другой жанр литературы на протяжении всей жизни, независимо от возраста. Не могу не согласиться: скорее умственное состояние человека и его образованность доминирует в предпочтении той или иной литературы, нежели возраст. И всё-таки: не в каждом возрасте понятна классика,  а после сорока, например, увлекаться фэнтези?.. Научная и художественная литература философского толка, – что ещё нужно в помощь для реального восприятия окружающего мира и развития логической мысли зрелого человека?..
         - Не-а. - коротко ответил Ваня.
          Аркадий подтянулся, высоко подняв руки, лениво и задумчиво добавил: - А вот я бы сейчас что-нибудь съел, - забыв о стеснительности, глубоко зевнул.
         Максим вылез из-под одеяла. На нём были свободные тёмно синие трико и широкая красная в клеточку байковая рубашка навыпуск. Мальчик отложил раскрытый сборник русских народных сказок в сторону на постель цветной обложкой к верху, достал из тумбочки большое румяное яблоко и, не обуваясь, в одних серых шерстяных носках засеменил к старшему товарищу.
         - Вот, - маленький двумя тоненькими руками протянул Аркадию аппетитный фрукт.
         При виде сочного подаяния забурлил и так уже проснувшийся желудок – юноша проглотил слюну. 
         Одними мыслями голод в угол не забить, а при виде вкусной пищи лучше даже и не стараться побеждать его вхолостую – всё равно не справиться.           
         Аркадий вырос в интеллигентной семье. Из рук младшего брата он бы ещё принял преподношение, но никогда из рук постороннего мальчика: он умрёт с голоду, но не воспользуется доброжелательностью чужого ребёнка, – это, во-первых. А во-вторых, разве кто поверит, что яблоком можно утолить голод? Скорее наоборот – разыграется аппетитная страсть вящее прежнего, – кислоты, присутствующие в плоде, будут тому виной. 
         - Знаешь что, - парень сжал широкими почти взрослыми ладонями яблоко вместе с ладонями малыша, - оставь это себе на завтра, а мы сейчас придумаем что-нибудь посерьёзнее... – У него снова проявился глоточный рефлекс.
         Алчущий босыми ногами влез в домашние тапочки без задков, встал, накинул на плечи поверх полосатой пижамы махровый халат и – а парень был жилистый и высокого роста, - сгорбившись и скрестив узлом руки на груди – настоящий вопросительный знак, - несколько раз прошёлся от стенки до стенки. Потом остановился, запустил пальцы рук у висков в ниспадающие волнистые русые волосы и победоносно, как это произнёс бы учёный, совершивший открытие века, трижды воскликнул: - Да! Да! Да!
         На самом деле никакого конкретного решения у него ещё не созрело, всего-навсего в этот момент в палату вошла медсестра, а это – ещё одна голова.
         Конечно, людей красит молодость, но ничто так не красит девушку как белый халат и белый колпак, надёжно скрывающий наготу волос. Она была облачком, пышным облачком, соскользнувшим с небес, одушевлённым и принявшим человеческий облик, – ангелом. Умеренная полнота нисколько не портила её пропорционально сложенную фигуру: девушка ещё не успела обзавестись вторым подбородком и другими жировыми излишествами вокруг талии. Казалось, она стояла на распутье – худеть и оттачивать телесные рельефы или – махнуть на всё рукой и будь что будет.  Округлённым смуглым лицом с большими карими глазами и кнопочным носиком она больше походила на ребёнка, доброго и ласкового, а по тому, как она уверено выполняла свои обязанности, в этой девушке чувствовалась высокая ответственность и материнская забота. Её чёрные с блеском волосы были тщательно подобраны и спрятаны под глубоким колпаком, закрывающим лоб до бровей, уши – почти до мочек, украшенных золотыми в виде цветка серёжками, по центру инкрустированными одним мелким прозрачным камешком.   
         Появление в палате медицинской сестры подтолкнуло юношу на одну простую мысль. 
         - Как вы думаете, в столовой ещё можно найти чего-нибудь съестного? – парень искусно принял жалостливый вид.
         - У меня есть чай и бутерброды, - не колеблясь, с пониманием отнеслась девушка в белом.
         - Нет-нет, ни в коем случае, - настоял молодой пациент.
