Форум литературного общества Fabulae

На человека дух взирал высокомерно,
Что вечности алкал в скольжении веков,
Пытаясь превозмочь убожество и скверну,
Жизнь черпая свою из горьких родников.

И молвил человек: "О, демон, сын эфира,
Ты ведаешь мои соблазны и мечты;
На призрачных крылах умчи меня от мира,
От мертвых и живых, в пучину темноты:

Туда, где пустота планеты поглотила,
Где сонмище огней без дна и берегов,
Где яростью горят взбешенные светила,
И укажи мне склеп исчезнувших богов!

Вдали от суеты и тягостных сомнений,
Где ни ночей, ни дней, ни голосов, ни лиц,
Открой мне тихий град молчания и тени,
Хранящий немоту божественных гробниц.

Я жажду мира, где нашли упокоенье
И тверди, и небес былые господа,
Где, вечностью дыша, не знающие тленья,
Они в своих гробах уснули навсегда.

Красивы и сильны, покоятся в печали,
Кто эллинами был прославлен и воспет;
Их очи с высоты нас светом озаряли,
Но утеряли мы благословенный свет!

О, демон! Унеси меня меж звездной пыли
Туда, где ночь хранит блаженные дары,
Туда, где на устах божественных застыли
Великие слова, взрывавшие миры.

В отсутствии богов моя душа пустынна:
Я сам твержу вопрос, и сам даю ответ,
И все вокруг меня темно и беспричинно,
И в жизни нет надежд, и смысла тоже нет."

Но спутник дум его, с улыбкою во взоре
Ответствовал: "Глупец, свой пыл угомони,
Не сыщешь ты богов в космическом просторе -
На дне твоей души покоятся они.

Там все они, твои былые сновиденья,
Что на заре времен однажды создал ты,
Назвал по именам и дал им во владенье
И адские огни, и райские сады.

Цветущие мечты и пагубные зимы
Во глубине твоей несведущей души;
Там в призрачных мирах, обманчиво незримы,
Рождаются, бредут и гибнут миражи.

Из страха и надежд ты вылепил химеры,
Бунтуя и бесясь, лютуя и любя;
Ты их давно лишил почтения и веры,
И все-таки они преследуют тебя."

Напомнил глас ему богов былую славу,
И бездну отворил давно прошедших лет,
Чтоб в памяти людской проплыли величаво
Видения богов, которых больше нет.

И вспомнил человек о стародавней доле,
О радостных часах и о годах скорбей -
Освобожденный раб, страшащийся неволи,
Но грезящий тайком о тяжести цепей.

И он из темноты призвал воспоминанья:
Как мертвенный кортеж, явились и прошли
Те, кто вчера творил основы мирозданья
И направлял судьбу безропотной Земли.

Так перед ним Амон явился из тумана,
Чьи мудрые глаза закрыты вечным сном,
Вокруг него сидят четыре обезьяны,
И к диску Солнца он шакалами влеком;

И следом боги шли, рожденные из Нила:
И Хонсу, и Хатор, и Птах, и лунный Тот;
Анубис - дикий пес, что, около могилы
Лениво возлежа, умерших души ждет;

Затем пред ним прошла могучая фаланга
Властителей земных из дальних жарких стран,
Кто проливал с небес святые воды Ганга
И сому добывал, взбивая океан;

И шли за ними вслед жестокие Ваалы:
И Вельзевул, и Гад, и Молох-лиходей,
Что кровью жертв своих напоен до отвала;
Зловещий Яхве шел со свитою своей;

Шли грозный Саваоф и пылкая Инанна,
За ними полз дракон - чешуйчатый Дахак;
Три головы его дышали неустанно
Губительным огнем, рассеивая мрак;

Ахурамазда шел, носитель благостыни,
И лился свет живой от ясного лица;
Шел темный Ахриман, коснеющий в гордыне,
Неукротимый страх вселяющий в сердца;

Шли Ашшур и Нергал с его зловещим троном,
И духи кельтских гор, священных рощ и рек,
И храбый Ху Кадарн шел с гордым Гвидионом,
И те, кого собой выкармливал ацтек;

Там асы чередой брели, в снегу по пояс,
И Один шел с копьем, и Фрейя шла, и Тор,
И Бальдр прекрасный плыл, в ладье своей покоясь,
Под плач и вопли норн - божественных сестер;

Эллады божества промчались легким газом,
Как ласковый рассвет, как нежная заря -
Краса и героизм, поэзия и разум,
В чьих жилах ихор тек, бессмертие даря;

А после, наконец, измучен и изранен,
Явился перед ним в крови и наготе
Сын Девы пресвятой, Христос-назареянин,
Безжалостной рукой распятый на кресте.

