Форум литературного общества Fabulae

Приглашаем литераторов и сочувствующих!

Вы не зашли.

#1 2007-11-02 09:08:01

ИНГА ГААК
Автор сайта
Зарегистрирован: 2007-07-05
Сообщений: 54

Он дал мне имя…

Кира, вздохнув, подошла к окну, поёжилась от зябкого ветра. Дочь заворочалась тревожно на кушетке, словно не желала делить мысли Киры с кем бы то ни было. Кира снова вздохнула и подошла к дочери, поправила сбившуюся простыню, убрала тёмную прядь с лица. Отошла к зеркалу и уставилась в прозрачную глубину. Красива! Всё ещё красива. И молода.  И какое-то время их с дочерью ещё будут принимать за сестёр, а потом? Лауре десять, скоро ей будет шестнадцать, а Кире – тридцать четыре. Есть ли свет после тридцати лет?


В этом городе, где правят молодость и самоуверенность, ей не останется места. Куда бежать? А есть ли жизнь на других планетах? Однажды ей попался рассказ о людях живущих на звёздах, эта идея захватила её целиком, она влюбилась в эту историю, и порой казалось, что она сама придумала её. Жить на Звезде… Быть Звездой…
Красива… Спасибо маме, что не разменивала себя на случайности. Отец был породист, мама само собой прекрасна, Кира почти совершенство. Может и Лаура когда-нибудь скажет спасибо ей самой за сохранённую традицию. Уродству не место на Земле! Здесь слишком тесно для всех.


Солнце должно освещать лишь совершенные создания.
Вспомнив к случаю подругу после аварии превратившуюся в беспомощную мумию с вечно страдальческим выражением лица, Кира поморщилась и привычно подумала – лучше бы Настя погибла, к чему жить напоказ в этом кресле на колёсиках?! Впрочем, это была внушённая мысль, на самом деле, чувство вины заставляло каждый раз возвращаться  к ней. Но комочек тьмы яростно зашевелился в груди как дитя в утробе, Кира перекрыла солнечное сплетение, принуждая тьму успокоиться. Три года она носит её в себе, уже три года…


*  *  *
Дверь негромко хлопнула за спиной, а гулкий подъезд ещё лелеял эхо лёгких шагов. Счастье переполняло её. Боже, как она танцевала сегодня! Малиновое с золотом шелковистое платье любовно прижималось к её коже, атласные туфли на высоком каблуке подчёркивали подъём пятки, изящество щиколоток, чудную форму икр. Кира смотрела в зеркало, и чувственные губы в измороси пота загадочно улыбались ей из прозрачной глубины.


Позвонить маме, спросить как Лаура? Нет, придётся долго и в подробностях рассказывать о сегодняшнем выступлении. Да, она была королевой бала, свежая, юная, неутомимая. Ах, как она танцевала сегодня! Мама обрадуется, конечно, только она непременно услышит  в торжестве Киры и тайные ноты. Что не для её любопытства.


Тот человек сразил Киру. Лицо его ярко запечатлелось в её глазах при первом же случайном взгляде. Серыми и незначительными стали все прочие привычные лица. Яростный синий взгляд, брошенный из-под густых бровей в ответ, испугал и взвинтил Киру. Дрожь в коленках удивила её, но аккорды музыки принудили тренированное тело двигаться. Заученные движения незаметно сменились фантастической импровизацией. Юбка и волосы взметались вверх, закручивались спиралью, хлопали и шуршали, вспыхивая искрами. Глаза восторженных зрителей искрились в ответ.


Тяжёлый венок из хрустальных роз возложили на Кирину голову, а она всё ещё не могла остановиться, продолжая в уме фантасмагорическую пляску.
Он тяжело мигнул из-под бровей. Восхищение тонуло в складках рта. Кира осталась довольна произведённым впечатлением. Проходя мимо, она почти нечаянно коснулась его бедром, пиво качнулось в запотевшем бокале, пена заскользила по обнажённой коже в расстёгнутый ворот.
У неё голова пошла кругом, что-то взорвалось внутри, но она удержалась и не оглянулась, выходя из зала.