         - Тогда сходите в столовую, там дверь не заперта, – возможно, вы что-нибудь найдёте, - ответила девушка, проворно скручивая кабель, обвивая его вокруг штатива, как лиана окручивается вокруг ствола дерева.
         - Я вам помогу, – не дожидаясь ответной реакции, Аркадий, уже принявший правильную осанку, немедленно подхватил прибор за стойку и понёс к выходу.
         Медсестра ответила сдержанной улыбкой и пошла следом, держа в руках метровый остаток кабеля, который она не успела намотать на штатив.
         Ваня сел на кровать.
         Спустя две-три минуты – это не удивительно, голодные намного меньше затрачивают времени на поиски провианта, чем сытые – дверь распахнулась, и в палату быстрым шагом вошёл Аркадий с плоской керамической тарелкой для вторых блюд, горкой нагруженной ломтиками чёрного хлеба, нарезанными один к одному удлинёнными четырёхугольниками.
         - Сейчас мы устроим пир, - глаза юноши светились блеском как у хищника, только что задравшего, как минимум, кабана или сайгака.
         Аркадий составил квадратом четыре тумбочки между своей и соседней кроватью. Накрыл их газетой, которую обнаружил в одной из них. Посередине поставил тарелку с хлебом, успевшим заветреться, и – задумался: «Хлеб и больше ничего – и что это за сухоядение?..»
         На помощь снова пришла медсестра – она проходила мимо приоткрытой двери и заглянула в палату. Завидев скудное убранство импровизированного стола, она настойчиво предложила бутерброды, но юноша был непоколебим.
         - Вот, чаю бы сюда, - пришло в голову Аркадию.
         - Есть у меня и чай, - спокойно отозвалась девушка. - Сейчас принесу.
         В следующую минуту Аркадий выбежал из палаты, и вскоре вернулся с тремя гранеными стаканами, а через минуту вошла и медсестра с большим, как минимум на литр, термосом, разрисованным тремя яркими фиалками на бледно розовом фоне. По никелированному стаканчику, закрученному поверх теплоизолированной ёмкости, можно предположить, что корпус термоса был металлический. Но это не столь важно.
         Девушка передала термос в руки Аркадия, и тот осторожно принялся его открывать.
         - Давайте поближе, - организатор позднего ужина кивком головы указал присутствующим садиться возле наспех сконструированного стола.
         - Может всё-таки бутерброды, - заняв предложенное место, настаивала девушка. Её лицо выражало недоумение.
         Аркадий отрицательно покрутил головой.
         Парень наполнил стаканы дымящимся чаем и сел напротив медсестры и Вани.
         На этом суетность Аркадия не закончилась – его вдруг снова что-то осенило, – он поднялся и сказал: - Постойте, не ешьте! – и быстро удалился из палаты. А когда вернулся, у него в руках было маленькое белое глубокое блюдце с сероватым порошком на дне. Ничего аппетитного – это была всего-навсего поваренная соль.   
         Аркадий захватил щепотку соли и посыпал весь хлеб. Все взяли по кусочку и стали откусывать подсоленный хлеб и запивать его сладким байховым чаем.
         Солёность во рту гасилась несколькими глотками сладкого чая, после чего вкусовые ощущения приходили в норму...
         Когда человек насыщается, то тяжёлый желудок работает медленно и человека клонит ко сну, но если он не переусердствовал с едой и при этом употребил соль или какие-нибудь приправы или и то и другое, то его желудок будет работать интенсивно и придаст организму энергию.
         Притупив голод, после минутного затишья, Аркадий, насколько ему позволяла его эрудированность, принялся  рассказывать захватывающие сюжеты из прочитанных романов – о бесстрашных людях и предателях, о душевной и внешней красоте, о правде и лжи...         