И человек вскричал: "О боги, неужели
Вся ваша мощь и власть исчерпаны сполна?
Заступник и палач, ужель на самом деле
Не возродитесь вы в иные времена?

Кому мне посылать мольбы и песнопенья -
Храм древний опустел, алтарь покрылся мхом;
Так у кого теперь искать мне утешенья
И в горести моей, и в бедствии моем?

Вы для меня - приют надежд и суеверья,
Боролся с вами я, своей свободой пьян;
Но если вы ушли - как буду жить теперь я,
Ваш преданный слуга, мятежник и смутьян?"

Он услыхал в ответ напутственное слово,
И горестно звенел печальный голос тот:
"Ушедшему вовек не возродиться снова,
И время след его песками заметет.

Ни веры для тебя, ни святотатств отныне;
Ни злобы, ни любви - узнал сегодня ты,
Лицом к лицу с собой поставленный в пустыне,
Что сам себе творил богов из пустоты.

Так тешься же своей поделкою убогой,
Пока подлунный мир не поглотила мгла -
И он, и мысль твоя уходят той дорогой,
Которая богов на гибель увела."

La Paix des Dieux

Or le Spectre dardait ses rigides prunelles
Sur l'Homme de qui l'âme errait obscurément,
Dans un propre désir des Choses éternelles,
Et qui puisait la vie en son propre tourment.

Et l'Homme dit: «Démon qui hantes mes ténèbres,
Mes rêves, mes regrets, mes erreurs, mes remords,
O Spectre, emporte-moi sur tes ailes funèbres,
Hors de ce monde, loin des vivants et des morts.

Loin des globes flottant dans l'étendue immense
Où le torrent sans fin des soleils furieux
Roule ses tourbillons de flamme et de démence,
Démon! Emporte-moi jusqu'au Charnier des Dieux!

Oh! Loin, loin de la vie aveugle où l'esprit sombre
Avec l'amas des jours stériles et des nuits,
Ouvre-moi la Cité du silence et de l'ombre,
Le sépulcre muet des Dieux évanouis.

Dorment-ils à jamais, ces Maîtres de la Terre
Qui parlaient dans la foudre au monde épouvanté
Et siégeaient pleins d'orgueil, de gloire et de mystère?
Se sont-ils engloutis dans leur éternité?

Où sont les Bienheureux, Princes de l'harmonie,
Chers à la sainte Hellas, toujours riants et beaux,
Dont les yeux nous versaient la lumière bénie
Qui semble errer encor sur leurs sacrés tombeau?

O Démon ! Mène-moi d'abîmes en abîmes,
Vers ces Proscrits en proie aux siècles oublieux,
Qui se sont tus, scellant sur leurs lèvres sublimes
Le Mot qui fit jaillir l'Univers dans les cieux.

Vois, mon âme est semblable à quelque morne espace
Où, seul, je m'interroge, où je me réponds seul,
Et ce monde sans cause et sans terme où je passe
M'enveloppe et m'étreint comme un lourd linceul.»

Alors le Compagnon vigilant de ses rêves
Lui dit: «Reste, insensé! Tu plongerais en vain
Au céleste océan qui n'a ni fond ni grèves:
C'est dans ton propre cœur qu'est le Charnier divin.

Là sont tous les Dieux morts, anciens songes de l'Homme
Qu'il a conçus, créés, adorés et maudits,
Évoqués tour à tour par ta voix qui les nomme,
Avec leur vieux enfers et leurs vieux paradis.

Contemple-les au fond de ce cœur qui s'ignore,
Chaud de mille désirs, glacé par mille hivers,
Où dans l'ombre éternelle et l'éternelle aurore
Fermente, éclate et meurt l'illusoire univers.

Regarde-les passer, ces spectrales images
De peur, d'espoir, de haine et de mystique amour,
A qui n'importent plus ta foi ni tes hommages,
Mais qui te hanteront jusques au dernier jour.»

Et l'Hôte intérieur qui parlait de la sorte,
Au gouffre ouvert de l'âme et des temps révolus,
Évoqua lentement, dans leur majesté morte,
Les apparitions des Dieux qui ne sont plus.