Кира вытащила шкатулку с гадальными бобами, рассыпала их на почерневшем от времени деревянном блюде, но, сколько не всматривалась в узор – не могла увидеть ничего определённого. Нетерпеливо смахнула бобы назад в сухо пахнущее чрево шкатулки. Вытащила оставшийся кусок гадальной верёвки, подпалила кончик, огонь не сразу принял жертву, но увлёкся и заплясал по сероватым нитям, пожирая их. Кира прикрыв глаза, читала речитативом, первое пришедшее на ум стихотворение. Огонь обжёг дрожащие пальцы на словах: вечер чёрным покрывалом…


Кира бросила огарок. В дверь позвонили. Она невольно взглянула на часы, позднее время для визита, но подошла к двери и нерешительно спросила: – Кто?
– Судьба… – услышала в ответ и в то же мгновение дверь распахнулась. Он!
Белоснежная рубашка расстёгнута до третьей пуговицы, рукава закатаны на три оборота, именно так как нравилось Кире. Узкие чёрные брюки с туго препоясывающим широким ремнём, узконосые туфли на каблуках.


Что-то корсиканское, подумалось Кире, а в следующий миг она была увлечена огненным вихрем. Пятна цвета бешеными пульсациями бились в микрокосме её головы, губы и горло пересыхали, изнывая от жажды поцелуев, и без того нескончаемой радугой изливающимися на измученную безлюбовью женскую суть. Любовная судорога пробегала по всем её мускулам, то наполняя невероятной мощью, то обесточивая насухо. В какой-то момент Кира поняла что кричит, но сил молчать больше не оставалось…


Наконец она разжала объятия и почувствовала, что стремительно падает в пропасть, он бережно подхватил её и уложил в пену облаков.


*  *  *
Солнечный свет заливал комнату, Кира поморщилась и пролепетала, прикрывая глаза: – Уже утро? Боже, сколько же времени?
- Завтрак готов, любимая. Я немного похозяйничал, надеюсь, ты не слишком обидишься.
- Меня зовут Кира.
- А? Что? Ну да, конечно, у нас не было времени познакомиться, но ты ведь и в самом деле, любимая.


Он сел на краешек кровати и взял её смуглую руку, перецеловал один за другим хрупкие пальцы, прижал ладонь к губам, замер от наслаждения её запахом. – Я буду звать тебя Викторией.
- Не поняла, – Кира отняла руку, села, поджав ноги к груди. – С чего вдруг?
- Вика… Нежно, легко, красиво… Как танец. Виктория. Победа.  Виктор и я… То есть, ты… Меня зовут Виктором, и я хочу, чтобы ты была моей…


- Куда уж больше. – Кира хмыкнула и, откинув простыню, направилась в ванную, не смущаясь наготы.
- Мне нравится, что ты не устраиваешь этих женских штучек: ах, не думай, я не такая, это у меня в первый раз… – глядя затуманенным взглядом поверх чашки кофе, сказал он ей.
- Может, ты сочтёшь это «женскими штучками» и разочаруешься во мне, только я всё равно спрошу, ты придёшь ещё? Я уже скучаю… – жадно вглядываясь в его лицо, спросила Кира.


- Теперь ты – Виктория! А я уже не могу дышать, если в состав атмосферы не входит твой запах, твоё дыхание… Я научу тебя быть Любимой, я научу тебя быть совершенством, и я научу тебя искать и узнавать Красоту.
- Кто ты?
- Поэт… Художник… Дуновение ветра… Бог…  Выбирай любую из моих сущностей, и я принесу тебе свет и знание…


*  *  *
- Я не понимаю твоих картин, – сказала она, сидя на пушистом ковре в его мастерской, – Но мне нравится, как движутся краски на твоих работах. Они образуют при всей своей хаотичности какой-то логический узор.  Красиво. Только… Мне хочется, чтобы ты нарисовал нас с Лаурой, такой семейный портрет…
- Твоя дочь – совершенство, – не отрываясь от мольберта, проронил Виктор, – Ты создала красоту, а это единственное, что я признаю в жизни. Красота спасёт мир, так кажется, говорят эти великие?


