Форум литературного общества Fabulae

Степь цвела. В этих краях наступило самое прекрасное время года, когда молодая весна, отвоевав мир у состарившейся зимы, не спешила уступать место пока еще дремавшему лету. Нежно касаясь земли своими босыми ногами, она бесшумно бродила по свету, раскрашивая холмы и поляны зеленью травы и пестрым разнообразием живых цветов. Не скупясь, весна открывала кладовые, где хранилось множество красок самых разных цветов и оттенков, и, зачерпнув их своими прозрачными ладонями, щедро украшала полученное в наследство от зимы унылое однообразие. И тогда разливалось по пологим склонам высоких курганов бело-желто-голубое море, и колыхалось оно на ветру, переливаясь узорами, переплетались между собой хрупкие стебли, тихим шепотом новорожденных листьев признаваясь друг другу в любви. В поймах синих рек, обведенных широкой ярко-зеленой полосой тугаев (1), «новым снегом» расцветала дикая вишня, набухали, наливались жизнью почки старых деревьев и даже давно замшелые пни покрывались наивными побегами зелени. Пропитанная влагой дождей и талого снега равнина тонула в красных полях тюльпанов, которые, начинаясь у одного края земли, сплошным ковром тянулись к другому, сливаясь там с высоченным безоблачным небом, в хмельном воздухе которого стоял горьковатый запах дикого меда и витал сладкий аромат любви. Порхая с цветка на цветок, наслаждались весной легкомысленные бабочки, треща разноцветными крыльями, носились беспечные стрекозы, недовольно глядя на них, жужжали-ворчали трудолюбивые пчелы. И весеннее солнышко, лучи которого еще не набрали жгучей силы лета, игриво ласкало цветущую степь, и, любуясь ее юным великолепием, не спешило выжигать созданный весной шедевр.
     В общем, степь цвела, и для любого кто знал, что такое степь, этим все было сказано. Ведь даже старые воины, глаза которых видели сотни смертей, и от этого сердца их покрылись непробиваемой холодной броней безразличия к жизни, и те, оказавшись среди всей этой красоты, не могли не замедлить ход коня, чтобы насладиться красотой весенней степи, вдохнуть израненной грудью ее напоенный запахом тысяч трав воздух. Вот и Спаргапис, стремительно влетев на вершину высокого кургана, неизменно натягивал поводья, останавливая коня, и с замиранием сердца устремлял восхищенный взор в разноцветную даль, туда, где вдалеке, размытой зеленой полоской уже виднелись прибрежные заросли великой реки. Правда, на этот раз юношу интересовали не только степные красоты. Внимательным взглядом цепляясь за каждый холм, изучая каждый бугорок, он надеялся встретить в этой нескончаемой дали, увидеть край которой было не под силу даже высоко парящим птицам, хоть какие-нибудь признаки человека. Подуставший за два дня конь, радуясь недолгой передышке, вытягивал длинную шею, торопясь выхватить из густого зеленого ковра особенно приглянувшиеся цветочки. Но Спаргапис, опять не обнаружив того, что искал, недовольно дергал поводья, и, присмотрев неподалеку еще один высокий курган, с вершины которого можно было обозреть степь на несколько фрасахов вокруг, вонзал пятки в бока животного.
     И так продолжалось с самого рассвета, а ведь горизонт уже начинал темнеть, извещая мир о скором закате. Да и вчерашний день не сильно отличался от нынешнего, так что Спаргапис уже начинал злиться, видя причины своих неудач в проделках злых помощников Ангромайнью.  «Ничего. – Временами успокаивал он сам себя. – Тот, кто никогда не отчаивается и не спешит сдаваться под напором неудач, всегда рано или поздно получит награду». И как будто в подтверждение этого закона жизни, едва замерев на вершине очередного кургана, Спаргапис увидел тонкую струйку дыма черной извилистой полосой разрезающую пополам безоблачное небо. Вот оно, наконец-то! И подбодрив коня легким похлопыванием ладони, Спаргапис помчался к затерявшейся в бесчисленных складках степи стоянке человека. Иногда он останавливался и, слегка тревожась, торопился отыскать взглядом пляшущий в небе столб дыма. Уж не ошибся ли он? Может, сморенный бессонной ночью, он увидел то, что хотел, а не то, что было на самом деле? Но нет. Теперь уже, приглядевшись повнимательнее, Спаргапис различал покатые крыши юрт, притаившихся в тени глубокой лощины, и тонкую едва заметную полоску небольшой реки, которая, извиваясь между курганами, широким полукругом огибала стоянку и спешила принести свои воды в дар великому Араксу. И окончательно убедившись в своей правоте, Спаргапис огласил окрестности громким воплем дикой радости и быстро погнал коня вперед, упиваясь стремительной скачкой и наслаждаясь пронзительным свистом бьющего в лицо ветра.
