Форум литературного общества Fabulae

На похороны собрались почти все. Конечно, а хрена зимой дома-то делать? Детей только если, так их и так у каждого позавелось, что тех блох на псине, хорошо, если пальцев на руках-ногах сосчитать хватит. А уж как Гришке-беспалому, у него от левой – культя, да на правой – два пальца остались, креститься не может, боится. За старовера примут – и не откажешься, доказать-то можно только тремя перстами перекрестимшись, а где Гришке третий-то взять? В долг, что ли? Так кто ж даст. Так и не креститься, горемычный, и на исповеди ему сложно, особенно, как новый батюшка приезжает. Приезжает, конечно, не так часто, так ить у нас приход навроде ссылки для наказания. А наказывать, видно, многих надо, вот и меняют, что ни пять лет, то три. Нынешний что-то долго задержался, бают, сам напросился. Кто его знает. Может, натворил чего, пришлось сбегать, дело молодое…
Так вот на похороны-то собрались почти все. Ну то есть, не все, конечно, а почти все из тех, у кого зимняя одежка-обувка есть. А то какой же дурак по снегу босиком да в лаптях побежит? Нет дураков. А если и найдется – сразу ясно, кого следующего закапывать будем. А оно накладно как-то – помирать среди зимы. Тут же недавно коляды были, праздник, а на носу Крещение Господне, а там масленица… И так припасов бы хватило, а то еще на поминки расходы. И на три дни потом, и на девять, и на сорок, а на сорок уж совсем точно не хватит. Так что те, у кого зимних зипунов да валенок нет, али дыра на дыре сидят да плачут друг другу в плечо, те дома остались – жрать щи да храпеть в три дырочки, да еще полено в печку запихнуть, чтоб не шибко холодно было в хате. Конечно, понятно, корова в доме, свинки, от них тепло идет, но не очень-то, да и щи опять же холодными жрать – подависся. А подависся, опять же… Да и детишки померзнуть могут, а с перемерзшими потом что делать? Только на стенку заместо картины вешать.
По правде сказать, не так уж и холодно было. Снега много намело, так это ж давно было, в ту метель еще, когда Мишка заблудился, все уж решили, гамон Мишке, пить сели за помин души, а он вернулся, с волком под мышкой, приволок бедолагу – лапу отморозил волчара, так и остался у Мишки жить. Сбежит весной, как пить дать сбежит – оно ж сколько волка не корми, он в лес смотрит, да зубами щелкает.
Ну, сугробы большие были, а так – нормальненько, тепло даже, если в шубе, и небо хоть и в тучах, а без снега сверху, и ветер не шибкий. Чутка так поземку мел в поле, а так ничего. Даже и не мерзли особенно.
Священник, Нестор, нахлобучил рясу на меху, закрылся капюшоном, чтоб морда, значит, не отмерзла, это он молодец. Да только всегда ж говорили, раз сам попросился к нам – значит, малость того парень. Не в порядке с головой. Кто ж зимой Библию держит голыми руками? Может, конечно, не сподручно, варежками-то держать, книга – вещь деликатная, так ведь пальцы – тоже деликатные, почернеют да отвалятся, там уж не то что книжку – ложку не удержишь. Прочитал Нестор хорошо, аж на слезу пробило, и быстро, главное, уложился, и не торопился, все знатно этак и статно получилось. Только копальщиков жалко – долбили они долго на ветру, ну так и не глубоко ж продолбили, так, засыпать сверху, все одно снегом занесет. А весной уж поглядим.
Похоронили, закопали, бабы поплакали, скромно так, платочками утираясь. Женка поубивалась, как полагается, детишки попищали – как же им, сердешным, не пищать-то в сапожках на морозе, да пошли все на поминки. Да и немного-то набилось в хату – человек четырнадцать, али, сказать, семнадцать - все, считай, у кого зимняя одежка-обувка есть. Выпили с холода, закусили, шубы поскидали, валенки выстроили у печки, Ваньку кликнули, чтоб приглядел, а не углядит – в прорубь вкинут и вылезай как знаешь. А оно чего и вылезать-то уже? Так утоп – и утоп, а вылезешь, обморозишься, жив останешься – не рад будешь. Так что глядеть Ванька будет, как за родными детками не следит. А чего за ними следить – насмерть убиться, это навряд ли, а побьются смолоду – старше крепче будут.