А я говорю, что Красота уникальна, её следует воплощать и сохранять, а не ждать, чтобы она нисходила до людской грязи и отмывала её. Красота - единственная сияет на алтаре, мы молимся и поклоняемся ей…
- Язычник! Ты так неистово веришь в Красоту? Но если мы возводим её на алтарь и радуемся душой,  это и значит, что Красота спасает нас.
- Вика, не впадай в грех пошлости. Лучше свари кофе. Желательно по-ирландски.


- У нас нет имбиря.
- Боже мой, Вика, не будь дурой! Импровизируй, выкручивайся, представь себе, что приготовление пищи – духовной ли, материальной ли – это тоже танец! Ступай! Но не задерживайся, ты нужна мне для вдохновения…


Кира притворила дверь и сглотнула комок обиды. Похоже, Виктору безразличны её мысли, чувства, желания. Её тело и безукоризненное владение им, приводили его в экстаз, но её речь, обыденная и безыскусная, неприятно раздражали его. Кире пришлось записаться в библиотеку и читать. Читать по ночам, когда оставалась одна, между репетициями, на автобусных остановках, и даже в туалете и ванной. Но он по-прежнему предпочитал слушать музыку её движений, вчитываться в строки, начертанные стройными сильными ножками, рисовать безликую грацию, безмолвное изящество и обожать её оболочку.


Кира страдала. Кира любила. Его плечи, руки, щёки, бёдра, волосы принадлежали ей без остатка, и она отдавалась им до дна, и только синева глаз под густыми бровями была ей неподвластна. Иногда она находила в себе силы и всматривалась в его глаза во время любовных схваток, но и тогда нега затуманивала их, скрывая истину.


Однажды когда Кира гадала на бобах, неизменно предрекающих им с Виктором временную разлуку и приводящих её в угнетённое состояние, он позвонил и сказал, что должен уехать.
- Но как же я? – по-детски спросила Кира.
- Я поплыву на настоящем рыболовецком траулере, новые люди, впечатления. Да разве я могу отказаться?! В конце концов, я пишу книгу.
- Ещё пару лет назад тебе довольно было моего общества,  коротко ответила Кира и не смогла удержаться от всхлипа.


- Я – Художник! Мне нужно двигаться вперёд!
- Раньше, чтобы двигаться вперёд, тебе было достаточно сорвать с меня юбку! – зло крикнула Кира и швырнула трубку.


*  *  *
Дни одиночества текли одинаково – жёлто-серые, липкие дни необычно жаркой поздней осени. Приготовленные заблаговременно куртки и шарфы висели в шкафах, а приевшиеся за лето наряды всё ещё радовали утюг и гладильную доску.
Кира начала писать стихи. Сначала тетрадка Лауры украсилась бисерными строчками, огибающими большеголовых принцесс с растопыренными пальцами рук. Потом Кира купила толстую записную книжку. Когда стихи стали просачиваться за пределы распухших страниц, она
отнесла их знакомому журналисту.


Тот прочёл, похмыкал, отдал в газету. В честь первой публикации Кира устроила вечеринку, пригласила немногочисленных подруг. Напились все. В аварию попала Настя, она одна имела машину, доставшуюся от богатенького экс-супруга. Кира бегала в больницу, чувствуя себя виноватой, потом на горизонте появился престарелый почитатель её таланта. Он был богат.  Кира готовила к изданию сборник стихов. Она была занята с утра до вечера, да и по ночам тоже.  И бедная миллионерша Настя забылась.


Почитатель надоел быстро. Кира купила парик и, иногда, переодеваясь в блондинку, ходила в арт и просто кафе. Знакомилась с мужчинами, пила кофе с пирожными за их счёт, выслушивала увлекательные истории, делая вид, что верит, глупо хихикала в ответ на комплименты её умению неплохо покачиваться в пародии на парный танец, а потом записывала очередную главу романа о мужских проблемах.


Иногда она спрашивала себя, куда делась из зеркала та милая наивная Кира, что жила там прежде. Девочка, ставшая мамой и отчаянно любившая свою девочку и юного супруга. Супруг повзрослел и, уйдя в армию, ушёл от Киры, предпочтя общество крепких, мускулистых ребят. Девочка, играющая с перешедшим от мамы и бабушки даром предвидения, но не умеющая соткать из непрочных нитей Судьбы хоть кусочек личного счастья. Женщина, замирающая на кончиках пальцев, и взмахом руки и поворотом головы сводящая с ума.