     Уже два дня Спаргапис находился в пути, из края в край бороздя дахью Кирдерея в поисках намана «белобрысого Фарнуха», что обитает недалеко от берегов Аракса. И вот просьба его царственной матери – разыскать и как можно быстрее доставить в ее шатер некую Заринку – скоро будет выполнена. Даже если это не те, кого он ищет, теперь уже поиски будут недолгими – соседствующие между собой наманы из одного занту всегда знают, как найти друг друга среди степи, в которой не существует дорог и указателей. И сейчас, приближаясь к обнаруженной стоянке, Спаргапис радовался тому, что его невольная прогулка подходит к концу, и, вспоминая обстоятельства ее начала, не переставал удивляться самому себе. Ведь всего какой-то месяц назад любая просьба Томирис обязательно приводила к ссоре, и рассерженная царица выговаривала своенравному, непокорному сыну много неприятных обидных слов. А тот, не оставшись в долгу, стрелой уносился в степь и до полусмерти загоняв там коня, неизменно оказывался в дахью Фрады, где в компании веселых друзей и легкодоступных девиц старался забыть о случившемся.  Но теперь все было по-другому, и удивленный Спаргапис сам не мог вспомнить, когда и с чего начались эти перемены. Да и не хотелось ему копаться в причинах, он просто радовался наступившему в их отношениях миру, пусть и такому хрупкому, но все же миру. И особенно он радовался тому, что Томирис перестала дурно отзываться при нем о Фраде и не пыталась больше запретить Спаргапису бывать в его шатре. Теперь наоборот, узнав о том, что Спаргапис в очередной раз собирается в гости к лучшему другу, Томирис давала сыну наказ передать Фраде ее наилучшие пожелания, а несколько дней спустя, когда Спаргапис возвращался в родной наман, первым делом царица спешила осведомиться, как там поживает столь уважаемый ею Фрада. И хотя Спаргапис по-прежнему предпочитал беседе с матерью охоту с разгульными друзьями, и не стал чаще бывать в шатре Томирис, все же, когда два дня назад царица позвала его к себе и вежливо попросила выполнить ее просьбу, Спаргапис, хоть и не особенно обрадовался, но решил не отказывать, дабы не испортить идущие на лад отношения. Да и заговорчески-загадочный тон Томирис, которым она доверительно поведала сыну о том, что не может поручить столь серьезного дела простому гонцу, ибо лишние люди не должны знать об этом, сделал свое дело. И вот, два дня спустя усталый конь, выдавая все, на что был способен, нес Спаргаписа к пяти юртам, затерявшимся в степи в одном дневном переходе от Аракса.
     Пригретая теплым весенним солнышком, разомлевшая под его ласковыми лучами, стоянка предавалась ленивому сну и казалась необитаемой. Даже скотины не было видно. Только один единственный стреноженный конь прыгал по склону шагах в двадцати позади юрт. Да еще разложенный в неглубокой ямке костерок, в котором едва теплилась жизнь, как бы говорил случайно забредшему сюда путнику: «Не проезжай, есть здесь люди, есть». Низко над костром, крепко ухватившись за врытую в землю медную перекладинку, висел закопченный котел. Неприкрытый крышкой, он сердито дымился, а бурлящая в нем похлебка, оставшись без присмотра, то и дело перепрыгивала через заляпанные жиром края, и подернутые белым пеплом красноватые угли обязательно встречали такое поведение недовольным шипением. Всего месяц назад голодавшие массагеты чтобы накормить детей варили в своих котлах белые кости давно истлевших животных, теперь же, после набега на несчастных маргушей, в тесных стенках котла толкались большие куски жирного мяса.