         В ходе беседы, выяснилось, что медсестру зовут Мадиной, она в прошлом году окончила медицинское училище и ей двадцать лет. Девушка с охотой дополняла рассказы Аркадия занимательными случаями, имевшими место во время её учёбы в школе, в училище. Болезням, как и любви, все возрасты покорны – она с особым интересом рассказывала о разных людях, по воле судьбы оказавшихся на больничных койках главной городской лечебницы, в которой она проходила практику во время учёбы в медицинском училище. Это были и студенты, и рабочие, и педагоги, и музыканты, и т.д. и т.д. Все они были разных возрастов – от юношеского до преклонного. И у каждого свой нрав, свои взгляды на жизнь. Кто-то из них сетовал на преследующий рок, кто-то просто – наслаждался от обсуждений с врачом симптомов приобретенного недуга, а некоторые вообще не любили говорить о болезнях, и вместо этого – делились забавными историями из своей жизни.
         Ораторы время от времени останавливали свои повествования, чтобы обратиться к маленькому сотрапезнику – не устал ли он, не хочет ли спать?
         Ваня был заворожён рассказами палатного соседа и медицинской сестры. Ни о какой усталости или о сне не могло быть и речи, – он присутствует в компании талантливых людей, он слышит то, о чём никогда не слышал. И каждый раз, когда его кто-то из них одаривал вниманием, ему хотелось стать невидимым. Будто он должен был запастись чем-то необходимым, жизненно важным, - той энергией, которая всю жизнь будет поддерживать его в непредсказуемых ситуациях. Это было вроде тайной вечери – когда присутствуют только нужные для неё люди, когда этому способствует обстановка и время, и символическое угощение; и всё это получилось произвольно, ну, как говорится, по стечению обстоятельств, а возможно – по велению Небес.
         Соль растворяясь в желудочном соке, превращается в низко концентрированную соляную кислоту, а кислоты, как нам известно, возбуждают аппетит – и через некоторое время на столе всё же появились бутерброды, которые исчезли также незаметно, как и появились. После поедания бутербродов, как-то неожиданно иссякли и темы для обсуждений – калорийная пища успокаивает центральную нервную систему; насытившись, отказывается плодотворно работать и мозг.
         Стол убрали быстро – Мадина унесла в столовую тарелку и стаканы, забрала и свой термос. Аркадий расставил тумбочки по местам. Помощи Вани не потребовалось.
        Мадина ушла на своё рабочее место – на пост дежурной медсестры. Аркадий и Ваня заняли свои кровати...

         Прошло два года. Стоял февраль. На улице в тот воскресный день бушевала метель. Ваня только оправился от гриппа. Он сидел в комнате за столом и цветными карандашами рисовал на альбомном листе. Мама приготовила обед и наказала сыну, чтобы он шёл на кухню покушать, а сама направилась к соседке. Ваня продолжал рисовать – он нарисовал стол, за столом сидящих парня и девушку и маленького мальчика; на столе он чётко вывел тарелку и три стакана...
         Когда мама вернулась, сына застала на кухне – он устроился на табуретке возле окна и пил чай, закусывая подсоленной корочкой чёрного хлеба. А на плите стоял свекольный борщ с нарезанным картофелем и жирными свиными рёбрышками; кастрюлька с куриным рагу, потушенным с нашинкованной капустой; в большой эмалированной кастрюле охлаждался компот из сухофруктов. Посередине стола выделялась вместительная чаша с пирожками, начинёнными яблочным джемом.
         - Я так для тебя стараюсь... а ты... хлеб с солью... – запричитала оскорблённая женщина.
         Потом была короткая пауза – она без лишних церемоний взяла из рук Вани стакан с чаем и попробовала его на вкус и, убедившись, что чай сладкий, продолжила в том же духе, но уже на тон ниже.
         Ваня молчал и не проявлял никаких эмоций. Он только что вспоминал тот больничный вечер: в нём было что-то завораживающее, успокаивающее и радующее душу. Он не помнил тех слов, которые тогда произносили Аркадий и Мадина, более того, он даже их имена успел забыть, но он каждой клеточкой своего тела, своего мозга ощутил ту атмосферу общения: люди всю жизнь гоняются в поисках новых удовольствий, а тут короткое воспоминание – и в душе ангелы поют...
         Обиженная мама в конце причитаний – прослезилась... Собралась и вышла из дома. Не прошло и получаса, она вернулась с тортом в картонной коробке, перевязанной бумажной бечёвкой, небольшим целлофановым пакетом шоколадных конфет и двумя бутылками лимонада «ДЮШЕС» в сетке. Ваня тем временем активно обгладывал жирное рёбрышко...