Дипломами всевозможных конкурсов и фестивалей она сутки могла бы отапливать квартиру в плохие времена. Женщина, познавшая плен удивительной любви и жаждущая своей несвободы. Но птицу выпустили из клетки, отправили к звёздам и наглухо захлопнули окно, не думая, что она может задохнуться в черноте Космоса.


*  *  *
- Ты дал мне имя, но отнял смех, разжегший пламя, утратил свет… В  застывшем сердце ищу ответ, кто был со мною так много лет… Недурно, недурно, – бормотал Виктор, расхаживая по квартире в высоких твердоносых сапогах. Кирина книжечка беспомощно трепыхалась в его прокуренных пальцах.  – Но вот эта твоя слащавость, надуманность образов. Вампиры, эльфы, мейстерзингеры… Вика, о чём ты думала, когда писала? Готика, сюрреализм давно в прошлом. Ты живёшь в реальном мире, и ты должна рассказывать обо всех сторонах этого реального мира.


- Кому я должна? – холодно осведомилась молодая женщина, встряхивая и раскрывая для просушки прозрачный зонт. – Между прочим, книга разошлась на ура! У меня всего тридцать экземпляров осталось.
- Из тридцати пяти? – фыркнул Виктор и плюхнулся в кресло, вытягивая на ковре ноги.
- Нет, из тридцати шести. Мог бы и раздеться.
- Викуля, дорогая, позволь мне хотя бы душ принять с дороги.
- Виктор, я тебя не узнаю. Что за тон? Что за поведение? И вообще, почему ты в моей квартире?


- Хм?! Я думал, что она отчасти и моя, ведь ты обитаешь в этом жилище, а ты – моя женщина, следовательно…
- Твоя? Твоя женщина? – деланно расхохоталась Кира, - Тебя не было полтора года! Ты ни разу не позвонил, не написал мне. Ты даже с днём рождения меня не поздравил!
- Я работал. Да ты просто не в силах представить, какой ценный материал я привёз. Я такие закаты написал, воду, такелаж, людей. Встречался, знакомился, у меня восемь записных книжек  заполнено. Да мои стихи на Пулитцеровскую премию тянут!


- А я так скучала по тебе! – отчаянно крикнула Кира и схватилась за виски, голову заломило. Она рухнула на диван и тихо заплакала, словно боль могла уйти со слезами.
- Ты научил меня быть любимой и бросил! – глухо бормоча в кожаный валик, говорила Кира, а Виктор смотрел на хрупкую надломленную фигурку как на диковинное насекомое – с интересом и толикой страха.


- Зачем ты задёрнул шторы? – спрашивала позже Кира, стоя обнажённой у окна и любуясь закатом.
- Зачем ты их раздёрнула? Эксгибиционизм? – вопросом ответил Виктор, синие глаза под тяжёлыми бровями недовольно щурились, а лучи солнца тонули в них, не оставляя в зрачках оранжево-розовых бликов.


- Кто меня увидит? Это последний этаж… Знаешь, мне недавно снилось, что мы стоим вот так же как теперь, только окно огромное, круглое, невероятно высоко вознесённое над землёй, и розовый город расстилается далеко внизу; и гигантские белые статуи, мужские фигуры, стоят в разных частях этого города с поднятыми вверх руками. Там много роз, их аромат наполняет каждую клеточку города, он окутывает густыми облаками шпили башен, и диковинные птицы с длинными хвостами парят под облаками. Но больше там никого нет. Все люди куда-то исчезли… Это был чудный сон, было жаль когда он кончился…


Виктор молчал несколько долгих минут. Кира сжалась внутренне, готовясь к хлёстким насмешкам. Но Виктор сказал надтреснутым голосом: - Этого не может быть. Виктория, это место… как бы тебе сказать… Я тоже видел его. Только не во сне. Я разговаривал с одним стариком на севере. Там есть долина камней. Чёрные обрушившиеся монолиты, этакий русский Стоунхендж. Я сидел там, медитировал. Старик подошёл незаметно и спросил… он говорил с сильным акцентом…