     Видимо услышав топот одинокого коня, из самой большой юрты, стены которой когда-то были белоснежными, вышел мальчик лет восьми в такой не по росту длинной рубахе, что из под нее сразу же начинались сапоги, на которых не было ни одной пылинки. Закатные выше локтя рукава открывали загорелые пухленькие ручки, которые, судя по всему, никогда не видели тяжелой работы. А то, как внимательно мальчишка осматривал незваного гостя, и, картинно хмуря маленькие брови, не спешил здороваться первым, подсказало Спаргапису что это надменное юное создание ни кто иной, как сын главы намана белобрысого Франуха. Спаргаписа развеселил вид этого «хозяина степей», который, стараясь нагнать на себя важности, явно подражал кому-то из взрослых, грозно постукивая по мягкому голенищу сапога маленькой, сделанной специально для ребенка, камчи (2).
     - Здравствуй, хозяин. – Решив подыграть мальчишке, который и не думал, что перед ним может оказаться не простой кочевник, а сын царицы и вождь большого племени, Спаргапис заговорил первым. – Да будет над твоими юртами всегда ясное небо, и пастбища твои пусть зеленеют травой. Не подскажешь ли мне, где здесь найти наман Фарнуха?
     - Ты уже нашел его. – Ответил мальчишка, тоном и видом своим давая Спаргапису понять, что, ответив на его вопрос, он оказал незнакомцу невиданную честь. Спаргапис едва сдерживал смех.
     - А где же сам хозяин? Мне нужно его увидеть.
     - Легче будет бурдюком вычерпать Аракс. – И, не меняя царственной позы, мальчишка махнул рукой куда-то в сторону реки. – Отец и все мужчины погнали стадо на дальние пастбища. Туда больше дня ходу. Но на таком никудышнем коне, как твой, все четверо добираться будешь.
     - Жаль, видно не получиться с ним повидаться. – Поглаживая гладкую шерсть коня, одного из самых выносливых и быстрых во всей степи, Спаргапис сокрушенно покачал головой. – А Заринка, случайно, не с ним?
     - Нет. Она там, у родника. – Услышав это имя, мальчишка, сам того не замечая, скривил кислую мину. – Но лучше тебе напиться бараньей мочи, чем разговаривать с ней.
     Спаргапис удивился такому предложению, но особого внимания на него не обратил.
     - Что ж, спасибо за теплый прием, радушный хозяин, но, извини, посетить твою юрту не могу, не настаивай. Я не устал, так что не надо заботиться обо мне, да и мой никудышний конь не заслуживает водопоя. – Мальчишка явно смутился. Ведь не пригласить посланного небесами гостя к своему очагу, чтобы предложить отдых и пищу и расспросить его о дороге, было проявлением невоспитанности, и сказанные Спаргаписом слова явно задели мальчишку за живое. Но он быстро взял себя в руки и легким кивком головы соизволил простить «невежественного» гостя за сказанную дерзость.
     Обогнув выстроенные полукругом юрты, Спаграпис направил коня к ближайшему холму, приютившему на своей вершине небольшой родник, ледяная вода которого, взбивая фонтанчики золотистого песка, вырывалась из тесных объятий земли и, весело журчащим ручейком сбегая по обрывистому склону, вливалась в небольшую речушку, шагов десять шириной. Зажатая с двух сторон почти вертикальными стенами подмытых весенним паводком курганов, огибая гладкие, блестящие валуны, местами перепрыгивая через них, река охотно играла с солнечными лучами, сверкая под ними своей прозрачной синевой. Однообразие песчаного берега то и дело нарушалось пробивающимися сквозь мокрый песок верхушками камней, отполированных ветром и водой до такой степени, что устоять на их скользкой поверхности было просто невозможно.