Вот поскидали, значит, шубы, расселись, загомонили, новостями обмениваться зачали, Федота поминать, как он, смешной, на Покров с крыши чуть-чуть не сорвался. Веревочку к трубе примотал, чтоб не сдуло, и за эту-то веревочку и удержался. Трубу снес к чертовой маменьке, так труба-то по крыше катилась-цеплялась, и Федота медленно так и аккуратно и спустило на землю-мать. А уж как Федот мать поминал, пока вниз ехал. А всем смешно было, гадали, шарахнет его трубой сверху-то аль нет? Нет, увернулся, пережил. А вот тут поди-ка ты, пошел нужду справить, да поскользнулся, да замерз, так и помер не за что.
Не успели развеселиться люди, как Нестор поднялся. Батюшку все уважают, даже если он с придурью, как Нестор. Замолкли, слушать стали, человек ученый, может, скажет что хорошее.
Куда там!
- Ну, говорит, пока можно с вами о делах говорить, давайте обсудим, кто теперь Федотом будет.
А что обсуждать? Кто захочет – тот и будет. Что, дураков мало, что ли? Хату дают, от пошлин ослобоняют, от рекрутчины опять же, кормят – поют - одевают всей округой, никакой тебе работы, никакой тебе заботы. Только если ж у мужика зимняя одежка-обувка есть, так за ради чего ж он тогда в Федоты полезет, мил-человек? Что ж у таковских-то спрашивать, кто Федотом станет?
Объяснили это Нестору, вежливо так, без лишней ругани, все ж ученый человек, а он не успокаивается.
- Давайте, говорит, уважаемые, сами решим, кому помощь надо. К тем первыми и пойдем.
Ага. А нам же потом прочие дурачки бока и намнут, да шубы порвут. Нет уж. Пускай их завтра сами решают. Ударить в колокол по-особому, по-Федотовски, Колька-звонарь он умеет, сбегутся мужички и зачнут друг дружку по снегу валять. Кто победит – тот и Федот, тому почет и уважение, и остальные претензиев иметь не будут. Сами ж и проводят до церкви, и поздравят с новым имечком, и выпьют за победу и здравие нового Федота. А то кому первому предложить, кому второму. А как у нас в округе одних деревень шесть штук с половиной? Половина – это хутор Заезжего, приехал лет десять назад с семьей, осел там и ни-ни не появится в селе. Дело его. Не хочет – не надо. Так и не упомнит никто, как его зовут, Заезжий – и есть Заезжий. Приедет купить чего – знаем, что живой, значит, еще. А как зимой – так редко-редко приезжает, так до весны и гадаем – жив Заезжий али можно по весне идти дом на бревна разбирать? Уж больно красивые бревна, разукрашенные по-особому. Так нет же – приедет, гад, как оттепель придет, и все мечты порушит.
Так, говорю, в округе шесть деревень, да в самой меньшей мужичков за сотню будет. А во всех сколько? А сколько Федотами захочут сделаться? Вот завтра и увидим.
А пока сиди, Нестор, и не говори глупостев, и так знаем, что с придурью.
- До чего ж вы темные люди, - воздохнул Нестор. – Ничего вы менять не хотите.
А чего менять-то? Не мы выдумали – не нам менять.
В общем, озлились мужички, кто потрезвее был, схватили в охапку батюшку да вынесли от греха подальше. Нам же ж дальше жить вместе, покуда нового батюшку пришлют в наказание и ему и нам, а как в глаза батюшке смотреть, если ты ему в эти же глаза к примеру, бил? Когда мужик мужику – оно понятно, дело житейское. А батюшку трогать все-таки не можно. А никто догонять и не побег. Посидели еще, веселье восстановили, погомонили, за помин души все выпили-съели, чтоб Федоту на том свете хорошо было. Чтоб он обид на нас не держал.
А уж за полночь и расходиться начали. Кому далеко шагать – так те, конечно, заночевали в хате Федота. А кому близко, к примеру, в нашем же селе кто живет, а и большинство таковских, с зимней одежкой-обувкой, в селе и живет, те и разошлись.
Шли. Песни пели, обнямшись, поддерживали, значит, друг дружку, кто Федота вспомнит – слезьми обольется, кто вспомнит – смехом смеется.
А и заикал потом Боря, знатно, громко, из самого нутра заикал. Заплакал он, Федота вспомнивши. А и не поделаешь ничего – умер Федот, нового не нарекли пока, причитай - не причитай «Икота, икота иди на Федота», легче не станет. Так и икай, пока само не пройдет, или, к примеру, нового не нарекут.
Оно, конечно, Федотом быть хорошо. Без пошлин, на дармовых харчах. И день на день, конечно, не приходится. Бывает, что и днями никто по всей округе не икнет, тогда и завидки берут на Федота…
А как Федот ехал с крыши-то на Покров, когда там труба скользила-цеплялась, матерился, и икал на все село – от смешно-то было!