Спросил, ходил ли я на ту сторону. Я думал, что не понял его. Он повторил вопрос, и пояснил, что в долине есть выходы в другие миры. Небо затянулось тучами, сверкали зарницы и над долиной вдруг вытянулись две радуги – одна над другой. Свет, заливающий долину, был… неземной, нет, слишком банально, слишком тусклый и яркий одновременно.  Другой конец долины был почти не виден, и в то же время, каждая травинка была ярко освещена. Глаза ломило от света. Под нижней радугой облака словно лопнули, и я увидел шпили розовых башен и птиц, которых ты описала, и аромат роз – всё было… 


Я шагнул от своего камня вперёд, завороженный открывшимся мне видом, но старик удержал меня за одежду.
- Учись! – сказал он. – Терпи. Ищи.
Я зажмурился, и когда открыл глаза – в небе сверкали звёзды. На траулере уже ждали меня, я ушёл, не оборачиваясь. И знаешь, не думал, что когда-нибудь расскажу об увиденном. Ты – настоящая моя Любимая, если сумела шагнуть за грань моего мира, хотя бы и во сне.


Молчи! – он прижал палец к её послушным губам. – И не думай, что это был знак, я не стал фантастом, слишком много надо успеть сделать вот этим рукам и вот этой голове. Я не мечтатель, я хочу твёрдо стоять на земле. И я не истрачу свою жизнь на поиски терра инкогнита.  Вика, не смотри на меня так!
- Ты же всегда воспевал Красоту! И когда встретил совершенный мир, отступил, даже не пытаясь постичь его природу!


- Всё ништяк, незачем вообще париться, любимая! Не надо мне этого! Не заморачивайся! Иди лучше, чего-нибудь поесть сделай.
Кира с удивлением оглянулась, но ничего не ответила.
Больше разговоров на тему Розового города не начинали. Им обоим пришлось приноравливаться, чтобы избегать и других скользких моментов. Отчего-то присутствие Виктора тяготило Киру. Она не писала, понапрасну просиживая над открытым блокнотом.


Её стихи застывали в задымлённом воздухе в комнате с зашторенными окнами.  Виктор, сидя у компьютера, читал вслух отрывки из своих путевых заметок, и все истории казались ей придуманными. Она плакала, мучилась из-за неродившихся стихов, как никогда много курила. Благо Лауру бабушка увезла на море, и она не видела такую Киру.


- У меня новый проект! – заявил однажды Виктор, – Меня ждёт работа в столице. Уезжаю через неделю.
- И меня позвать ты не хочешь?.. – спросила Кира, кутаясь в плед. Её знобило и подташнивало. – Знаешь, у меня такое ощущение, что я скоро стану многодетной матерью.
- Вот как? – беззаботно спросил Виктор, рука его порхала у мольберта, он писал портрет Киры и не позволял ей заглядывать в незаконченную картину. – И почему?


- Мне кажется, что у тебя будет ребёнок…
- Мне кажется, это поспешное решение, – тон его почти не изменился, но Кира кожей почувствовала ледяной взгляд.
- Хорошо, – тусклым голосом отозвалась она, – Мне и Лауры хватает.
- А со мной в никуда тебе ехать незачем.  Обустроюсь немного, приглашу тебя. Походишь по магазинам, развлечёшься…


*  *  *
Осенний дождь с ненавистью полоскал окно, стёкла чуть дрожали. Лаура не отрываясь, смотрела на экран монитора, работала над рефератом. Кот Дымка пытался извлечь морскую свинку из клетки, но плюшевая лапа застревала меж прутьев. Кира укутавшись в плед, лихорадочно писала. Поэма просто лилась с кончика ручки. Остановившись ненадолго, Кира перевела взгляд со страницы на стену. Кира в красном пальто и с размазанно-красными губами, стремительно двигалась сквозь туман бледных лиц других людей.  «Она в Париже» – так Виктор назвал картину.