     Почувствовав запах воды, конь рванул вперед, так что Спаргапис едва сумел остановить его перед самым обрывом, рыхлый склон которого хранил следы босых пяток. Взглядом отыскивая место, где спуститься к реке было бы удобнее всего, Спаргапис увидел необычную для него картину и заулыбался. В двух шагах от воды, накрывая собой большой кусок берега, раскинулась гигантская кожа, которая, судя по затасканному виду, совсем еще недавно устилала пол одной из юрт. Несколько камней прижимали к земле ее обшитые жилами неровные края, по гладкой мокрой поверхности небольшими кучками был рассыпан песок, а в самом центре начищенной до блеска медью краснел скребок с длинной задранной вверх ручкой. А чуть в стороне, сверкая на солнце мокрым нагим телом, которое то и дело сотрясалось мелкой дрожью, охая и жалобно причитая при каждом шаге, гнала себя на середину протоки тоненькая, как тростинка, девчушка с большим тонкогорлым кувшином в руках. Добравшись до места, куда не доплывали взбаламученные ее шагами грязно-зеленые пряди прибрежного ила, девушка опустила кувшин в воду, и часто дергая погруженными в воду коленками, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, стойко ждала пока сосуд наполниться водой. А потом, обеими руками крепко ухватив горло отяжелевшего кувшина, аккуратно ступая по скользкой подводной гальке, она заспешила выбраться на берег. Выйдя из воды, девушка тут же избавилась от своей ноши, и, рыча, как раненный зверь, запрыгала на месте, в струнку вытянув замерзшее тело, после чего принялась растирать маленькими ладошками посиневшие от холода ноги. Немного согревшись, она подхватила с земли кувшин и, равномерно расплескав воду по всей шкуре, опустилась на колени, вооружилась скребком и принялась изо всех сил своих тонких ручонок растирать песок, напрягая при этом каждый мускул хрупкого тела. Она была так увлечена своим занятием, что даже не заметила стоявшего в двадцати шагах от нее Спаргаписа. А тот, опасаясь, что ржание коня может все испортить, аккуратно теребил его мохнатую гриву, и с удовольствием любовался ничего не подозревавшей девчушкой. Слегка насмешливый взгляд нежно гладил черные кудряшки волос, которые девушка, чтобы не мешали, подобрала на затылок и закрепила там длинной костяной заколкой. Потом он скользил вниз по тонкой изящной шее, по хрупким плечам с едва заметными следами первого весеннего загара, задерживался на маленькой груди и напряженных бусинках, торчащих посреди небольших темно-коричневых кругов, гладил плоский живот, и, чувствуя, как сладко замирает душа, спускался еще ниже. А когда, в очередной раз подхватив пустой кувшин, и внутренне сжимаясь в ожидании предстоящего испытания, девушка снова направилась к воде, Спаргапис долго не мог оторваться от изящно выгнутой спинки, измазанных песком маленьких круглых ягодиц и длинных стройных ножек, покрытых крупными точками мурашек.
     Но как ни нравилось Спаргапису это зрелище, стоять здесь вечно он не собирался.
     - Так ты и есть Заринка? – Привычный к степному бездорожью конь без труда преодолел крутой обрыв и вынес хозяина к реке, замерев в одном шаге от аккуратно свернутого платья девушки. А та, вскрикнув от неожиданности, выронила наполовину заполненный кувшин и, двумя руками обхватив озябшие плечи, поспешила сесть в воду. Спаргапис, часто проводя время в шатре Фрады, привык сталкиваться там с голыми девицами, которые украшали каждое гулянье его друга, и, находясь в толпе разгоряченных веселым дымом мужчин, не только не стыдились своей наготы, но иногда принимали такие бесстыдные позы, что даже сам Фрада заливался краской и терялся от смущения. Потому такая реакция девушки на его неожиданное появление несказанно удивила и даже немного смутила молодого вождя. Заринка же, сидя по грудь в воде, покраснела до корней волос и, глядя на юношу круглыми от испуга глазами, пробормотала первое, что пришло ей в голову:
     - У меня из-за тебя кувшин уплыл. – Хотя кувшин сейчас волновал ее меньше всего.
     - Ничего, я тебе другой подарю. – Эта ситуация веселила Спаргаписа и теперь, видя полную растерянность Заринки, он собирался насладиться своим положением и вдоволь поиздеваться над загнанной в ловушку девушкой. Он прекрасно знал, что такое весенняя, накормленная талым снегом река, и понимал, что долго в ней девушка не высидит. Уже сейчас было видно, как дрожат ее хрупкие плечи, и даже находясь в нескольких шагах от Заринки, Спаргапис слышал стук ее зубов. И решив немного ускорить ход событий, Спаргапис добавил с самым невинным выражением лица, которое только был способен изобразить. – Да ладно прятаться-то. Я здесь уже давно стою.