Et l'homme se souvint des jours de sa jeunesse,
Des heures de sa joie et des tourments soufferts,
Saisi d'horreur, tremblant que le passé renaisse
Et forçat libre enfin, pleurant ses premier fers.

Comme un blême cortège, à travers la nuit noire,
Les Spectres immortels en un déroulement
Multiplié, du fond de sa vieille mémoire,
Passèrent devant lui silencieusement.

Or Il vit Ammon-Râ ceint des funèbres linges,
Avec ses longs yeux clos de l'éternel sommeil
Les reins roides, assis entre les quatre singes.
Traîné par des chacals sur la nef du Soleil;

Puis tous Ceux qu'engendra l'épais limon du Fleuve:
Thoth le Lunaire, Khons, Anubis l'Aboyeur
Qui pourchassait les morts aux heures de l'Epreuve.
Isis-Hathor, Apis, et Ptâh le Nain rieur;

Puis Ceux qui, fécondant l'universelle fange
Par le souffle vital et la vertu du feu,
Firent pleuvoir du Ciel les eaux saintes du Gange
Et de la mer de lait jaillir le Lotus bleu;

Et tous les Baalims des nations farouches:
Le Molok du sang frais de l'enfance abreuvé,
Halgâh, Gad et Phégor et le Seigneur des mouches,
Et sur les Kheroubims le sinistre Iahvé;

Et, près de Tsebaoth, les Aschéras phalliques,
Et, le squammeux Dahâk aux trois têtes, dardant
Telles que six éclairs ses prunelles obliques,
Un jet de bave rouge au bout de chaque dent;

Puis Abourâ-Mazda, la Lumière vivante,
D'où les Izeds joyeux sortaient par millions,
Et le sombre Ahrimân, le Roi de l'épouvante,
Couronné de l'orgueil de ses rébellions;

Puis Asschour et Nergal, bel dans sa tour de briques;
Et ceux des monts, des bois obscurs et de la mer;
Hu-ar-Braz et Gwidhoûn et les Esprits Kimriques;
Et les Dieux que l'Aztêke engraissait de sa chair;

Et les Ases, couchés sur les neiges sans bornes:
Odin, Thor et Freya, Balder le Désiré
Qui devait s'éveiller aux hurlements des Normes
Quand ta Fille jalouse, Ymer, aurait pleuré;

Puis les divins Amis de la Race choisie,
Les Immortels subtils en qui coulait l'Ikhôr,
Héroïsme, Beauté, Sagesse et Poésie,
Autour du grand Kronide assis au Pavé d'or;

Enfin, dans le brouillard qui monte et le submerge,
Pâle, inerte, roidi du crâne à ses pieds froids,
Le blond Nazaréen, Christ, le Fils de la Vierge,
Qui pendait, tout sanglant, cloué nu sur sa croix.

Et l'Homme cria : «Dieux déchus de vos empires,
O Spectres, ô Splendeurs éteintes, ô Bourreaux
Et Rédempteurs, vous tous, les meilleurs et les pires,
Ne revivrez-vous plus pour des siècles nouveaux?

Vers qui s'exhaleront les vœux et les cantiques
Dans les temples déserts ou sur l'aile des vents?
A qui demander compte, ô Rois des jours antiques,
De l'angoisse infligée aux morts comme aux vivants?

Vous en qui j'avais mis l'espérance féconde,
Contre qui je luttais, fier de ma liberté,
Si vous êtes tous morts, qu'ai-je à faire en ce monde,
Moi, le premier croyant et le vieux révolté?»

Et l'Homme crut entendre alors dans tout son être
Une Voix qui disait, triste comme un sanglot:
«Rien de tel, jamais plus, ne doit revivre ou naître;
Les Temps balayeront tout cela flot sur flot.

Rien ne te rendra plus la foi ni le blasphème,
La haine, ni l'amour, et tu sais désormais,
Éveillé brusquement en face de toi-même,
Que ces spectres d'un jour c'est toi qui les créais.

Mais va! Console-toi de ton œuvre insensée.
Bientôt ce vieux mirage aura fui de tes yeux,
Et tout disparaîtra, le monde et ta pensée,
Dans l'immuable paix où sont rentrés les Dieux.»

Отредактировано Юрий Лукач (2010-02-25 19:14:10)