Когда он вручил её Кире, она сказала: «Совсем непохоже!» И рассмеялась. Виктор вспылил: – Ты ничего не соображаешь в искусстве! Я изобразил тебя Истинную, а не то, что видит толпа, не то, что ты видишь в зеркале и пачкаешь косметикой! Дура!
Картина осталась, а он ушёл. Потом вернулся, потому что Кире страшно хотелось его объятий, и она просила прощения по телефону.


- Мам! Тебе электронка! – сообщила сонным голосом Лаура и потянулась, зевая.
- Виктор?!
- Не-а! Из какой-то галереи… А я спать иду…
Кира с трудом сдерживая торжество в голосе, позвонила матери: – Мам, Лауру возьми на недельку, я в столицу уезжаю. Да нет! Мои картины, ну то есть, и меня приглашают. Это очень престижно! Вряд ли! Скорее всего, я с ним не встречусь. Хорошо. Да. Нет, не в гостинице, меня музейщики устроят на квартире. Угу.


Положив трубку, Кира вытащила сигарету из пачки, потом смяла и ту и другую, швырнула на пол и, опустившись на ковёр, заплакала. Долго ни о чём говорила по телефону с несчастной Настей, пообещала ей что-то, тотчас забыла, позвонила на вокзал.


*  *  *
- Ты это нарочно? Ты специально это делаешь?! – лицо Виктора за чёрными очками свело судорогой ярости. – Сначала стихи, теперь это… эта мазня! – каталог Кириных работ шлёпнулся на пол. –  Ты что, спишь со всеми подряд, лишь бы пролезть в известные?! Лишь бы доказать, что ты талантливей меня?!
- Ты сам создал меня, – ровно ответила Кира, – Ты всё время говорил о красоте, о совершенстве, о стремлении вверх. Мне казалось, ты будешь гордиться мною… Знаешь, после аборта, произошло то, что называется замещением…


Мозг готовился к появлению ребёнка, ну а после… операции, я взяла в руки твои краски, кусок картона и всё… Не могла остановиться… Рисовала и рисовала… Образы сами рождались вместо ребёнка. Раз за разом, я его рожала и рожала… Десять лет подряд… Нет, уже одиннадцать. Эти странные люди… звери… цветы и города… вместо одного ребёнка…
- Заткнись! Замолчи! Ты не вызовешь у меня чувства вины! Нет, нет, и нет!
- Что ты беснуешься?  – Кира коснулась его руки и отдёрнула пальцы. Сквозь чёрную кожу пальто она почувствовала неукротимую дрожь человеческой кожи.


- Скажи, ты принимаешь наркотики? – прошептала Кира, невольно отступая от Виктора. – Ты это делаешь? Давно?
Дрожание рук, резкая смена настроений, глаза, стыдящиеся солнечного света. Давно оставив игры света, в иных скитается мирах… – сообщила гадальная верёвка. Это могло обозначать только одно.
- О, Боже! – промолвила Кира, прижимая пальцы к губам, страх облил её волной паники.


- Как вы все глупы! – прокричал Виктор, – Мелкие людишки с мелкими помыслами! Да мне наплевать на всю твою писанину и мазню! Наркотики! Наркотики! О чём ты ещё могла подумать? Ты же – дура! Есть в мире ТАКОЕ, что ваши идиотские наркотики никогда не могут дать человеку. Валяй! Пиши! Рисуй, как ты сама говоришь! А я стал ДЕ-МИ-УР-ГОМ! Да, я создал мир! Настоящий! И я могу попасть туда, когда захочу! Только я не хочу пока…  Потому что… Да! Боюсь! А кто бы не испугался, став Богом? Кто бы не испугался, увидев мир, сотворённый его мыслью?


- Не кричи, соседи услышат, – Кира отступила к столу и, прижавшись к нему спиной, незаметно схватила «сотовый». Успокаивающая прохлада корпуса дорогой игрушки позволила расслабиться.
Виктор вдруг рухнул на колени и подполз к Кире: – Девочка моя, ты – совершенство! А я запутался, я так запутался в этой жизни. Она так много обещала мне, но я никогда не успевал получить её дары. Мои стихи устаревали, прежде чем я публиковал их, мои картины пользовались успехом лишь у кучки исследователей, обожающих ярлыки.