     От накатившего на нее волны стыдливости Заринка закусила губу. Осознав всю безвыходность своего положения и то, что от этого наглеца пощады ждать бессмысленно, она решила сдаться и, как могла прикрываясь руками, побрела к берегу, дрожа всем телом и с трудом переставляя закоченевшие ноги. Выбравшись из воды, девушка торопливо засеменила к лежащему на песке платью, радуясь скорому избавлению. Но останавливаться на этом Спаргапис не собирался. Когда чтобы добраться до своей одежды девушке оставалось сделать пару шагов, он, изо всей силы сжимая коленями конские бока, свесился к земле и, подхватив платье, с легкостью вернулся в прежнее положение. Замерев в шаге от него, девушка чуть не заплакала от охватившего ее отчаянья.
     - Отдай. – С трудом сдерживая слезы, попросила она. Но Спаргапису это нравилось все больше и больше.
     - А ты сначала руки опусти.
     Это и стало той каплей, которая рано или поздно переполняет любую чашу терпения, выплескивая через ее края бурный поток ярости. Вот и сейчас во влажных от слез глазах Заринки запрыгал недобрый огонек, но, увлеченный своей игрой, Спаргапис даже не заметил этого.
     - Отдай по-хорошему!!! – Тон Заринки был не злобный, не угрожающий, но твердый и решительный.
     Видя, что слова на этого наглеца не очень-то действуют, Заринка как бы в подтверждение своей просьбы протянула к платью левую руку и, оставив открытой возбужденно дрожащую грудь, выжидающе замерла в такой позе. Но мгновенье спустя, воспользовавшись тем, что Спаргапис отвлекся на созерцание ее прелестей, девушка правой рукой выхватила из копны волос костяную заколку и вонзила ее в заднюю ногу лошади, вогнав по самую рукоятку. Причем сделала она это так молниеносно, что Спаргапис даже не понял, что произошло. Конь взвился на дыбы и, жалобно заржав, понесся вдоль берега, высоко подпрыгивая при каждом шаге и бешено дергая задними ногами. Не ожидавший такого поворота Спаргапис, забыв и думать о платье, попытался двумя руками ухватиться за развивающуюся гриву, но тут же подлетел высоко в воздух и рухнул на землю, больно ударившись головой обо что-то твердое. Кромешная темнота, которую сменяли яркие вспышки разноцветных огней, вот все, что видел Спаргапис первые несколько мгновений после падения. А когда, наконец, он смог сесть и, выплевывая набившийся в рот песок, оглядеться вокруг, уже одетая Заринка стояла в пяти шагах от него, гордо уперев руки в бока и выставив вперед правую ногу. 
     - Посмотрел? Понравилось? – Все также не злобно, но жестко спросила девушка. – Поднимайся к юртам, я тебе кровь остановлю.
     Увидев, как его обидчица спокойно удаляется с поля боя, Спаргапис рассвирепел и хотел было броситься вдогонку, но, поднявшись на ноги, тут же вынужден был присесть на корточки, обеими руками упершись в землю. Голова кружилась и звенела. Заринка тем временем поднялась по утоптанной тропинке и исчезла из виду. Прикоснувшись к саднящей правой брови, Спаргапис ощутил под пальцами липкую теплую жидкость, которая тонкой струйкой уже начинала стекать по щеке. Осторожно встав, он проводил взглядом уносящегося вдаль коня, который до сих пор не мог успокоиться, и, пошатываясь из стороны в сторону, побрел к юртам, где его уже ждала Заринка с маленьким кожаным мешочком в руках.
     - Ты хоть знаешь, кто я такой? – Рявкнул Спаргапис, подходя к девушке.
     - Конечно. – Не чуть не смутившись, ответила та. Вцепившись зубами в туго стянутый узел, Заринка пыталась развязать мешочек, и, засмотревшись на ее чуть приоткрытые алые губки, Спаргапис даже забыл о заданном вопросе. Но как только узел оказался развязанным, Заринка дополнила свой ответ. – Ты наглый и самодовольный болван. Садись.
     И она толкнула его в грудь. Не сильно, конечно, но еще не отошедшему от падения Спаргапису этого хватило, чтобы осесть на подкосившихся ногах и плюхнуться на землю. Подобрав подол платья, Заринка опустилась на колени между широко расставленных ног юноши, до середины обнажив при этом еще не высохшие бедра.
     - Болван, говоришь? Я сын царицы. – Выпалил Спаргапис и тут же сам понял, как глупо и смешно должно было выглядеть его пустое бахвальство в глазах Заринки.
     - Одно другому не мешает. – Пожала плечами девушка. Ее ладонь наполнилась сухой измельченной травой непонятного цвета и не очень приятного запаха, которую Заринка отправила себе в рот и стала старательно пережевывать, превращая в густую, липкую кашу.
     - Я, между прочим, из-за тебя коня упустил.
     - Ничего, я тебе другого подарю. – Выплюнув часть образованной каши на указательный палец, девушка взяла Спаргаписа за подбородок и, повернув его голову так, как ей было нужно, коротко скомандовала. – Не дергайся.
     Но как только тонкий девичий палец коснулся рассеченной брови, Спаргапису показалось, что кровоточащую рану обдали кипятком, а глаз сейчас разорвется и вытечет из глазницы. Зашипев от боли, он отдернул голову и Заринка, поведя тонкой линией брови, спросила самым ласковым тоном, как любящая заботливая мама спрашивает больного малыша:
     - Что, подуть царскому сыночку на ранку? – И скрипя зубами, Спаргапис снова подвинулся к ней. Но пытка продолжалась совсем недолго. Аккуратно размазав остатки вонючей каши вокруг брови, Заринка, чуть отодвинувшись, полюбовалась на дело своих рук и удовлетворенно кивнула головой. – Все. Теперь быстро заживет.
     Спаргапис с удивлением обнаружил, что боль быстро шла на убыль, и даже шум в голове почти стих.
     - Пока посиди так. Пусть подсохнет. – Командовала Заринка, завязывая волшебный мешочек. – Ну, рассказывай, каким благодатным ветром занесло к нам в наман сына царицы?
     - Моя мать велела доставить тебя к ней в шатер. – Спаргапис и сам подзабыл, ради чего он здесь появился. – И как можно быстрее. Так что собирайся.
     Удивлению Заринки не было предела.
     - Царица? Меня? А ты ничего не путаешь? Может, головой сильно ударился?
     Постепенно приходя в себя, Спаргапис решил, что пора этому издевательству положить конец. Что возомнила о себе эта дерзкая девчонка? Считает, что может разговаривать с ним таком тоне? Да еще после того, что сделала? Резким движением он нагнулся вперед, и, обеими руками обхватив талию стоявшей на коленях Заринки, дернул девушку к себе. Чтобы не упасть на Спаргаписа, Заринке  пришлось упереться в него локтями, и, обхватив руками шею, повиснуть не его груди. Их лица оказались так близко, что они почувствовали дыхание друг друга, и, замерев, Спаргапис поймал себя на том, что, забыв о мести, он любуется красотой ее удивительно синих глаз. И Заринка, удивляясь сама себе, вдруг поняла, что не вырывается из этих объятий, а наоборот, едва заметными движениями холодных ладошек нежно поглаживает мощную шею Спаргаписа. И в этот момент оба они услышали как часто и сильно забились два сердца, и оба испугались незнакомого щемящего чувства, которое сдавило их грудь.
     Но тут же все вернулось на круги своя. Если в первый момент, потянув к себе Заринку,  Спаргапис не на шутку испугался, что переломит ее пополам, такой тонкой, хрупкой показалась она ему, то совсем скоро в нем заговорило воспитание Фрады и руки сами собой заскользили по спине девушки вниз, обхватывая и с силой сжимая маленькие упругие полушария. Но в этот же миг острое жесткое колено Заринки уперлось Спаргапису между ног и легонько придавило к земле все, что под ним оказалось.