Я сам стал объектом исследования в погоне за славой, я распылился, распался на атомы, мечтая стать вторым Леонардо! Теперь я знаю, настоящим было то приключение… видение в долине камней, но я не прислушался… я испугался будущего знания, грозившего обрушиться на меня, я испугался ответственности, аскезы в конце концов…


А потом пришли Они… Говорят, Они боятся воды, ничего подобного, им не страшны никакие расстояния и препятствия.  – Голос Виктора понизился до шёпота, – Там, на траулере, ночуя под открытым небом, я слышал Их голоса, слушал Их песни. Они завораживали. Удивительно, но легенды не всегда врут. Представляешь, милая, Они приходят только, если ты действительно сам пригласишь Их. Лишь когда нестерпимым становится Их голод, они прибегают к запрещённым приёмам.


Но и в этом случае, человек ловящий Их  радиопередачу, загипнотизированный пресловутым двадцать пятым кадром, фанатеющий от подготовленной Ими поп или рок-группы, сам призывает Их…  Как и я… Я хотел создать свой мир, и они дали мне Знание… Виктория, я подарю тебе этот мир… Только с тобой вместе я могу низринуться в него… Ты моя… Мы вместе… Виктория! Вместе!.. – голос его упал до хриплого полушёпота… – С тобой хоть в Ад! Мой собственный…


- Нет! – голос Киры прозвучал резко, она сорвала большие чёрные очки с любимого некогда лица и поразилась его бледности. Под глазами пролегли синие полукружия. В чёрных невероятно расширенных зрачках метались отблески кровавого пламени. – Я – не Виктория! Я – Кира! Уйди, оставь меня! Сейчас же! Наркоман чёртов! Пошёл вон! Ты мне не нужен, я… Я вызываю милицию! – Кира сорвалась на визг, она уже не контролировала себя. Она тыкала обломанным ногтем в кнопки телефона, не видя, как захлопнулась дверь за Виктором, и из подъезда протянулся шлейф холодного воздуха.


*  *  *
…Ты дал мне имя, и я с гордостью носила его. Ты показал мне свет, и я летела к нему, впитывая красоту каждой клеточкой, я многому научилась, чтобы ты мог гордиться мной, и я пошла бы с тобой, на край света… Ты любил красоту, но в тебе самом никогда не было света, раньше я этого не понимала. Теперь ты полон тьмой, а во тьму я идти не хочу! – писала она, вкладывая патетику в уста своей героини.


*  *  *
Лунный свет заливал спальню Лауры. Она снова уснула в наушниках. Кира постояла у постели дочери, раздумывая, не снять ли, потом, вспомнив себя двадцатилетнюю и казавшуюся столь назойливой заботливость матери, махнула рукой. В стекло негромко постучали. Кира вздрогнула, подошла к окну, шутливо погрозила ветке клёна, царапающему раму.  Поцеловала дочь и вернулась к компьютеру. Роман о танцовщице рождался, словно сам собой.


В стекло снова постучали. Лаура не открывая глаз, подошла к окну.  Хотя последняя композиция в плеере давно отзвучала, девушка наушников не вынимала. На ощупь нажала enter и repeat, закачалась в такт перед слабо освещённым окном. С другой стороны окна в завораживающем танце кружился крупный нетопырь, отблески кровавого пламени блестели в чёрных зрачках.

Неактивен

 

#2 2007-11-24 17:53:50

Ольга Чибис
Редактор
Зарегистрирован: 2007-02-18
Сообщений: 306

Re: Он дал мне имя…

Мне показалось, немножко затянуто. Возможно, дело в разбивке - все эти пустые строки как-то скрадывают структуру, переходы от одного ключевого момента к другому. 

Вот эта фраза непонятна: "Лауре десять, скоро ей будет шестнадцать, а Кире – тридцать четыре". Кире сейчас 34 или будет скоро?

А вот это: "Уродству не место на Земле! Здесь слишком тесно для всех", - почему-то заставило меня подумать, что дело происходит в далеком будущем, когда Земля переполнилась и большинство людей переселилось на другие планеты. smile1 Но это мое личное.


Ольга Чибис
Платон мне друг, а истина относительна.

Неактивен

 

Board footer

Powered by PunBB
© Copyright 2002–2005 Rickard Andersson