     - В-с-с-с! – Послышался жалобный стон, и руки Спаргаписа разжались сами собой. А Заринка вскочила на ноги и, отряхивая подол, заговорила спокойно, как будто ничего и не случилось:
     - Ну, побыстрей, так побыстрей. Пойду седлать коня. – И развернувшись, девушка зашагала к пасущемуся около юрт стреноженному коню, предоставив Спаргапису мучиться от боли в полном одиночестве.
     - Да что ж это такое? – С трудом вставая на ноги, сам с собой разговаривал Спаргапис. – Что за тигрица бешеная? Я же ей шею сверну, доиграется.
     Но стоило Заринке верхом на сером коне появиться из-за юрт, Спаргапис, увидев ее худую длинную ногу, обнаженную разрезом платья, тут же забыл обо всех своих угрозах. На ней уже красовалась легкая безрукавка, и черные кудряшки спрятались под аккуратной маленькой шапкой, а через круп лошади был переброшен толстый кожаный ремень, с одной стороны которого болтался мешочек с вяленым мясом, а с другой полный бурдюк воды. Одним словом, Заринка была полностью готова к дальней дороге.
     - Э-э-э, нет, так не пойдет. Слезай. – Скомандовал ей Спаргапис, видя, что на двоих остался только один конь. – Придется тебе пересесть. Я же сзади не поеду.
     - А при чем здесь ты? – Искренне удивившись, спросила Заринка. – Хочешь ехать, лови своего коня. И не дожидаясь ответа Спаргаписа, Заринка высунула маленький розовый язычок. – Б-е-е-е!!!.
     - Куда? Эй, стой. – Закричал ей вслед растерянный Спаргапис. Наблюдая за тем, как стремительно она уносилась вдаль, юноша даже потерял дар речи. – Вот… Ну… Ух… С-с-с… Что..
     - Я же тебе говорил. – Раздался за спиной взбешенного Спаргаписа голос мальчишки, с которым он разговаривал до встречи с Заринкой. – Лучше бы ты напился бараньей мочи.
     - Это уж точно. – Ни чуть не сомневаясь, согласился с ним Спаргапис.

     Заринка вернулась в юрты родного намана только шесть дней спустя, так и не поняв, зачем же она понадобилась царице. За все то время, что она пользовалась гостеприимством Томирис, та ни разу не заговорила с ней о чем-то серьезном. Так, болтали о всякой ерунде. На третий день на пороге царского шатра появился Спаргапис, но, едва увидев рядом с Томирис весело смеющуюся Заринку, злобно засверкал глазами и исчез, не пожелав даже поздороваться. Больше они не виделись, но через пару дней после своего возвращения, ранним заспанным утром выйдя из шатра, Заринка буквально натолкнулась на Спрагаписа, чуть не наступив ему на ноги. Сказать, что она удивилась, это значило не сказать ничего. Но вместе с удивлением девушку посетило еще какое-то чувство, не ведомое ей ранее.
     - Ты зачем здесь? – Стараясь скрыть свое смущение, спросила она.
     Спаргапис извлек из-за спины спрятанный там кувшин. 
     - Я же обещал тебе новый подарить.
     При воспоминании об обстоятельствах их недавнего знакомства по щекам Заринки пополз предательский румянец.
     - А я уже все шкуры постирала. – Сама не зная зачем, ляпнула она.
     - Эх, жаль, не повезло мне. – Не растерялся Спаргапис и они оба расхохотались.
     Так начал осуществляться хитрый план Гаубата. Но двое влюбленных не знали, что стали заложниками в большой игре, что для сильных мира сего их чувства были только аргументом в борьбе интересов. Да и слава всемогущему повелителю неба, что они этого не знали, и просто наслаждались друг другом, изо всех сил стараясь продлить короткие мгновенья столь редких свиданий, когда ночь пролетает, как один миг, про который ты вспоминаешь потом, томясь в долгой разлуке. Не знали они и того, что, преодолев уже «черную долину страданий» (3), к границам массагетских пастбищ приближалось возглавляемое Фарандатом посольство великого Куруш Бузурга, и чтобы достигнуть берегов Аракса, ему оставалось пройти не больше двадцати фарсахов.

1. Тугаи – густые прибрежные заросли диких деревьев и кустарников
2. Камча – плетка, которая у некоторых кочевых народов считалась символом власти
3. Черная долина страданий – так персы называли пустыни.